Себя преодолеть — страница 25 из 34

Временами хотелось плюнуть на жестокую ломоту в спине и тренироваться, тренироваться... Но болезнь и вызванная ею неуверенность быстро охлаждали мой пыл. Я переживал: время идет, и остается так мало до чемпионата, а я плох. С этими мыслями я ложился спать, с ними и пробуждался. Кажется, весь этот месяц я только и занимался анализом собственных просчетов.

Накануне отъезда команды в Вену я был дома. Думал о Риге и напрасных усилиях превозмочь боль и тренироваться. Это может показаться смешным, но было так тоскливо, что я не вытерпел и вытащил все свои медали. Я брал каждую из них в руки, и передо мной оживали залы, люди и какие-то всякий раз несхожие чувства. В горечи я решил, что больше никогда не выйду на помост. Победа — это маленькая медалька. А сколько нервов, сил, мыслей, боли! Нет, не стоит она этого.

Медальки жалобно звякали. Холодные позолоченные кусочки металла.

Постучали. Бросив все на полу, я открыл дверь. На пороге стоял доктор команды Казаков. Говорили недолго, понимая друг друга с полуслова. Мы оба любили спорт, и доктор знал, что мне сейчас нужнее всего. Он сказал, что неплохо бы мне поехать в Вену, несмотря на болезнь. Он проследит за моим состоянием. Должно наступить улучшение. Зачем же отдавать американцам лишнюю золотую медаль? На меня повеяло надеждой. Да к тому же тренер говорил, что серьезных противников у меня нет.

Со времени последней тренировки прошли две недели. Немалый срок накануне больших соревнований. Я ослабел. Но в Вене боль действительно отпустила меня. И сила после трех небольших тренировок тоже «проснулась». Решили выступать.

И тут со мной стало твориться нечто необычное.

На разминке перед выходом на сцену хоть в пляс иди. Не успею напрячься, а штанга вылетает вверх. Удивленно переглядываемся с тренером и ничего не понимаем. Болел, не тренировался, а силы столько! Как в лучшие дни.

Первый подход к штанге перестраховали. Я начал со 160 килограммов. Вес поднял хорошо, но судья-фиксатор ошибся с командой, и попытку не засчитали. Публика встретила это решение негодующими криками. Судейские «заковыки» ее не интересовали.

Я повторил подход на 160 килограммов и снова легко поднял штангу.

Подбежал судья и спрашивает: «Какой вес поставить на штангу для последнего подхода?» Я к Богдасарову: «Не пойму, откуда сила во мне? Как скажете, так и будет».

Богдасаров приказывает: «180!»

180 килограммов! Это же мой лучший результат в этом упражнении. А меня уже вызывают на помост.

— А чего тут, — говорю вслух. — Пошел!

— Пошел! — подталкивает меня тренер. — Ты справишься. Отомсти проклятой «железке» за все, подними ее!

Я до сих пор храню то ощущение в себе. Это были стихи, песня, но не тяжелая работа. Штанга вылетела на прямые руки мгновенно, без сопротивления и боли в пояснице.

И в остальных упражнениях я набрал почти самые лучшие свои килограммы. И снова завоевал первое место. Вторым оказался американец Дик Зорк.

...Тридцать восемь стран участвовали в венском первенстве. Это тоже рекорд! Не многие виды спорта могут похвастаться такой большой цифрой.

После соревнований газета «Экспресс» писала: «Только русские смогли в своих весах поднять максимальные килограммы».

Приятное и убедительное признание!


1961 г.


Семь будапештских вечеров


В Будапеште мы уже несколько дней, а я еще не видел города. Лихорадочная суета последних дней захватила всех. У меня вдобавок ко всему еще заботы о репортаже «Известиям».

Чтобы писать о предстоящих соревнованиях, я должен знать претендентов на призовые места. Но осторожные фавориты не склонны к откровенности: зачем раскрывать карты своим соперникам? И потом спорт есть спорт. Всякое может случиться. Лучше отмолчаться. А допытываться мне неловко. Я ведь сам участник. Могут подумать, что «вынюхиваю», дабы наши тренеры вернее расставили силы команды.

Несколько дней по крохам собираю сведения. Вижу затаенную силу, спрятанную в нарочито небрежные движения. Прибавляю к старым наблюдениям новые — картина проясняется. Только бы не промахнуться и не заглотнуть ложной наживки! Здесь особенно опасна умышленная болтливость некоторых тренеров, рассчитанная на то, чтобы запугать противника страшными цифрами, лишить сна, покоя, надежды.


В Будапешт в сентябре 1962 года съехались на чемпионат мира по тяжелой атлетике сильнейшие штангисты мира. Наша команда прилетела несколько дней назад. Мы прибыли с твердым намерением: отстоять первое командное место. С 1957 года оно неизменно за нами. Старшие товарищи передали нам эстафету. Это они вывели советскую тяжелую атлетику вперед. Они разгромили непобедимую сборную США. Они перекроили таблицу мировых рекордов. Серго Амбарцумян, Яков Куценко, Григорий Новак, Рафаэль Чимишкян, Иван Удодов... Славные имена! Мы гордимся ими.

Народ ждал победы от своих посланцев. Десятки телеграмм. Болельщики просили, требовали.

И мы не жалели себя...

