Так-таки на них, як и на ручищах вже кожа не являлась людской, она була чешуйчатой, такой аки та гадина чё венчала куклю. Лядвеи обёрнутые здоровущей шкурой ведмедя, с висевшей слева мордой того величественного и почитаемого зверем Велеса, казала широко отворённу пасть, с крепкими зубищами и не мнее могутными клыками. Да! эвонто чудище вызывало трепет… Таковой же трепет будили у Борюше иные воины, пришедшие с панывичами и человеком-змяёй. Справа от панывичей поместились восседающие на крепких вороных, со густыми копнами редрых грив, конях песиголовцы. Тот народ о котором мальчик не раз слыхивал из бероских баек зрилси весьма могутными витязями полу-людского племени у каковых на коротких шеях сидели дюжие собачьи головы. Удлинённы морды песиголовцев широко разявались и из тех чёрмных пастей выглядывали белые рядья острых зубов, да тёкли у две струи слюни.
Косматые редрые волосы топорщились сзади, часточко оплетаючи усё собачью морду, а с под той вихрастасти смотрелись заострённы, шевелящиеся уголки ушей. Обаче тела песиголовцев были человечьими при евонтом оченно обильно поросшие рыжеватыми волосами. Облачённые у схожие со бероскими, токась без воротов, чёрные рубахи с боляхными угловатами разрезами на груди откедова глазелась волосатость, да обтягивающие ноги рдяные штаны, чорны сапоги высокие, с серебряными подошвами слеву прикрытые клиновидными деревянными щитами, полу-люди сжимали у руках коротки луки. А на сыромятных поясах охватывающих их станы висели у ножнах мечи, да на спине находились туло со стрелами. Посторонь песиголовцев, одначе не верхом, а пешими стояли птицеголовцы и птиценоги. У первых на человечьих телах восседали большущие головы стервятников, птиц обитающих у горищах и поедающих падаль. И верно, энтов народ, также проживающий во утесистых взгорьях, был злобливым и по виду до зела отвратительным.
Птицеголовцы не мнее рослые чем друды со голыми головами покрытыми белыми долгими перьями на макушке, толкуя меж собой, махонисто раскрывали шибко потянутый уперёд несильно загнутый клюв, поместившийся на жёлтых лицах прикрытых пуховидными волосьями, со длинными разрезами ноздрей над устами да чорными очами. Натянутые на их людски тела плетённые из шерсти коротки до колен коричны одёжи спускались с под подмышек удол, точно понёвы, а во руках птиценоги держали со короткими черешками топоры. Те ж племена чё кликались птиценогими и допрежь обитавшие идей-то у лесных краях, имели коротки птичьи ноги с мочными лапами и крепкими острыми, васнь ножи с клинком у длань, завороченными когтьми. Ноги у них зачинались там же идеже и у панывичей… Недолги таки бурые перья, выходя из стана, опущались удол и прикрывали единение птичьего да человечьего тела, при ентом опоясывалися узкой бурой ужой на которой висели небольши пузаты кошели, чем-то вельми наполненные, може камнями, занеже у руках птиценогих находились пращи, прям як у Кострубонек. Свёрху ж птиценоги были людями с широкими плечьми и ражими руками. Одначе як и иные народы, прибывшие с человеком-змеюкой, лица птиценог были дюже противными. На главе сувсем не имелось волос, вони глазелись лысыми и светились какой-то померклостью, будто пришедша ноне на Бел Свет хмарь. Глаза, нос, рот було усё таким махунечким, точно не вуспевшим вырости. Ну, а слеву от панывичей расположилась нежить… та сама ведомая Лихом Дулебом и евойными тремя такими ж страшно неприятными пособниками. Не больно разнящаяся со людьми ентова нежить— Лихо имела як и человеки руки, ноги, туловище, главу да лико. Обаче на каковом был лишь водин глаз весьма боляхный и помещавшийся у лбу справа, занимаючи места почитай до егойной средины. Там же иде у людей были очи, у Лихо находилась желтовато-бурая кожа. Долгие распущенные волосы, дотягивались до стана, а серое, с вышитым воротом, одеяние доходило до щиколоток. У руках Лихо, як и прежний раз, несли длинны, сучковаты жерди, на конце которых восседали человеческий черепа. Доколь местами прикрытые мясом и чёрной, будто обуглившейся кожей, с тонкими витееватыми жилками и усё покуда капелющей из них юшкой, вроде як недавно снятые с тел, у пустых глазницах оных ужотко вспыхивали жёлто-белые вогни. Подле Лихов шагала мерзостная нежить та самая коя нападала на беросов у болотных землях. Хитники— невысоки и толсты черти со длиннющими торчащими выспрь махонистыми ушами. Покрытые с головы до пят короткой, чорной шёрсткой, сверху днесь не облепленной тиной и ряской, а усеянной колкими хвоинками и сухой листвой. Огромные, висячие вже будто мешки, пузяки, перьваливаясь туды-сюды громко плюхали водицей.
