— Спасибо, Гаррет. Я говорю это искренне. Когда мне страшно, я начинаю язвить.
Заметили, как она увильнула от вопроса, откуда она знает Розу? Я тогда не заметил.
— Значит, у Гулляра тебе все время было жуть как страшно.
У Гулляра ее так и называли — «Маленькая язва».
— Ты лишаешь себя всякой возможности добиться моего расположения, Гаррет.
Я присвистнул, как паровоз:
— Ты красивая, но я быстро остываю. Я уже начинаю думать, зачем я потерял с тобой столько времени. Твой характер уничтожает преимущества, данные тебе природой.
— У меня так всегда, Гаррет. Только дела начинают налаживаться, я сразу все порчу. Мама говорит, я прирожденная неудачница. Ладно. Я обещаю. Постараюсь. Спасибо. Ты спас мне жизнь. Что я могу для тебя сделать, кроме того, что напрашивается само собой?
В двери показался Туп и тут же вмешался:
— Что вы здесь затеяли, Гаррет?
— Ищу улики.
— Что-нибудь нашли?
— Да. Ножи. Покойник сказал, что их нужно сломать.
Туп приблизился на несколько шагов и взглянул на четыре обнаженных лезвия:
— Не опасно к ним прикасаться?
— Уинчелл и Рипли невредимы?
— Да.
— Тогда не опасно. Только не порежьтесь.
Туп выругался и взял ножи:
— Я сразу же их сломаю.
И вышел. Я сказал Конфетке:
— Кроме того, что напрашивается само собой, хотя оно не так напрашивается, как ты думаешь, ты можешь зайти ко мне и побеседовать с моим партнером. Он у нас мозговой центр. Он хочет тебя видеть.
— Он что, калека? Не может сам прийти?
— Он нездоров.
Я спрятал улыбку. Покойник нездоров более, чем кто-либо другой.
Мы выбрались из подвала. Конфетка болтала без умолку. Я признал себя побежденным. Я пытался представить ее Тупу, чтобы она знала, кому официально принадлежит честь ее освобождения. Это не помогло. Она продолжала трепаться, обращаясь ко мне. Тупа интересовали только ножи, он трудился весьма старательно и разломал каждый нож на четыре части.
— Об этом мы позаботились.
Туп был ужасно счастлив и доволен собой. «Дьявол гордился бы…» — подумал я.
— Лучше проверьте, не взяли ли они у того бродяги чего еще. Мы не знаем точно, что проклятие передается через ножи.
— Бродягу кремировали, и вся его одежда тоже сгорела. А теперь мы кремируем этих… Ах да! Правильно. После того, как узнаем насчет проклятия.
— Да, после.
Конфетка не унималась. Я сказал:
— Женщина, я больше не могу. Я не мазохист. Но я хочу, чтобы ты пошла со мной и поговорила с моим партнером. По дороге к тебе на Холм мы как раз будем проходить мимо нашего дома.
Я примолк и уставился на пленников. Оба лежали в джутовых мешках. Уинчелл бесился. Рипли лежал спокойно, но это внушало мне смутные подозрения. Пока я смотрел, мимо пролетела крохотная мошка, похожая на моль.
В это время Конфетка спросила:
— Откуда ты знаешь, что твой дом находится по дороге ко мне?
— Признаюсь, я еще не выяснил, кто ты на самом деле. Но я знаю, что с Холма. Этому убийце нравились только богатые девушки. Так что если ты собираешься вернуться домой, спрятаться от реального мира и думать, как тебе повезло, что можно позабыть обо всем, что было, и относиться к беднякам…
— Ты акмеист? Или анархист?
— Что? Ты упустила смысл.
Это ничего, главное, что я не упустил ее. Я тащился домой, и она шла за мной по пятам. Покойник будет доволен.
— Полно чокнутых подпольных групп, Гаррет. Их десятки. Пуантилисты. Деконструктивисты. Калибраторы. Аватаристы, атеисты, реалисты, постмодернисты. Ты так говорил…
— Я не касаюсь политики в надежде, что политика не коснется меня. По моему мнению, хорошо обдуманному, хоть и циничному, пусть мы даже перезрели для перемен, все перемены, проводимые людьми, приведут только к худшему, пойдут на пользу все более немногочисленной и продажной правящей верхушке. — В эту минуту я понял, чем она увлечется теперь: революцией. — Кстати, у тебя есть имя? Настоящее имя?
Все эти «исты» соберут под свои знамена несчастненьких, скучающих богатых барышень.
— Конни.
— Правда? Значит, ты почти его не изменила?
— Почти. Конни меня называл только брат. В прошлом году он погиб в Кантарде. Он был капитаном кавалерии.
— Прими мои соболезнования.
— А ты мои, Гаррет.
— Что?
— Ты тоже там кого-то потерял.
До меня дошло.
— Да. Типичный случай. А как называют тебя другие люди?
— Микки.
— Микки? Как они ухитрились из Конни сделать Микки?
Она рассмеялась. Когда она ничего не делала, а просто веселилась, у нее был чудесный смех. Я чуть не ошалел.
— Не знаю. Это моя няня. У нее были для всех нас ласковые прозвища. А что?
Я захихикал:
— Ты мне напомнила о моем младшем брате. Мы звали его Фуба.
— Фуба?
— Не знаю почему. Это моя мама. Меня она называла Прыщ.
— Прыщ? Да. Ну конечно. — Конфетка закружилась и стала показывать на меня пальцем. — Прыщ! Прыщ!
