ющей силой крови. А тяперича княже полюбуйся на крепостную стену Таранца, — и темник без задержу востановилси.
Глава девятая. Таранец
Рам вставши, верталси по ездовой полосе утак, абы Бориле було сподручней обозреть и впрямь, аки верно гутарил темник, дюже хупавую крепостну стену Таранца, отчавось усякий сон одолевавший мальчонку во время пути кудый-то запропастилси, а смыкающиеся евойны глазёнки широкось раскрылись да вперились у град.
А крепостна стена Таранца воистину лицезрелась величественной, поражающей своим сказочным обликом до глубины душеньки. Со стороны любуясь ею, казалося у то в серых скалах, стоящих первыми рядьями горной гряды, была вытесана вона, выступаючи уперёд округлой да единожды удлинённой по концам стенищей, напоминающей обликом яйцо. И чудилось у том сплошном массиве утесистых кряжей чьей-то божественной рукой высекалось усё без вунструментов, дивно изымались из скальной почвы усе избыточные каменья и созидалася ограда изумительной гладкости.
Могутная и высокая она, у та стенишка, кажись дотягивалась до небосводу и самого красна солнышка, завершаяся колодчатой деревянной надстройкой с копновидной крышей. Сама стена была из сплошного, ровненького бело-серого голыша, точно её ктой-то огладил або омыл, сварганив таку залащенность, убравши любы шероховатости, дыры, расселины да трещинки. Поместившаяся свёрху на ней настройка сотрелась плавого цвета и по ейному краю, уступом проходили высоки таки угловаты двойны зубцы вельми крепучие, местами поддерживающие крышу. Даже отседова мальчик видал, шо крепостна стенища махониста, у ней було не меньче двух али трёх маховых саженей, и унутри собе вона имела нещечко в виде ездовой полосы по оной ходюли, вохраняючи град полканы.
По закруглённым краям стёны, стояли две ражие постройки, какого-то четырёхугольного облика. У этних возведений были также крыши, похожие на луковки с устремлёнными выспрь тонкими острыми вершинами на каковых яро блистали златым светом закрученные управо шестиконечны лучи, небесные символы Бога Индры, величаемые громовиком, отличающиеся от знака Сварожичей, грозовика, у которых лучи загибалися у иную сторону. В у тех постройках зрелось уймища мелких оконцев, проходящих у самом вёрху возведения. Засим таковых окошков, тока не прикрытых слюдой, имелось в обилие и на самой стенище, и вони как раз располагалися под колодчастой надстройкой.
Во средине стены красовались ащё три дивны постройки в виде сложенных углами клинов. Эвонти сооружения свёрху сплошь усе были покрыты золотыми полосами, в ширшину не паче ладони, а у длину оченно долгими. Стыки меже тех полос, точно гребни для волос, выпирались увысь короткими шипами, на концах оных перьливались белые, бело-голубые и бело-розовые самоцветны каменья, гладки таки и небольши по размаху, обаче, при том до зела лучисто блистающие у солнечном сиянии. Под у теми постройками, судя по сему, представляющими из собе крышу, находились мощны ворота, окованные железом почитай рдяного цвету, весьма махонисты и массивны. У те ворота, раскрытые настежь, были рдяными с обеих сторон, а возле них у рядье, сберегаючи вход в Таранец стояли полканы с дубинами и копьями у руках.
— Красиво! Верно, княже? — восторженно, словно видывал такой изумительный град попервой, вопросил Рам, обращаясь к мальцу.
И Борилка пыхнув перьполневший дыхалку, ставший густым от восторгу, воздух молвил:
— Агась, лепота!
— Видишь ворота, княже? Над ними высятся так величаемые полканами башты, — принялси пояснять Рам и расплылси у улыбке, по-видимому, довольствуясь проявленным отроком восхищением, и споднявши руку протянул её уперёд, указуя направленным на золоты постройки перстом. — Эти башты опоясаны золотыми пластинами. И то не токмо жёлтым золотом, но и белым… А на кажном стержне-гребне, что из белого золота самоцветны каменья. Горный хрусталь это те, что белые. Лазоревый яхонт те, что голубые, и тапас оные поблескивают розоватым сиянием. Ведь топас с полканского перьводится как огонь. А те, дальни башты, — и темник показал на водно, посем на друго возведения с луковками заместо крыш, разместившиеся по краям стенищи. — Это дозорные башты, с них полканы наблюдают за своими землями, каковые лежат вкруг Таранца… Так, чтобы никто, никто ни проскочил не замеченным у наш великий град.
— А чё-сь вам страшитьси? — сомкнув раззявленный от вудивления роть, поспрашал мальчуган, не сводя зачурованного взору с ограды Таранца. — Ведь посторонь вас, полканов, никаки иные народы не живуть? Кто ж к вам ходють?
— Почему не живёт? — произнёс темник. И порывисто пожал плечьми, сице чё дёрнулси на левом из них крепкий лук, жёлающий стукануть мальчонку по колену, да тока Рам ведая про у то, придержал его рукой, а после добавил, — живут княже… Около нас живут людские племена. Там в горах, что высятся за Таранцом, и ищё, дальше, где взлобки заканчиваются и лежат тёплые… жаркие и сухие земли, там тоже обитают люди. Там ведь сыздавна живут сынки СтриБога Летний и Югный ветра.
— О… о, — озадаченно протянул мальчик и покачал головой, поелику егось долги волосья взвились уверх, а миг спустя у также плавно опустились на плечи. — От то я не ведал. Не ведал чё там живуть люди и Асуры… Кумекал там край свету, и за теми грядами ничавось неть.