Мерики— нежить каковая обитала у лесах да сторонь обочин дорог. Со кривыми, ужесь не круглыми, а будто удлинёнными и помятыми со боков головами поросшими наростами, чем-то напоминающими жёлуди. Туловище тех Мериков, покрытое шёрсткой, было схоже по окрасу с опавшей, пожухлой листвой. Хохлики те самы иже издали зрились ребетнёй со смахивающими на сычиные, головами, и кудлатых, торчащих из них увысь хохолками весьма жёсткими и крепенькими. Морда у чертей казалась оченно сморщенной, испещрённой множеством приглубых рубчиков, щедринок и трещинок, отчавось ноли не зрелось на ней глаз, носа аль рта. Хохлики обросшие шёрсткой, мало чем отличались от иных чертей, и имели як и другие две ноги и две руки, а промеж того у них находилси, або и хвост выходящий с левогу боку, чуток понижее чем рука. Да Шишоки росточку и вовсе масенького… почитай с локоток, худобые по виду и со здоровенными горбами на спине, от которых вони низко клонились к землице, поелику ступающие по ней не токмо ножищами, но и зараз ручищами. Енти черти были голыми да обмотаны свёрху до зела ладными холстами, точно снятыми со убитых и иноредь схоронившими густоваты пятны кумачовой юшки. Головы ихни не мнее маненькие, як и сами Шишоки, имели перькошенно у одну сторону лико с помещавшимися на них длинными, вертлявыми, прям как кукиш носами, двумя зернятки глазоньками, да трещинкой ртом. Не було средь той нежити Упырей, може не решившихся приползть на поле брани, а може задержавшихся у пути. Так-таки обаче несметно колико було Хмырей и Караконджул. Водни покрытые свёрху красно-бурой склизкой кожицей со переливчатыми радужными крапинками по поверхности, будто токмо, шо выскочившие из водыки. Долговязые и тонкие со костяными ликами иде зияли пусты глазницы горящие рдяными огнями, и клацкающие зубищами челюсти, со дыркой занамест носа.
Прикрытые всклокоченными зелёными, и как у дневном свете оказавшимися, лишайниками волосьми. С поместившимися на коленях острыми, короткими шипами. Иные, те каковые парили над нежитью невысоко у небесах, имеющие до пояса человечий облик с главой, оголённой грудью и тонкими руками, завершающиеся здоровущими когтьми, со гладкой рыже-бурой кожей утыканная аки и прежде дедовником. Одначе задня часть их была овечьей покрытой бурой косматой шёрстью со крепкими ногами и вузкими копытами. Меже них также зрились и те которые имели задню часть от лошадей, со мощными ногами и не мнее дюжими копытами. На спине, на человечьей её части, у Караконджул находилась пара прозрачно-чёрных крыльев. Безухие головы с безобразным ликом со двойными сидящими друг на дружке ноздрями, рваной щелью— ртом, идеже во одном широком глазе занимающем почти половину лица крутились у белке два зелёных ока инолды сталкивающиеся промаж собе. Обаче выше Караконджул у самой мироколице, иноредь вопущаясь понижее парили летаглы. И даже отсюдова видны были их лёгохонькие взмахи ражих крыльев, да просачивающиеся скрезь тончайшу кожу сине-красные жилочки со тякущей по ним кровью. Расставленны махонисто руки, к коим и крепились крылья, отходящие от тел, надувались от порывов ветра и взмахов будто паруса, нося своих худосочных обладателей по небосводу. Их серовата кожа да покрывающие голову и лицо заместо брады и волос густые лишайники, двигались услед за ними, загнуты носы и смурны очи обозревали Бел Свет с ненавистью и злобой васнь вон, ентов замечательный мир, был повинен у ихнем многовековом наказании. Во руках летаглы несли на огромадных черешках, точь-у-точь как полумесяц, серебристые топоры, ноне их тела были обряжены у новые льняны и конопляны одёжи усякого цвету белого, синего аль рдяного, а на головах сидывали усё те же бараньи шапки. Тама ж позадь ентого многочисленного воинства наступала безбрежной полосой чёрна мара. Вона словно ползла зараз и по оземи, и по небу пожираючи зелёно-жёлты кроны деревов да голубизну и свет Ра на тверди. Осмотревши у таково могутно Зло, Боренька горестно вздохнул, оно як кумекал вон идеже нежить и летаглы раздобыли собе обновы, со кого сняты у те новы холсты да чьи черепа ноне воткнуты у жерди Лихов.
Протяжны таки стенания прокатились по его душеньке, обозреваючи столь вуродливых воинов. И померекалось светлому таковому отроку, чаво не зря бачать беросы, про тех «кто пригож обликом, тот засегда будять чист душой и помыслами». По-видимому, занеже и прибыли эвонти народы за змеем-человеком, чё усе як овый были принеприятны ликами, аже и вообче их имели. Чаво не можно було гутарить про его скоробранцев. И мальчик обернувшись возрилси на свову рать. А вона ужотко почитай заняла отведённы ей места. Да тяперича супротив панывичей стоямя стали мамаи, они отличались малым числом, да токмо были усе такими разудалыми ратниками, шо поместились друг от друга далече, чё б значить у бою не задевать своих. Посредь рати Борилки, справу от мамаев пристроились конные беросы и полканы, со круглыми щитами, мечами, луками и киями. За первыми рядьями конных, пешие беросы усе, як водин со комлястыми дубинами и топорами, то стояли оралы, охотники и рыболовы, так-таки не уступающие воинам своей смелостью и дюжестью плеч. За конными полканами у полосе следовали друды, у оных во руках были дрягалки сице осе вони звали дубины. Осторонь друдов шишуги и отяпы, вже не больно купавые у те народцы, но нынче у светлых лучах подымающегося красна солнышка, какие-то весьма ладные и поелику оченно смелые. Слеву от мамаев стояла рать духов во главе каковых зрились Кострубоньки, одначе хоть и имеющие как и отяпы зверины облики, а усё ж осыпающие окрестъ собе придивну теплоту.