— Эй! Прекрати!
Люди таращили на нас глаза. Она сделала пируэт:
— Прыщ! Знаменитый сыщик Прыщ!
Конфетка засмеялась и помчалась вперед.
Побежала, потому что я припустил за ней. Она неплохо бегала. Ноги у нее были что надо. Красивые ноги, я не очень-то старался ее догнать, просто бежал сзади и наслаждался зрелищем.
Мы пустились бегом, когда были уже недалеко от дома. Начиналась Макунадо-стрит, я поравнялся с Конфеткой и сказал:
— Осталось два квартала по этой улице. Это мой район. Здесь меня знают.
Она смеялась и пыталась отдышаться.
— Есть, сэр, мистер Прыщ. Я постараюсь, чтобы вы не уронили свое достоинство.
Когда Дин открыл парадную дверь, она все еще смеялась, и мне было не по себе.
49
Белинда стояла в коридоре. Она хмуро посмотрела на Конфетку. Конфетка хмуро посмотрела на Белинду. Они, без сомнения, узнали друг друга. Конфетка напоследок еще раз подколола меня:
— Ты знаешь, что его прозвище Прыщ?
— Дин, — прорычал я, — принеси закуски в комнату Покойника! А также нюхательную соль на случай, если я дам этой девице по башке и она отключится.
У меня вдруг возникла трудность. Я оказался меж двух восхитительных женщин, обе очень интересные и разглядывают друг друга, как кошки, собирающиеся вонзить когти. В меня.
Я давно не тренировался, но вспомнил, как это бывало. Когда они поднимут бучу, я все возьму на себя. Их счастье, что напали на такого, как я.
Я услышал шум в маленькой гостиной, и меня осенило. Я вбежал в комнату до того, как последний приблудный кот Дина успел спрятаться. Это был крошечный пушистый комочек, такой ласковый, что даже я, если бы меня приперли к стенке, признал, что он душечка. Я метнулся обратно в коридор, где мои дамы обменивались убийственными взглядами. Котенок замурлыкал.
— Вижу, что вы, девочки, знакомы. — Я сказал Конфетке: — Она здесь прячется. От убийцы. — И Белинде: — Вчера вечером убийца ее похитил. Мы только что ее освободили. Я привел ее на беседу с Покойником.
— Я так и думала. Я слышала, что ее похитили.
Белинда посмотрела на котенка без того огонька, который загорается при виде этих животных в глазах их поклонников. Черт возьми! Такая мысль, и все зря.
— Какой хорошенький, — проворковала Конфетка.
Здорово! Хоть одна проявила интерес.
— Хочешь подержать его, пока я посоветуюсь с партнером?
На упоминание о Покойнике Конфетка никак не отреагировала. Что ж. Я передал ей котенка и направился в комнату Его Милости. Едва я подошел к двери, Конфетка подскочила и нахмурилась, как это происходит со всяким, кто впервые непосредственно слышит слова Покойника.
Я шагнул в комнату:
— Чувствуешь, кто у меня здесь? Будут какие-нибудь особые указания?
«Просто приведи ее сюда».
Что-то его очень сильно забавляло. Я догадывался что. Две женщины. И я, бесстыдно задыхаясь от страсти, пытаюсь придумать, как сохранить при себе обеих: и Белинду, и Конфетку.
«Это будет настоящая проверка твоего легендарного обаяния. Особенно если учесть, что твоя старая подруга Роза Тейт предостерегла обеих».
— Потешаешься над моим несчастьем?
«Подготовь ее. Она все еще не оправилась от потрясения. Моя внешность может оказаться для нее слишком большим сюрпризом».
Я подумал, что Конфетка очень ловко преодолевает потрясение, разряжаясь на мне.
Котенок сделал свое дело. Теперь женщины сидели вместе и, гладя котенка, обсуждали приключения Конфетки.
Я сказал:
— Он хочет, чтобы ты вошла прямо сейчас. Но я должен тебя предупредить: он не человек. Не пугайся, когда увидишь его.
Конфетка как будто не удивилась:
— Он такой противный? Как великан?
— Нет, он просто толстый. И у него длинный нос.
— Он лапочка, — сказала Белинда.
— Кто лапочка? — спросил я.
— Можно я возьму с собой Шутника?
Конфетка имела в виду котенка. Уже кличку придумали. Белинда кивнула, даже не посоветовавшись со мной.
— Ладно, — сказал я, будто в этом доме кого-нибудь интересовало, что думает его хозяин. — Хорошая мысль.
На кошку бывают направлены добрые чувства и мысли, которые иначе остались бы глубоко внутри.
Конфетка пошла в комнату Покойника. Криков не последовало. Белинда заметила:
— Я правда думаю, что ты, наверное, хороший парень, Гаррет.
— А?
Она махнула рукой, словно говоря, что слышала обо мне много чего, но не хочет повторять это в моем присутствии. Я пришел в недоумение. Сколько они могли рассказать друг другу, пока я заходил к Покойнику?
Женщины. Кто их разберет?
Белинда взяла меня за руку и прижалась ко мне:
— Сейчас не слишком рано для того, чтобы ты повел меня на кухню и угостил пивом?
Дин заканчивал стряпать горячее.
— Что это такое? — спросил я.
— Вам надо поесть. И юная дама, которую вы привели, видно, давно не ела хорошей пищи.
Еда для Дина — дело серьезное. Была бы его воля, каждое блюдо стало бы произведением искусства. Его ужасает мое отношение к еде про