— В лагерь сейчас завозится оборудование для строительства жилых модулей.
— Зачем оно, кто будет в нем жить?
— Местные. Когда модули будут установлены, всех жителей деревни переселят в них.
— Это еще зачем? — Удивился новостям каждый присутствовавший при допросе.
— Вроде, для порядка. Говорят, что в лагере будет хороший контроль за всеми, и враждебные силы скоро останутся без пополнения людьми и припасами.
Кузнец присвистнул.
— Вон оно что! Всех под контроль хотят взять. Умно.
— Постой! — Вмешался Иван. — А если туда поставляется оборудование, то почему никто не видел ни одного грузовика летающего между мирами?
Все выставились на пленника.
— Так ведь оборудование в лагерь поставляется через портал.
— А! — Вслух догадался Себ. — Я понял, для чего нужен был генератор поля. А мы видели «туман» и деревья согнутые.
— Ну, да, в лагере стоит генератор поля, который открывает проход в мир, откуда приходит оборудование. — Подтвердил догадку Себа пленник.
— Становится все интереснее. Похоже, люди «сверху» всерьез взялись за нас, раз применяют не виданные до сих пор «штуки». Что еще творится в лагере, о чем мы можем не знать?
— Я, просто сержант, и особо не посвящен во все детали. Моя задача охранять прилегающую территорию в свою смену. Офицер мог бы рассказать гораздо больше меня.
— Офицеры покидают лагерь? — Спросил Кузнец.
— Пилоты вертолетов — офицеры.
— От этих лучше держаться подальше. А над тобой стоят офицеры, наверно? — Спросил Иван.
— Да, стоят. Но они по Уставу имеют право покинуть лагерь только в случае нападения на него, или при начале боевых действий на прилегающей территории.
Себ еле дождался окончания допроса. Профессиональный допрос, устроенный безбородым «безопасником» Кларксоном, после того, как Кузнец узнал все, что ему было нужно, заставил пленника рассказать обо всем, что напрямую не относилось к делу. Себастиен пожалел молодого человека, и был благодарен богу, что сам не находился на его месте.
Молодежь из любого мира, не понимающая до конца понятия «армия» или «война», относилась к ним, как к обычной работе. Вины молодого сержанта Маккинли не было в том, что он оказался в лагере. Ему предложили хороший заработок и прочие перспективы, на которые он купился. Была ли в его голове на то время мысль, что ему придется убивать или быть убитым самому? Вряд ли. Триста лет без войн начисто стерли из памяти человечества само понимание войны. В лучшем случае ее воспринимали, как масштабную полицейскую операцию.
За те три секунды, что понадобились уставшему Себу отойти в царствие Морфея, в его голове успела появиться мысль, о том, насколько легко, власти верхнего мира бросают людей на смерть.
Месяц прошел с того момента, как Орлик тайно вернул Джулию в отчий дом. От первоначальной радости встречи с родителями и родным миром за месяц ничего не осталось. Постоянные мысли о неизвестной судьбе мужа подтачивали радость от общества родных.
Джулия проведала родителей Себастиена буквально на следующий день, как вернулась домой. Мария, мать Себастиена, завидев невестку, в одиночестве подъехавшую к ним на повозке, чуть не испустила дух. Материнское сердце, наверняка уже предчувствовало, что с сыном что-то не так и дало сбой. Хосе отходил ее ключевой водой из колодца.
Джулия, как могла, успокоила родителей. Передала им некоторые вещи, которые успела захватить из дома. Вера девушки в то, что с Себом все в порядке, передалась и родителям. «Если я не буду верить в то, что Себ жив, то жизнь от этого легче не станет» — успокаивала саму себя Джулия.
Лишними, в крестьянском труде, руки никогда не бывают. Сестра Джулии, для которой сердечные переживания еще были делом далеким, была довольна тем, что Джулия разделила с ней её труд. А Джулия, напротив, готова была работать с утра до ночи. К этому ее стимулировало и желание того, чтобы быстрее шло время, и после полутора лет в городе, ей просто нравилось работать на свежем воздухе.
Девушка ловила себя на мысли, что чем бы она не занималась, через равные промежутки времени, она выходила на место, с которого был хороший вид на дорогу и всматривалась в горизонт, желая видеть идущего по ней Себастиена. И когда на дороге появлялось движение, в душе начиналось томиться ожидание, что приблизившись, это будет именно Себ. Но всякий раз это был не он.
В один из дней к ним во двор заехал почтальон и привез письмо от дуче, в котором была оговорена сумма, вырученная за сданное зерно и некоторую часть говядины. Деньги требовалось забрать в срок. Хуан собрался в город и Джулия напросилась с ним.
Скошенные поля золотились стерней от горизонта до горизонта. Кое-где, фермеры стаскивали волокушами солому на края полей и грузили ее в телеги. Огромные ометы, свисавшие с телеги до самой земли, были похожи на гигантских степных черепах, приводимых в движение лошадьми.
Джулия заметила, что картины сельской жизни, которые прежде она считала обыденными, недостойными внимания, а где-то даже и убогими, вызывали у нее теперь приятные чувства привычности, определенности и уюта. Отец ловил взгляды Джулии и незаметно улыбался в усы.
На дороге появились две черные конные фигуры. Джулия сразу обратила на них внимания.
— А кто это? Чего-то они не похожи на наших? — Спросила она у отца.
— Все верно, это не наши. Из верхнего мира прислали, присматривать за всем вокруг. Они, говорят, не подчиняются никому, ни дуче, ни шерифам.
— Они опасны?
