Вон стрельнул, словно стрела, кудый-то ввысь и як показалось сидящему на каменьях Борилке, пробивши и витающие облака, и саму голубую мироколицу унёсси у дальню Поселенную, на миг глянувшей на отрока чёрным бездонным оком. Тот же столб чё восталси у небесах Бел Света вскоре распалси на широченны сполохи… Кые будто вытекли из тонкой полосы света, а засим засияли сказочно неповторимыми переливами от бледно-зекрого до ноли синего с алыми огнями по рубежу. Небосвод наполнившись теми волшебными сполохами и вовсе заиграл ими, оные унезапно дрожмя задрожали, зашевелилися, то проступаючи полосами, то вроде подмигивая мальчику ярыми огнями, то меняючи цвета и движение, а то и совершенно становясь схожими с ветроворотом Гарцуков. Борюша опершись дланями рук о гладь горы, задравши голову, и широко раскрывши роть не сводил очей с того чудного сверкания, кумекая чё узрел чавой-то весьма небывалое. А у небесной лазури сполохи резвились светом, нежданно яркость их резко поблекла и они закружив у одном месте, прынялись сбиратьси во одну крошечку… там идей-то до зела… до зела высоко. Сплачившись у ту крупиночку, свет точно застыл на сиг на месте, а посем яро вспыхнул, бело-голубой лучистостью, окрасившей на чуток усё небо дивной светозарностью. Яркость света была таковой, чё немедля ослепила мальчишечку и он резво сомкнув очи, опустил голову, так чё б не глядеть на ту ясность. А кадыличи смог проморгатьси от закруживших пред глазоньками жерновов свету, сызнова всмотрелси у твердь, и приметил тама парящую птицу. Здоровущую таку, медленно взмахивающую большущими крылами, мерцающую красой огней, звонко щёлкающую клювом. У та птица свершая коловидные движения у поднебесье, неспешно опускалася усё нижее и нижее к вершине Мер-горы, прямо к тому возвышению посторонь коего сидывал на глади залащенных каменев Боренька. От колебаний её крылов до мальчика долётали вударяющиеся порывы ветра, весьма крепкого и стремительного. Которые не токмо задевали голову и волосья на ней, но также проходились по телу, колыхали позадь спины рубаху вроде как надуваючи её из нутрей. А немножечко погодя птица почитай задев отрока правым крылом резко приземлилась на возвышение, яхонты абие пыхнули светом лучистей окрасив и само возвышение у голубой цвет. Птица ж вставши у голубизну света, да вутопнув во ней точно у водице мощными, крепкими ногами с золотыми лапами и загнутыми когтьми, оченно неспешно прижала, сложивши, свои крылья к телу и зекнула на мальчонку круглыми тёмно-жёлтыми глазьми. У то гляделась весьма здоровуща птица, сице чё на её спину мог вусестьси сверху Борилка и ащё б, при ентом, осталось местечко. Ейны длинны, перьливающиеся бело-голубым светом перья кончики оных мигали мигали алыми и жёлтыми цветами поражали своей красой. Покатая голова, чем-то напоминала лебедину, и сверху на ней восседал высокий златой венок украшенный по коло остроконечными плавыми перьевыми зубьями с нанизанными на них светозарными, смаглыми, самоцветными каменьями.
Дюжий, жёлтый клюв завершалси чёрным краешком, а могутна, коротка шея особлива густо була покрыта широкими перьями паче малыми по длине чем усе иные. Птица, также аки и малец, молча разглядывала его, можеть чавой-то от него ожидаючи и у её дюже купавых очах светилась теплота да нежность не свойственная животинкам, а дарованная лишь людям и Асурам. Борила промеж того времечка подалси с полотна каменного и встал на ноги, а посем поклонилси эвонтой величавой туче-птице, и первым начавши молвь прогутарил, не сводя глаз с ейного венка и перьливающихся перьев:
— Здраве тобе, дивна птица!
— Здрав будь и ты, Борил, сын Белуни, потомок Асура Индры, — малеша приоткрывши клюв дохнула птица и заклекотала, будто кака хищна пичуга. — Я птица-Магур, прибыла к тебе по велению великого воина и Бога Индры, чтобы помочь в битве со злобным воинством панывичей, движущимся на земли беросов… земли твоих сродников, твоего племени, твоего народа!
— Магур, — токась и смог пролепетать Боренька, и враз вздрогнул усем тельцем, вглядываясь у яро жёлтые, круглые очи, достославной птицы. По байкам беросов ента величайшая птица много… много раз была послана Индрой на кровавы людски битвы, идеже своим клёкотом и зовом восхваляла доблесть воинов, осыпаючи на ворогов горящи перлы из раскрытого клюва.
— Магур, — вдругорядь протянул величание птицы отрок, потрясённый той встречей, и ажно расстерявши усе слова. Обаче немного опосля придя у собя, вон прокалякал, вельми торжественно, — аття тобе, достославна птица, чё прилетела к мому народу у помочь! Аття Асуру Индру, чаво он послал тобе ко мене!
— Да! — резко прервала звонким клекотанием прерывисту реченьку мальца птица, и слегка встряхнул своей словно вышедшей из предания головушкой. — Я прибыла, ибо ноне твой Солнечный путь, Борил, и Лунный овринг твоего предка — Индры, должны слиться во едино… Они должны наполнить друг друга и по нему, тому единому оврингу вы пойдёте воперёд, к победе над Злом и ступающим по его следам ЧерноБоже… Лишь объединивши силы, вы: беросы… полканы… люди… духи… и все иные из той светлой рати одержить вверх над Злом, спасёте Бел Свет и Богов от смерти.