— Хе… хе… ф… р… р…, — вусмехнулси темник словам мальца, но втак не злобливо, а мягко точно отец неразумной реченьки свово сынка. — Ну, какой такой край, княже? Разве может быть у Бел Света край? Бел Свет это вроде клубка, и висит вон в тёмной долгой Поселенной и много там таких же как наш мир всяких других земных юдолей. Посему не только там за горами живут люди и Асуры, но и в иных божьих мирах… Но ты, княже, погляди какая мощная у нас стена, какое сильное войско, — балякал ровным, тихим гласом Рам, и, обернувшись, обозрел езжалую дорогу, полканов, кые ищё покудова находились далече от них трюхая на собе беросов, и вышагивающего поперёдь усех урвару. — Таранец такой величественный, роскошный град и всё это злато, драгоценности, богатство и власть принадлежат тяперича тебе… Ты, княже, будешь ноне повелевать градом и всеми полканами.
— Мне того ненадь, — негромко ответствовал мальчишечка и скривил свово лико, оно як та молвь была ему дюже противна.
— Ты, погодь, погодь княже, — поспешно загутарил Рам и днесь повернувши голову, вылупилси своими карими очами у мальчугана, да ласковенько ему осклабилси. — Я тебе всё, всё поведаю, а ты не перебивай, послухай. У нас в граде Таранце нет правителя. Нет, значит, старшого. Когда-то давным-давно были выбраны, из трёх родов первых сынов Китовраса, урварами Таранца полканы. И стали опосля того они повелевать, власть ту передавая своим сынам. Потому нонече у власти и находятся Кера, Лам и Бара. Кера из них самый больший годками, Лам вьюноша ащё, а Бара и вовсе мальчишка, ему пять лет всего то… И всю власть подгрёб под себя этот турут Кера. Ты ж сам видел, как он себя ведёт… хозяйничает во всём да приказывает от имени этих двух недорослей. Я сам, из старшего рода сына Китовраса Вада, повелеваю всем воинством. Но как, как повелеваю… тьфу ты, одним словом ф… р… р… — и лицо темника тако упавое исказилось злобой, дрогнули желваки на щеках, и почудилось Борюше пронзительно скрыпнули крупны евойны зубы, будто жаждущие растереть меж собой у крошево евонтого урвара. — Ежели Кера добро не даст, воины мне не подчиняются. Уж ты поверь, княже, как нам эти урвары надоели, особлива этот Кера, невмоготу его правление, невмоготу. А тут ты, посланник Крышни и без сумления самого Дев Индры. Избавитель, вызволитель, спаситель… Оно ж всем вестимо, если кто из недр земли, из огненной реки, меч вырвет, то и будет нами княжить, главенствовать и тогды никаких более урвар. Останется лишь княже и он сам порешит как и, что делать в Таранце.
— Я, — начал було отрок.
Обаче темник не дал досказать желанное мальчиком, а перьбив егось, произнёс:
— Ты меня дослушай княже… Дослушай, — Рам наново обернулси, и, узрев приближающихся полканов, тронулси с места направив свову медленну поступь к вратам града. — Ты не торопись говаривать… нет… Ты не слухай урвара, каковой будет рад, шоб ты отказалси от княжения. Ты воно как сделай. Сначала приглядись ко всему: к нашему граду, к полканам, а после выразишь свою волю. Я ж нарочно первым принёс зарок, чтоб быть к тебе ближе, а коли б то сделал урвара, неизвестно как и чего оно было. Что Кера в своей хайрепеж головёнке домыслит не ведомо никому. Он ведь в любой миг обберёт тебя да, как из рук потомка Бога, власть примет.
— Чавось примыть, каку таку власть? — перьспросил Борила, теряясь у тех неприятных для слуха словах.
— Ну, ты тяперича, по-любому, княже, так заповедовал нам Индра, — пояснил Рам, и, заведя за главу обе руки, поправил, як оказалось застёгнутый на серебристы схваченные меж собой загнуты крючки, снурок придерживающий волосья. — Одначе ежели не захочешь ты сам править, можешь перьдать ту власть и сан княжения любому иному полкану аль человеку, тому коего изберёшь, сочтя достойным.
— Кхе, — вусмехнулси Борилка, у душе радуясь тому чё евойный далёкий предок и Бог Индра усё ж воставил право выбора свому потомку. А посем вопросил, — значить я прям днесь эвонто княжение могу перьдать, тобе або кому иному?
— Сразу видно княже, — неторопливо ответствовал Рам, вкладываючи у свой голос несвойственну ему теплоту, будто гутарил о чём-то шибко дорогом. — Что течёт в тебе кровь Бога. До зела ты смышлён. Конечно, ты можешь передать княжение, прям ноне. А можешь после тогды, кады мы вернёмся с войны. Обаче ежели ты передашь власть потом, нынче, как завершение обряда, должен ты принять и водрузить на голову золотую цепь Любоначалия, и наречься нашим княжем. — Борилка вуслыхав тот говорок и сувсем искривилси, васнь ему предложили пожущерить обильно перьжёванного Гушей жука, и хотел було чичас же казать неть. Но Рам можеть почуяв напряжение мальца, добавил, — коли ты прилюдно, при всём полканском народе, откажешься принять цепь Любоначалия, то с тобой на войну уйдёт лишь та жалкая горстка полканов, принёсшая зарок… Иных полканов-воинов урвара не отпустит. А ежели ты примешь цепь мы с тобой соберём большую рать и будет в ней уйма луков, мечей, копий и киев. Много будет там крепких, могутных ратоборцев… и тогды в путь! Ну-дарх!