Малец порывчато шагнул уперёдь, да обойдя темника, саврасого полкана на коем сидывал Былята и чалого, чё вёз Сома, подступил к сыну Рама.
Неспешно протянул к тому светлому полканскому вьюноше, он стяг и громко так чёб слыхивала уся рать, изрёк:
— Возьми Каси стяг мово воинства, посланное нам Богами Света и сбереги его у тяжком бою со Злом! Сам погибни, обаче с рук не вырони! Каси на миг обмер, во евойных карих очах блеснуло удивление да едва зримый трепет, и ентот дрыг пробёг по усем членам человечьего тела и ано по каурой шерсти. Засим Каси низко приклонил пред мальчиком свой стан, и, взявши у руки древко, крепко, словно врастаючи у то деревянно ратище, не мнее чем Боренька зычно кликнул:
— Зарекаюсь пред тобой княже Борил, ты— каковой собрал под своё начало эту могучую рать из людей, полканов, мамаев, зверей, друдов, духов и Асуров, я сберегу, — и глас его таковой мелодичный, словно прибабасника, оный сказываеть усяки байки, и единожды выразительный дрогнул, одначе Каси справилси с той горячностью и продолжил, — я сберегу стяг посланный нам ноне всем, как знак и символ единой жизни и единой смерти всего живого на Бел Свете! Мальчишечка выпустил из рук ратище и кивнул в ответ таковому искреннему полкану, который своей порывистостью и душевной чистотой далёкой от како-никакой лести сувсем не походил на Рама, а опосля того просиял ему широкой улыбкой. И ента вулыбка сняла напряжение, таящееся у евойной груди да и усём теле. Тяперича и вовсе медленно он поверталси, будто страшать растерять то чудное состояние покоя и уверенности да направилси к Раму. Усё также неторопливо, он взобралси на спину темника и тронув его за пояс, резво взмахнул рукой, так точно як махал ею Огненный Волх, звонко гикнув:
— У торенку! К зачурованным краям шишуг и отяп, а посем у град Гарки! И стоило ему то прогамить, аки не мешкаючи егойна рать, до тех самых пор хранящая отишие, ожидаючи повелений, пришла у движение и тронулась вслед за Рамом и Каси, который днесь вышагивал сторонь свово отца, как стягоносец, у дивны-придивны земли собратьев и ворогов Гуши. Чрез полтора дня достигли зачурованных мест шишуг и отяп. Ковыльны луговины, кои кадытось зачинались от реченьки Ковыльки, нынче не приветствовали странников своими витиеватыми волосками, не колыхали по ветру серебристыми кудерьками, и тама окромя сухой поросли сиротливо обожённой летним жаром ничавось вяще не зрелось. Занеже наступивший верасень, первый овсенний, месяц унёс усю летню лепоту эвонтих мест, окрасив пожню у бурый цвет. Потрюхав к кипучим водам Ковыльки и неширокому мостку, остановились. Борилка спешившись с Рама сошёл с торной полосы и ступил пряменько у сухостой невысоких трав, оно аки видывал он то чё не могли покамест узреть его скоробранцы. Кострубонька, один из коих не явилси ко граду летаглов на смык, тяперича ж возвышаясь стоял посредь той елани, а за ним толпилась орава духов пожней и луговин. Боренька подойдя к Кострубоньке ближее, встал стоямя и всмотрелси у пришедших духов. А тех прибыло оченно многось…. многось… И были тама стары знакомцы мальца, а иные, больча часть оных, доселе тока произносимая у бероских преданиях. Луговые дедки, схожие с тем, который подарил отроку кады-то веночек чем и упас от злобного Цмока, поместились единой гурьбой, маненькие старички весьма корявенькие с горбатыми спинками и ковыльными колосьями заместо волосьев на главе, бородушки и вусах. Облачённые у длинны льняны рубахи белые або серые да подпоясанные стебельками полыни, со плётёными веночками на округлых головушках идеже меж стеблей ковыля, полыни и солянки гляделись цветы васильков, лютиков, белоцвета и материнки. Недалече от Луговых дедушек расположилися младши братцы тех духов— Межевики, кые берегли невспаханну полосу земли средь пашнями, следили за работающими у полях хозявами, те духи каковые засегда вустанавливали и поправляли вершки на меже. Межевики до зела походили на своих старчих братцев, будучи такими ж маненькими и горбатенькими, токмо кожа у них была не бело-прозрачной, а почитай чё чёрной, да занамест волосьев росли зеленоваты побеги сорных трав, заполняющих земли промаж пашни. Ихни длинны рубахи были яро-зекрого цвету, а пояском служили один-два долгих перьплетённых меж собой стволов колкой крапивы, чё ащё величалась жигачка, по стеблю каковой проходили, выпирая упредь и вроде вустремляя на ворога, беловаты жгучи волоски. Середь духов Межевиков просматривались Обилухи, словно жирухи бабёнки с выпученными животами, будто чавой-то тока… тока проглотившие. На главе тех духов топорщились у разны сторонки мякины-останки колосьев, стеблей, верно, отставленных опосля молотьбы. Обилухи сохраняющие посевы и дарящие хлебопашцу щедрые урожаи, а поелику их тельца напоминали зерно пошеницы али овса с насажённой на навершие округлой головёшкой, васнь воткнутой туды.
Кожица у них зрилась желтовато-бурой и какой-то оченно пузырчатой.