Кажется, все ясно. Проведены прикидки, приблизительно известен мой результат, а вот сейчас снова волнуюсь. Я не новичок, выступаю уже четвертый раз, а быть спокойным так и не научился.

То у одного, то у другого из нас мелькают в руках блокноты. И появляются колонки цифр. Эти цифры — результаты соперников. Я уже прикинул возможности Шеманского — главного своего противника. А когда увидел его — начал все заново пересчитывать. Шеманский плотен. Загорелое, спокойное лицо, уверенные движения. Нет, уж лучше я все пересчитаю заново. Так надежнее.

Вчера на тренировке ко мне подошел Владимир Стогов. Он седьмой раз выступает на чемпионатах мира. Взволнован:

— Миякэ в отличной форме.

Миякэ — первый его конкурент, если не считать венгра Фельди. Я пошутил, намекая на силу и опытность Стогова:

— И мы щи не лаптем хлебаем.

Володя даже не улыбнулся: пора шуток наступит для него 16 сентября, когда он выступит, а нас еще будут ждать поединки.

Нет Бергера. И, как сказали американские ребята, из-за плохой спортивной формы. Мы обрадовались за Женю Минаева. Но преждевременно: приехали итальянцы, и оказалось, что чемпион Европы Маннирони в превосходной форме. Тренер Пиньятти проинформнровал об этом большим пальцем правой руки и выразительным возгласом:

— Фортиссимо!

Пока еще нет поляков, и Володя Каплунов томится в безвестности: что ждать от Бажановского?

Курынов щеголяет в новом костюме. Приветлив и жизнерадостен. Его оптимизм понятен: спортивный горизонт чист, конкуренции Александру не предвидится. Правда, говорят, что в иранской команде завелся

полусредневес, покушающийся на внушительную сумму — 425 килограммов. Но его никто не принимает всерьез.

Мне завидно. Признаться, не всегда правы «всезнающие» спортивные журналисты, вставляя в свои отчеты ходульную фразу: «Старые соперники были рады новой возможности померяться силами». Куда веселее получить золотую медаль в спокойной обстановке, без «войны нервов».

В среднем весе как будто все просто. Венгр Вереш — первый... А Коно?! Опять Коно, тот самый Коно, который клялся больше не подходить к штанге и быть только судьей. Когда при встрече я увидел его пополневшее лицо, пожал руку и потрогал бицепсы, — понял: до судейства далеко. Так и вышло: Коно будет выступать.

Еще не прибыли два основных претендента на золотую медаль в полутяжелом весе: поляк Палинский и англичанин Мартин.

Москву все лето поливали дожди. А здесь совсем сухо. Жаркое солнце выжгло землю. Сморщились листья, пожухла трава. Над городом пыльное облако.

Мысль о соревнованиях не дает покоя. Меряю ногами незнакомые улицы одну за другой. Неизвестные памятники, чужие лица...

Шум и солнце утомляют. Сажусь в трамвай и уезжаю на Маргит. В старом вековом парке, не тронутом войной, тихо и прохладно. Штраусовский Дунай, но вовсе не голубой. Серый, утомленный работяга. День и ночь таскает на своей спине пароходы, баржи, буксиры. Грязные мазутные пятна. Мутная, с мусором вода.

Зорянка высвистывает грустную песню уходящему лету. Нежные флейтовые звуки. У птицы приспущены крылья и вздрагивает хвост, точно дирижирует.

Бегают по газонам дети. Им все дозволено. Шаркают старики в темных костюмах. Как далеки им, молодым и старым, наши переживания! Далеки и непонятны.

...Вечером парад чемпионата. Знамена, музыка...

После парада сижу в зале и смотрю, как сражается Володя Стогов. Против него — венгр Имре Фельди и японец Иосинобу Миякэ. Я знаю всех троих. Конечно, лучше других — нашего Владимира. Мы знакомы давно. Я делал первые шаги в спорте — он получал золотые медали. Немногословный человек, знающий цену силе и слову. Огромная выносливость на тренировках плюс природная сила, плюс невероятная злость на соревнованиях. Для противника эти плюсы оборачиваются минусами. Стогов — пятикратный чемпион мира. Запугивания, небылицы о силе соперников, срывы не действуют на него. Я учился выдержке у этого человека.

Позже я узнал Миякэ. Сначала по газетам. После встретились в Риме на Олимпийских играх. Он самый знаменитый японский штангист. Маленького роста, очень веселый и подвижный. Черные волосы, живые глаза. Наблюдая за ним на помосте, замечаешь преобладание мускулатуры ног над другими мышцами. На ногах они длинные, рельефные и очень объемные для такого маленького человека! Когда Иосинобу поднимает 140 килограммов, кажется — это уже предел, больше он не поднимет. Но вот он встает с весом и думаешь: «Вешай на штангу еще много килограммов — ему нипочем!»

В Вене Иосинобу рассказал мне любопытную историю. Он, наверное, никогда бы не увлекся тяжелой атлетикой, если бы не его одноклассник Юкио Фуруяма и свойственное многим спортивным натурам честолюбие. В 1956 году Фуруяма отправился в составе японской команды в Мельбурн. Юкио выступит на Олимпийских играх! Новость взбудоражила гимназию. В глазах ребят он поднялся на сказочную высоту. Маленького Миякэ грызла зависть: «Почему он, а не я?» Это «почему» не давало покоя. Вскоре он начал тренироваться и... мечтать о победах.