— Пока не ясно, чего от них ждать. Слухи ходили, что они жестоко разогнали забастовку шахтеров. Но то слухи. В наших краях от них пока еще зла не было.
Всадники, тем временем, приблизились. Черные, как вороны, они одним своим видом заставляли испытывать тревогу. На их головах были одеты черные шляпы, с большими круглыми полями. Лицо закрывала до глаз черная ткань. Но светлые глаза, единственное, что выделялось на черном фоне, смотрели на всё, как зоркие ока карающей десницы.
Всадники и повозка поравнялись. Две пары глаз, выглядывающих из-под полей шляп, просмотрели насквозь Джулию и ее отца. Девушка даже зарумянилась. Всадники могли принять это за смущение девушки, но Джулия впервые, оказавшись в нижнем мире, почувствовала себя в опасности.
— Ух, какие неприятные эти «вороны». Давай обратно поедем другой дорогой?
— Как скажешь, дочка. — Согласился отец,
В столице нижнего мира, ничего не изменилось за время отсутствия девушки. Те же самые люди ходили по городу, занятые своими делами и заботами. Прачки носили белье в корзинах, сапожники чинили обувь, попрошайки подбегали к повозке с протянутой рукой. И только фигуры людей, затянутые в черный «футляр» вносили диссонанс в привычную картину города. Поток горожан, видимо, тоже опасался их и явно обходил стороной.
Возле здания городской управы было многолюдно. Фермеры, со всех уголков южной четверти приехали получить причитающиеся им деньги. Все окрестные кварталы были забиты повозками. В воздухе стоял сильный запах лошадиного пота.
— Дочка, подожди меня в телеге, а я пойду, встану в очередь. — Хуан затянул узду на тоненьком стволе молодого кипариса.
— Хорошо, пап, иди, подожду. Не беспокойся.
— Деньги получу, заедем с тобой на рынок, купишь себе чего-нибудь. Хотя… — Отец замолчал на мгновение, — тебя уже не удивишь этим.
— Заедем-заедем. Зря я что ли напросилась с тобой в город.
Отец поправили одежду, перепоясался заново, отер с сапог пыль и пошел в сторону гомонящей толпы. Джулия, предчувствие безделье на ближайшую половину дня, откинулась на ворох соломы, взяла в руки соломинку и принялась ее мусолить.
Повозки продолжали все прибывать. Горожане, которым пришлось пройти по улице сплошь забитой лошадьми, морщили носы и всячески выказывали недовольство причиненными им неудобствами. Джулии было плевать на них. Оставшись одна, девушка снова предалась мыслям о Себастиене. Внутри нее постоянно жило чувство, и оно особенно проявлялось в моменты одиночества, что она должна помочь мужу. Девушка не знала каким образом она могла это сделать, но ее совесть нет-нет, да и колола ее в самое сердце. В такие моменты Джулия готова была мчаться на помощь, но только где был Себастиен, она не знала, и саднящее чувство в душе приходилось поливать холодным здравомыслием.
От мыслей девушку отвлекло неприятное ощущение, что на нее смотрят. Джулия поднялась и осмотрелась. На противоположной стороне улицы стоял мужчина, одетый, как нищий. Джулия почувствовала, как на нее зыркнули из-под шляпы злые глаза этого человека. Мужчина еще мгновение буравил взглядом девушку, потом резко развернулся и пошел вниз по улице.
Неприятное чувство, оттого, что кто-то в нижнем мире желает ей зла, оставило осадок на душе. Джулия перебрала в уме все события прежних времен, и не могла вспомнить никого, кто мог стать ее врагом, кроме прежнего дуче. Но, как рассказал отец, Хорхе Мендеса сослали на самый северо-запад, в горные штольни. Может быть, это кто-то из его приближенных дружков, отлученных от богатств новой властью? Джулия постаралась выбросить из головы мысли о незнакомце, заменив их на мысли о муже.
Через пару часов она забыла о подозрительном незнакомце совсем. А еще через пару часов вернулся отец. Пояс на животе дыбился полным кошельком. Хуан постучал себя по выпуклости.
— Не зря мы поддержали нового дуче, он гораздо щедрее, чем Мендес. Ну что, поедем на рынок?
— Поехали домой, скоро вечереть начнет, хотелось бы засветло вернуться домой. — Джулия не стала рассказывать про незнакомца отцу, надеясь, что больше никогда не встретится с ним.
Столица растворилась в вибрирующем воздухе полудня. Лошадь шла по дороге, идущей среди оливковых рощ. Чтобы занять себя, отец рассказывал Джулии обо всех, порой совсем незначительных, событиях, произошедших в южной четверти за время ее отсутствия.
— В конце прошлого года, незадолго до Рождества, наш падре смог таки выклянчить у дуче денег на радио. В главной церкви установили микрофоны и в ночь, под Рождество началась трансляция рождественских песнопений и молитв. Все было хорошо, народ, кто имел радиоприемники, подпевал. Можно было сказать, что падре удалось приобщить технологии для своих проповеднических нужд, если бы у этой истории не было продолжения. Падре наш, как и всякий христианин, отметил Рождество настойками, какими причащал свою паству по пятницам. Совершенно не смысля в чужой технике, и будучи уверенным, что его никто не слышит, падре принялся распевать прямо в церкви сальные песенки, про одинокую вдову, про черноокую куртизанку и прочие непотребства, которые, как правило, не произносятся в церкви даже шепотом. Надо сказать, что это Рождество удалось у всех, кроме несчастного падре. Наша мать, едва забрезжило утро, заставила меня везти ее в столицу, чтобы узнать, чем закончится дело. — Хуан замолчал. — Вот такие дела.