С порога меня встретил безоблачный день с высоким небом. Я сел на скамейку в тени. Из окон слышался смех. Трещали крышки чемоданов и шкафов. Ребята укладывались. По кольцевому шоссе грохотали грузовые машины. Плыл зной, смывая утреннюю прохладу. Под ногами топорщилась стриженая травка.
Я раскинул руки по спинке скамейки и глазел по сторонам. Я не сомневался в себе. Мои мышцы были хороши, как никогда. И я радовался своей силе, собранной в срок.
Чуть знобило от возбуждения. Я сложил руки за головой. Напрягся в жгут. Мышцы на плечах сжимали голову. Кожа пахла студеной водой. Я зашептал, как в детстве: «Мышцы, мышцы, не подведите меня сегодня. Наш день, други! Потрудитесь, сколько я вас выхаживал! Ну, дорогие мои?!» Рассмеялся — и мышцы распались в безвольную однородную массу.
Лениво проплыл конный полицейский патруль.
Перед завтраком я еще раз заглянул в комнату. Проглотил витамины. Решил, что после соревнований всю эту химию выброшу в окно.
Постоял, размышляя о Кузьмине, Хэйдоне, хорошем утре.
По дороге в столовую подумал, что для меня поражение Кузьмина вообще-то не новость. Припомнил, как за неделю до отъезда на Олимпийские игры мы шли с Дедом по Арбату. Нас захватил ливень. Мы стояли под крышей дома и ждали. Я вертел головой и с удовольствием разглядывал дождь, дома и людей.
Дед тронул меня за плечо и сказал: «Смотрю на людей, и так хочется, чтобы кто-нибудь обернулся. Взял за руку: «Верно, устал, приятель?» Чтобы в самую душу загреб. Щемит у меня там что-то».
А потом буркнул мне: «Отстань». И двинулся напролом.
Я долго смотрел вслед. И тогда еще понял, что Кузьмин может проиграть. Победители говорят по-другому...
Я неожиданно вспомнил о записке Кузьмина, переданной мне врачом. Развернул скомканный листок.
«Боря, я не силен в литературе. Но однажды ты здорово сказал: «И ты оттолкнешь те руки, которые попытаются тебя удержать». Кажется, так?
Да, Боря, оттолкни руки, которые указывают благоразумный, но трусливый выход. Мне было трудно помочь Бубнову. Очень. Зато Хайн не выиграл.
Ломай Хэйдона в жиме. На словах все страшны. Лэм — лисица. Работай чисто, и ему ничего не останется, кроме вежливых улыбок.
В тумбочке мои бинты и термос. Возьми.
Кузьмин».
— Спасибо, Дед, — прошептал я, пряча записку. Солнце хозяйничало в небе. И день стоял, распятый лучами. И сила заливала меня.
1964 г.
Судьба тяжелая , как штанга
Страховой договор
Эти профессиональные спортсмены недолго могли пользоваться силой своих рук и ног. Чрезмерно развитая сила пожирала самое себя: они преждевременно старились и умирали.
Л. Фейхтвангер, Успех
Старая, изъеденная ржавчиной штанга. Она лежит на стальных подставках. Чуть ниже плеч.
Разболтанные диски не слушаются. Надеваются с трудом. Гремят. Раскачиваются. Поэтому я затягиваю их замками.
Сжимаю гриф ладонями. Круглый, гладкий гриф. Он свободно проворачивается. И насечка не впивается в кожу. Ее просто нет. Она уже давно стерта руками.
Я знаю: старый металл иногда лопается. Редко, но это бывает. Вес на плечах — и вдруг: трах! Все летит к черту. И переломленный гриф, и ты.
Опасно ли это? Если повезет, совсем нет. Если повезет...
Новая штанга — деньги. И поэтому старая будет здесь, пока что-нибудь не случится. С нею или с нами.
Наклоняюсь. Гриф за головой. Касается моих плеч. Холодный. Жесткий.
Так надоели приседания! И так устал! Вот и не спешу.
За окнами — голубое небо. Плывут тонкие белые борозды. Раскачиваются верхушки деревьев. Мои любимые тополя. Они почти вровень с окнами.
Заученные сухие слова. Тренер вяло жует резинку. Видит мои глаза и лениво показывает рукой. Ему все надоело. Он знает, что будет в этом зале через минуту, день, год. Он торопит меня.
Упираюсь ногами в пол. Так. Сильнее. Штанга на плечах. Ну и тяжела, окаянная! Теперь осторожно — снаряд весит сотни килограммов! — отхожу от стоек. Шаг. Еще и еще. Хватит. Останавливаюсь. Захватываю воздух, побольше. Сжимаюсь и приседаю. Один раз, другой, третий. Много раз.
Вконец измученный, возвращаюсь. Опускаю на стойки штангу. И почти бегу по залу. Сердце неистово колотится, а ходьба как-никак успокаивает. Постепенно все вокруг проясняется.
Вытираю пот. Он пятнами выступил на костюме. Высохнет — останутся лишь белые полосы из соли. Раньше я часто стирал и менял одежду. А теперь свыкся.
Когда приседаешь со штангой, куртка взмокает не только на лопатках или под мышками. Весь мокрый: с ног до головы.
К этому упражнению невозможно привыкнуть. Однообразное, тяжелое, оно выматывает до одури. И, кроме ненависти и. отвращения, ничего не вызывает. Но в нашей профессии сила ног — все! Только поэтому я сегодня, как и всегда, чертыхаюсь, плююсь, а приседаю.
