Удар! Штанга вырвалась из рук и скатилась с помоста на сцену. Ассистенты проворно подхватили ее и поволокли на прежнее место.
И вдруг парень ринулся к штанге, стиснул гриф ладонями и застонал в припадке бессильной ярости.
Поддержать его не успели. Он странно перекривился, скорчился и грохнулся на помост.
К счастью, девушка не видела этого. Она уткнулась в колени и всхлипывала.
Я поднялся и быстро пошел за кулисы — узнать, как серьезно все это.
Они стояли в коридоре. Тренер, седой верзила, угрюмо натирал ему виски нашатырным спиртом. Какой-то незнакомый парень расстегнул ему ремень и сматывал бинты с кистей. Сновали люди. Иногда они дружески шлепали его по голым плечам. Он тупо озирался и молчал.
Потом его снова скрутила судорога. Он задергался и сполз по стене на пол.
Я смотрел на бьющееся в руках людей крепкое белое тело, и в голове навязчиво стучало: «Допинг, допинг...»
Я заглянул в нашу раздевалку.
— Видал? — спросил тренер. — Так-то, брат... А теперь дуй в отель, хватит здесь околачиваться.
«Надо очень желать победы, чтобы отважиться на такой риск, — думал я по дороге в гостиницу. — В отлаженный механизм вливается яд. И все это: чрезмерное усилие от яда и сам яд — разваливает организм».
Спустя несколько дней я еще раз повстречался с ним, но уже в отеле. Это было утром в день отъезда. Он спускался по лестнице навстречу мне с невысокой худенькой женщиной. Мы поздоровались.
— Вы тогда видели меня в комнате и, разумеется, догадались, что к чему? — спросил он без обиняков. И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Говорят, что вредно. Я и сам знаю, что это, — он произнес какие-то мудреные латинские слова, — не райские кущи. Но как выбиться в люди?.. Плевать мне на здоровье! Здоровье нужно для жизни. А я ненавижу такую жизнь. Она тоже допинг, только в маленьких, беспрерывных дозах. Жить наугад. Вечно охотиться за деньгами. Экономить на еде. Пресмыкаться, боясь обмолвиться. Не правда ли, достойная и счастливая жизнь? А, Кристи?
Женщина порывисто вздохнула и с вызовом посмотрела на меня. Я узнал в ней соседку по трибуне. — Вот так, дружище. До свидания. Gооd luck! [3]
Он ничего общего не имел с тем человеком на помосте. Спокойные голубые глаза. И главное — уверенность в себе. Она сквозила во всем. В жестах, спокойной, неторопливой речи. В прямом, смелом взгляде.
— Gооd luck! — машинально повторил я.
— Все к чертям! — крикнул он уже снизу и засмеялся.
Я поднялся в свой номер. Наспех сложил чемодан. Через полчаса команда собиралась внизу. Массивный кубок — за личное первое место — был размером с бетонную садовую урну. Я не знал, что с ним делать. Везти эту уродину, даже если она приз, на аэродром? Но как?
Я позвонил горничной. Пришла молодая некрасивая женщина. Я сунул ей кубок в руки и жестами попросил помочь. Она очень ловко все сделала. Упакованный кубок походил на небольшой саквояж.
Я взял чемодан и кубок и вынес их в коридор. Затем отдал ключи горничной и сказал: «До свидания! — И еще, не знаю почему: — А тебе удавалось счастье?»
Она ничего не поняла из незнакомой русской речи. Сделала книксен и ответила заученно быстро: «Спасибо, господин».
Я кивнул ей и поспешил вниз. Там ждали меня друзья.
1963 г.
Судьба тяжелая, как штанга
В 1938 году в журнале «Физкультура и спорт» появилась статья под заголовком «Шарль Ригуло». Вот несколько строк из нее:
«...В не меньшей степени, чем своей силе, обязан Ригуло спортивным успехам неизменно прекрасному состоянию своего здоровья. По данным осматривавшего его в 1936 году французского врача, специалиста по вопросам физической культуры Пьера Шевилье, у Ригуло не обнаружено никаких признаков расширения сердца, склероза... Пульс у него прекрасный, ровный, 60 ударов в минуту в покое и до 200 ударов после больших физических усилий, причем он быстро восстанавливается.
Легкие, печень и селезенка Ригуло в прекрасном состоянии. Кожа также вполне нормальна. Нервная система безукоризненна. Атлет обладает хорошим, непреувеличенным рефлексом, спокойным, крепким сном, ровным характером. Сохранил все зубы...
Сам Ригуло любит цитировать парадокс, сказанный ему после осмотра известным французским врачом: «Ваш организм так безукоризненно нормален, что это... почти ненормально!»
— У Франции был Ригуло, господа! — взорвался от возмущения мосье Жан Дам. — И нечего попрекать меня успехами русских штангистов! Да, да, великий Шарль Ригуло! — Президент Французской федерации тяжелой атлетики встал, давая понять журналистам, что тема исчерпана.
...Мы долго выбираемся из центра города. Автомашины катят сплошным потоком. Бесконечные светофоры. На тротуарах веселые люди. В скверах детишки возятся в песке. Разгуливают жандармы с такими неуместными здесь автоматами и ручными пулеметами. Патрули, патрули...