— Богов?.. — взволнованно поспрашал мальчуган и сделал несколько порывистых шагов уперёдь, подойдя прямочко к возвышению и почти заглянув у умны очи птицы.
— Богов… Богов…Богов, — едва заметно качнув большой головой, скузала Магур, — ибо не только Боги бьются за людские души и жизни, но и вы… вы-люди, приходит таковой день, идёте биться за своих Асуров… И коли победа будет на стороне беросов, жизнь Богов продолжится, а если нет, — Магур стихла и мальчик нежданно узрел легохонький трепет промелькнувший во глубине её жёлтых глаз, словно неизбежности творящегося окрестъ неё.
— Мы победим…вестимо победим! — зычно гикнул Борилка и тяжко сжал у кулаки свои крепки ручонки, а звук его голоса кавжись проскользил по коло обок возвышения и впал на спину птицы, отчавось там заволновались ейны прекрасны перья.
— Тогды ты-Борил, — словно ожидаючи тех кинутых отроком слов, забалякала Магур, — должен принять цепь Любоначалия полканов. — Чичас же от ентой молви дрогнули обидчиво нежно-алые уста мальчишечки, приметив у то движеньеце птица торопливо добавила, — должен принять цепь и стать их княжем. Ты поведёшь— этот народ на битву, а после победы передашь власть и цепь достойному воину из их народа, так велел мне сказать Индра. Он видит, что твой дух не изменен. Он видит, что овринг каковой избрала для своих и его сынов Белуня светел и чист. Посему не требует от тебя ничего того, что уведёт тебя от Солнечного пути… Поелику принять цепь ты должен лишь до выбора достойного из полканов. Боренька, выслухав внимательно Магур, провёл влажной дланью по лбу, вубираючи оттедась меленьки капельки водицы оставленные тама скользящими по небесам облаками и муторно так вздохнувши да чуток помедлив, ответил:
— Добре. Сделаю як велит мой предок и Асур, одначе при ентом не изменю своей торенке, своим Сварожичам… Приму у ту цебь на маненько… токась до нашей победы.
— Да, будя так, Борил, сын Белуни, — произнесла Магур и от того говорка перья, чё являли собой дивный венок на главе легохонько заколыхалися и по ним пробёгла разноцветна радуга, точно рождённая самоцветными голышами, а у тех перьливах замелькав, замигали, заярились светом огоньки усяких разных цветов. — Днесь я улечу, а возвернусь к тебе тогды, кады ты примешь цепь, чтоб отвергнуть всякие сомнения у полканов за кем им надобно ступать… И ищё… — птица на миг сомкнула свой клюв и до зела внимательно вгляделась в мальца, можеть желаючи у тем взглядом чёй-то ему перьдать, а посем дополнила, — помни Борюша, светлый потомок Индры, коли ты ступаешь прямой дороженькой и всё время избираешь правую торенку… путь Прави, то и жизнь для тебя лежать будет токмо там… справа… токмо так, а не иначе! Попомни то! Магур сызнова едва заметно кивнула ему головой, або то просто заколебалси ейный волшебный венок, верно гутарищей о ней як о властительнице усех птиц, и она нежданно, без усякой молви, раскрыла свои могутные крылья, и резво ими взметнула… Да стремительно подавшись с возвышения зараз взлётела ввысь, скользнув усей своей дюжестью во сторону Борилки, так чё вспужавшись той молниеносности мальчик мгновенно присел, поджав голову и накрыв её свёрху руками, страшась быть задетым крепкими когтьми Магур. Прохладное дуновение, порывистого лёту птицы, шибко обдало мальчугана, взъерошив его волосья, а у нос вдарил чистый травяно-приторный дух скошенной травы. Боренька глубоко вобрал у собя тот аромат сухостоя и чичас же пред его затворёнными очами вереницей всколыхнулись вспоминания о былом времечке…и пришло на ум прошлое, да пора сенокоса со весёлым говором родных беросов живущих простым трудом орала, охотника и рыболова. Прошелестев крылами Магур взмыла высоко у небосвод, и мальчонка поднявшийся с корточек, вздев голову стал следовать взором за её парящим полётом. А птица покамест уменьшалась у ширшине, и невдолге махонькой крупиночкой белого света, поблекнув, исчезла в голубизне мироколицы. Весьма страдательно вздохнувши, кумекая… чаво хошь аль не хошь, а ту неприятну цебь надоть прынять, малец ащё чуть-чуть постоял осторонь возвышения, чрез оное, верно, на Мер-гору по столбу свету и спущались Асуры. Приметливо созерцая аки неспешно впитывалось исторгнутое голубое сияние во каменно евойно дно, аки медленно один за другим потухали лучистые яхонты. И тока тадыкась тронувшись с места, обойдя возвышение, да мерекая над реченькой Магур о стёженьке, направилси уперёд. Обаче доколь на вершине живописной Мер-горы не наблюдалось ни чё чарующего. Густы облака продолжали скользить над ней и подле неё, и вмале она кажись стала йтить на подъём. Спервончалу сувсем легохонько, одначе резво и незаметно для Борилы сменив цвет полотна с чёрного на смаглый, на оном чуток попозжа стали проступать рдяные мудрёно— изогнутые полосы, словно выбивающиеся с под той каменной глади лоскутами огня. Вставши пред одной таковой полосой, поражающей лучистостью пламени мальчик занес над ней ногу, и узрел в сиянии рдяного свету як его сапог сменил свой цвет с тёмно-синего на почти шо белый. То пламя хоть и меняло окрас вечей при ентом сувсем не обжигало, и даже, чё було весьма удивительным, не было тёплым.