Три больших окна. Несколько старых деревянных помостов. Неудобные скамейки вдоль стен. Это зал, в котором я тренируюсь. Точнее сказать, работаю. Ведь сила — моя профессия.
Я выступаю в цирках, кабаре, ночных клубах. Когда-то я был любителем, но это давно. Я многие годы ходил в чемпионах. Никто не обыгрывал меня. Но сыт золотой медалью не будешь. Даже если их у тебя куча. И вот я здесь.
Тренер зовет меня. Он все делает молча. И сейчас тоже. Стучит пальцами по руке. Там часы. Напоминает: прошли пять минут отдыха. Пора.
Вес штанги увеличился на двадцать килограммов: стало быть, тренер спешит. Я знаю, если он сам вместе с помощником готовит штангу и возится с ней, значит хочет пораньше сбежать с тренировки.
Солидно! Я оглядываю штангу. И беру со стула прокладку, стеганную ватой. Бросаю ее на плечи: не так больно позвонкам и гриф не сдирает кожу.
Ладони ощупывают железо. Ищут, как поудобнее взяться. Вот так.
Стою. Наслаждаюсь бездействием. Сладкое, тягучее чувство. Почти дремлю.
Почему? Может быть, привычка? Ведь обязательно перед усилием задерживаюсь. Или дрейфлю?
Облокачиваюсь. Усталые мышцы расслаблены и ждут. Нервы противятся — впереди напряжение, тяжесть, боль — и не дают команды.
Ветер толкнул тополя. Они наклонились. Замерли. И закачались. Я смотрю в окно и думаю: «Там жизнь!»
А листья трепещут, мечутся. И уже не зеленые, а серебряные.
Не хочется двигаться. Нет, это не лень. Разве усталость и лень одно и то же?
Тренер подталкивает сзади:
— Давай, давай!
И все повторяется.
Каждый раз, когда выпрямляю ноги, всплывает нелепая мысль: «Вдруг у меня порвется что-нибудь внутри? Не выдержит адовой нагрузки?»
Гудят и подламываются ноги.
Иду. Тут и там — разбросанные по полу диски. Их много, и с виду все одинаковые. Но это лишь с виду.
Вот этот, большой, на 20 килограммов. В зазубринах. Железные заусенцы царапают кожу.
А этот маленький. Он без никелевого покрытия. Облупленный. Он часто заклинивается на штанге. И попробуй сними его тогда!
Зал невелик. Я тысячи раз вымерил его ногами. Двадцать три шага в длину и семь в ширину. Седьмой шаг неполный.
Порывы ветра долетают ко мне. Подхожу к окну. Прохладно. А зимою плохо. Вентиляция не работает. Воздух спертый. Потные испарения. Пыль. Дышать нечем.
Металлический звон. Прибавляют еще двадцать килограммов. Торопятся. Меня это устраивает, и я не вмешиваюсь.
Иду мимо тренера. Ему скучно. Он зевает во весь рот. Злые сонные глаза. Мне они улыбаются. Я отвечаю такой же дежурной улыбкой.
За многие годы нашего знакомства мы научились понимать друг друга и без слов.
Говорить о другом? Не о спорте?
Невозможно. Я знаю тренера наизусть, вдоль и поперек. Самодовольный болван. Уж лучше молчать.
Лет восемь тому назад я бы непременно спорил и болтал без умолку. И с ним тоже. Но с тех пор столько изменилось!
Жить силой! Наслаждаться биением крови в натруженных мышцах! Быть сильным и любить людей! И весь мир вокруг. Да, я был таким.
Азарт и молодость. Поединки на помостах Берлина, Парижа, Вены... Боже мой, куда не забрасывала меня судьба! Приключения, события, люди. А много ли нужно?!
Да что говорить, жизнь баловала меня. И я любил ее. Как любил!
Теперь не то! Все в прошлом.
Взамен — одна усталость.
Я мучаюсь ею. Я надорвался. Я чувствую: больше так не могу! Да, да, не могу!
Когда она пришла? Не помню, не знаю. Но всю жизнь: пот, усталость, пот!
Неужели и дальше только это?!
Да, я первый в профессиональном спорте. Кто еще сможет поднять столько килограммов, сколько я? Никто! Мои выступления популярны и по-прежнему приносят полные сборы. Но везде одно: больше, больше! За что платим?!
Да, мне нет равных по силе. И мне завидуют. Люди думают: «Значит, счастливый. И все у него есть».
Но они мало знают. Я устал. Я загнан.
Хорошо бороться за письменным столом или с покупателем у прилавка. Мне же за каждый прожитый день суют счет: подавай силу. И каждый день больше, больше! А если ее почти не осталось? Если ее уже просто нет? Если проклят мной этот труд? Голодать? Черт побери, но я не один.
Поднимать меньше?
Нельзя.
Мои достижения растут, у соперников — тоже. И в этом вся суть. Сначала я опережаю их. Потом они догоняют меня. Я таскаю больше «железа». Снова вырываюсь, а через год они берут меня за горло. И так всю жизнь бегу. Потому что у нас неплохо живется лишь первому. А остальные так, прозябают в надежде быть первыми. И я забираюсь все выше и выше. Но, кажется, дошел до точки.
Моя профессия исключает отдых. Слабеешь. Слишком долго по крохам собираешь старое. Восстановить былую силу не менее сложно, чем обзавестись новой.
А теперь я не знаю покоя даже по ночам. Затекают мышцы. Руки и ноги каменеют. Даже. сквозь сон слышу, как плечи крутит боль. В последние месяцы совсем извелся...
Наши взгляды случайно встретились: мой и тренера. Кивает головой. Выходит, пора.