Это Париж. В городе неспокойно. Судят Салана и боятся ОАС. Я еду в гости к Шарлю Ригуло. В машине товарищи из «Юманите». Разглядываю дворцы, дома, людей, жандармов и вспоминаю интервью мосье президента. Товарищи рассказывают о Ригуло, и я пытаюсь представить себе этого знаменитого спортсмена. «Наверное, он выше меня ростом и крепче, этот Ригуло, — думаю я. — И, наверное, самоуверен, как все знаменитости».
Быстрый «пежо» остановился возле большого каменного дома. Кое-где по стенам вьется дикий виноград. На балконах цветы. Поднимаемся в лифте на третий этаж.
«Как же мне держаться с ним?» Я так и не сумел решить. Лифт остановился. На звонок вышла миловидная женщина и провела нас в гостиную. Скромная комната с портретом красивой мулатки на стене. Больше я не успел ничего заметить. Вошел приземистый мужчина, плотный, кряжистый, и представился:
— Ригуло.
Я сижу рядом с ним, с человеком поразительной судьбы. Человеком, чье имя отождествляли с силой. А звучные слова «великий», «фантастический», «сильнейший» были отнюдь не самыми пышными прилагательными в бесконечных хвалебных статьях, фильмах и радиопередачах. Сижу рядом и слушаю.
— Родился в начале века, в 1903 году. Моя профессия? Рабочий-литограф, после — профессиональный спортсмен. Спорт полюбился мне сразу...
Слушаю его и думаю, что он очень болен. Красные, воспаленные белки. Высохшее, бледное лицо. Большое исхудавшее тело. Ключицы выпирают из-под халата.
— Неплохо играл в футбол. В 1918 году установил юношеский рекорд Франции: пробежал сто метров за 11,4 секунды. Увлекался гимнастикой. Как-то незаметно перешел на тяжелую атлетику. Силы хватало: в цехе таскал тяжести за четверых. В 1923 году я чемпион Парижа, потом чемпион Олимпийских игр. Совсем недурно, а?
Ему трудно говорить. Он делает паузы, а в паузах дружелюбно разглядывает меня своими черными выпуклыми глазами.
— После Олимпиады я подался в профессионалы. Интересная жизнь, но тяжелая. Вместе с моим тренером и менеджером Жаном Дамом мы объезжаем всю Европу. Выступаю в варьете, в театрах, в цирках. Почти везде на штанге — рекордный вес. За каких-нибудь пять лет я установил пятьдесят семь мировых рекордов. Успех потрясающий. Нет отбоя от приглашений. Амстердам, Берн, Вена... Но я устал. Пятьдесят семь рекордов, не правда ли, многовато?
Он хрипло смеется.
— Да, я первый поднял «ось Аполлона» по современным правилам. Я вытолкнул ее на вытянутые рури, а на грудь взял одним темпом.
«Ось Аполлона» — это старая ось от вагонетки весом в 162 килограмма. Очень неудобная, толстая. Не обхватишь пальцами.
Он показывает ладони. Мозолистые, натруженные штангой и гирями. Не стираемые временем мозоли. Руки болезненно дрожат.
— Вы, наверное, не знаете? «Аполлон» — кличка старого французского атлета. Аполлон тоже поднимал ось, но только облегченным приемом: на грудь брал в несколько темпов.
Потом Шарль Ригуло принялся рассказывать о борьбе-драке — о кэтче. И ничего не рассказал мне о дне 4 мая 1931 года. В тот день Ригуло собирался побить свой рекорд в толчке. 185 килограммов — по тем временам вещь неслыханная! В газетах об этой попытке писали: «...Вчера Шарль Ригуло в Париже в зале «Вагвам» сделал попытку установить новый мировой рекорд. Вес 185 килограммов он чисто взял на грудь, толкнул — и со штангой опустился на землю: его кости не выдержали груза...»
С тех пор Ригуло «боялся» штанги. Искал новую специальность. Автомобильные гонки. Песенки по радио и в мюзик-холлах. «Поет знаменитый Ригуло, сильнейший человек мира!» В Лионе Ригуло пел в опере и водевилях. Важно имя! Точно так же и в кино. Но после нескольких фильмов надобность в нем отпала. С ним везде вежливо прощались. Тогда решил бороться. Кэтч.
— Я был сильным. Не такая мясная туша, как бывает. — И Ригуло показал руками в воздухе нечто вроде бочки.
— При росте 173 сантиметра — 105 килограммов веса. Но это были одни мышцы. Я всегда выглядел, как обыкновенный здоровый человек. Из-за этого случались курьезы. Какой-то господин, не признав меня, даже сказал: «Заливай! У Ригуло спина в два раза шире твоей, парень. Я-то знаю...»
Ригуло взял с полки тоненькую книжку.
— Смотрите, вот это снимки Деглана и Секстона. Они знаменитости кэтча. Я у них выиграл. Потом я боролся с королями кэтча, чемпионами мира Колоффом и канадцем Робертом. С Робертом получилась ничья. А Колоффу я проиграл.
Ригуло устало закрыл глаза. Помолчал.
— В 1939 году мобилизовали. Потом плен...
Я вижу, что ему тяжело говорить.
Прощаемся. Ригуло пишет в книге: «С добрыми пожеланиями и чувством симпатии...» Буквы пляшут вкривь, вкось. Ригуло беспомощно разводит руками и расписывается.
Снова «пежо» везет нас по городу. Французские товарищи рассказывают о Шарле Ригуло. Он всегда симпатизировал коммунистической партии. Своими выступлениями в предвыборных кампаниях, на митингах он поддерживал партию. И никогда не отказывал в помощи товарищам. Сейчас опасно болен. Сердце...