Вони были повышее Луговых дедок и Межевиков, ноли удвое, а у серой холщёвой котомке, перькинутой чрез плечо у них чавой-то находилось, оно как вельми махонисто пузырилось. Обряженные у женски понёвы из сухой соломы да тонковатенькие желтющие рубахи с закатанными до локтя рукавами, они казались жницами, пришедшими на покос. Стоячий ворот их рубах расшитый зелёными нитями, малешенько шевелилси, будто то выбивались с под оземи росточки трав. Самыми важными у том воинстве были вестимо Полевые дедушки те самые духи, оные стерегли хлебные пожни, да были родителями Луговых и Межевиков. Вжесь у то гляделись сувсем высоченными духи, хотя и с небольшим тельцем, чёрным аки у Межевиков, с малешенькой головёшкой на коей взамест волосьев и брады росли колосья пошенички, ржи и ячменя завитых меж собой. У Полевых были длинны тонки ручищи и таки ж ножищи, а доходившие до колен зелёные али смаглые рубахи подранные понизу, може задетые вострым серпом да косой, развевались долгими лоскутами по ветру. На коловидном лике духов сидывали по два, зыркающих у разны сторонки глазка, водин правый ярко-василькового цвету, а иной зелёногу. Полевые дедки, як и другие духи, весьма походили друг на дружку, обаче при ентом усё ж разнились высотой, худорбой, чёрточками лика да цветом одеяния. Во руках Полевые сжимали по два изогнутых с зазубренным лезвием серпа, перьливающихся по полотну жлезки жёлтыми, голубыми и кумачными искорками. Посторонь тех старчих дедок приплясываючи крутились, вьюнились прозрачно-белые стройные девицы у долгих до пят рубахах и с длинными, солнечного цвета волосьями заплетёнными у косы. Девы — духи были вельми упавыми, на их нежнейших личиках явственно проступали маненькие алые губки, вздёрнутые носики да крупные очи. У одних девиц глазищи зрились голубыми, а на главе поверх волосьев пролегали венки из перьпутанных стеблей льна да украшенных голубоватыми с сероватым отливом пятилепестковыми цветами. У то были Кудельницы— они як и речные Берегини служили Богине Макошь, сберегаючи земны уделы и межи от усякого зла и нежити. Кудельницы аки и Берегини космы обвивали вкруг шеи и вони, свиваясь на груди духов, являли коловидный горящий смаглым сиянием образ женщины у руках каковой имелись тонки нити льна. Промеж тех Кудельниц сквозили Полудницы— духи жаркого полудня, иже чутко позоруть за усеми ктось не соблюдаючи обычаев выходил работать у пожню в средине дня. По волосам тех девиц пробегали лучистой рябью вспыхивающие жёлто-белые огоньки. Глазаньки у них были также жёлто-белыми и внегда они зарились на Борилку, у них зарождались те самые огоньки, точно калякающие: «Гляди-ка у полудне надоть кочумать, а то мы враз проучим». Гречухи— духи которые обитали у грече, и плясали, бегаючи, волнуючи те всходы, отчавось растения росли краше да крепче, несли на главе, пряменько на солнечно-бурых волосах, венки из гречихи увитой бело-розоватыми соцветиями. Та греча, которую беросу оченно любили вкушать у кашах, да блинцах и оладьях, вела свово величание от слова гричати, попросту от слова греть, занеже для долгого сухранения энтой крупы надобно було дёржать её под солнышком али прокалить у печи. Гутарили беросы, шо коли у пожни жавёть Гречуха, она зачасту бегая по семенам гречи, прокаливаеть их своими ноженьками луче любой печи. Также казались духи Ржаницы— сберегающие полосы ржи у полях. Их венки вдетые на головы плетёные из колосьев ржи, чуть зримо светились бурым светом, а може то перьливались бурые волосья духов.
Боляхные жёлто-ореховые глазищи як зёрна ржи, чудилось пронзали тобе насквозе. Часточко Ржаницы, сёрдиты на хозяев полос, кои не проявляли к духам почтения да не одаривали плодами от труда свово, ноченьками вустраивали во ржи прожины— таки долги дороженьки, усякого разного виду, укладываючи колосья ровнёхонько у рядья. Хороводили возле Полевых дедок также и Ячменицы, Овсяницы, и каки-то иные духи, помладче и попрозрачней, одначе сохранивши лепоту дивьих станов и долготу травяных волосьев. А позадь усех духов выстроились хозяева степей— Степовые. У то были дюжие, худющие старики прозрачные и единожды сизо-серые. Их косматые, седые с отливом пепельного цвета бороды да копны раскиданных туды-сюды волос, ано чичас, кады они стоямя стояли, ярились точно ветровороты, а у них клубились останки растений и пылинки. Ано чрез эвонту сизую серость духа проглядывали евойны угловатые кости на руках и ногах. Он в отличие от Луговых и Полевых дедок, которым часточко дарили обновы люди, был гол, токмо бёдра его опоясывали каки-то иссохшие травы с мерцающими по тем стеблям махунечкими белоцветами, жёлтыми соцветиями хворобоя и тёмно-вышнёвой душмянкой. Духи мирно стоящие у таковой мощной гурьбой, по-видимому, собранной со усех близлежалых еланей, пожней и степей бероских находились в шаге от Бореньки. Нежданно Кострубонька низко поклонилси отроку и, аки и у прежний раз, от ответного приветствия из груди Борила вырвалси зелёно-голубоватый свет прям от знака Велеса, стремительно накрывший притихших духов той лучистостью да сделавши их зримыми для стоящей на ездовитой полосе рати.
— Днесь, — произнёс испрямившийся Кострубонька, — надобно призвать в твою рать шишуг и отяп, ибо не пожалеет их Зло, пожелвит краснолесье и елани, и самих их не оставит в живых.