— Терентьичем зови, — с нарочитой строгостью сказал Тудвасев.
— Ну, Христос воскресе! — скрипнул Ефрем.
— Воскресе, племяш, — высвобождаясь из объятий родственника, ответил Тудвасев.
— А теперь ко мне! Приглашай, дядя, своего командира с женою! Пообедаем, дружки вы мои!
— Может, мне не идти? — осторожно спросила у мужа Полина.
— И не вздумайте! — сказал Ефрем. — Обижусь. От хлеба-соли не отказываются.
Ефремова жена обрадовалась Тудвасеву и вообще всем гостям. Это была общительная, веселая характером бабенка, она тут же рассыпала по избе задорный смех и принялась накрывать на стол. Полина подключилась помогать ей, а мужчины отошли к окну и заговорили о делах.
— Мы стоим огневым заслоном в Ужуре, чтобы не подпускать Соловьева к железной дороге, — сказал Ефрем. — Соловьев теперь и не рвется сюда, понимает что к чему. Имеем сведения, что вышел на переговоры, да что-то не поклеилось. Зачуял, поди, что жареным пахнет!
— Я слышал про это. — Николай сдвинул густые брови и на минуту задумался. Неужели и он, как его предшественники, не сумеет покончить с бандой? Видать, хитер Соловьев и неглуп, но ведь и Николай стоит чего-то.
— Его нужно выманить на себя, — сказал Ефрем.
— Как тех казаков, — Тудвасев вспомнил рассказ Николая.
— Беда, что соловьевцев не враз отличишь от прочего люда. Вон едет, гляди-ко, и как глаза пялит! Кто такой? Может, это и есть бандит, — заметил Ефрем.
Верхом проезжал мимо высокий мужик с заросшим волосами лицом и дерзким взглядом чуть прищуренных глаз. Казалось, ему доставляло удовольствие глазеть на Ефрема, стоявшего ближе всех к окну: он уже поравнялся с избою и проехал вперед, а все смотрел и смотрел сюда.
— Чего вылупился? — спросил Тудвасев.
— Поди узнай, — Ефрем повернулся к Николаю: — Ежели нападешь на бандитский след, зови на подмогу. Мы Ваньке покажем, в душу мать.
Вскоре сели за стол. Выпили все, кроме Полины, и потянулись вилками к тарелке с огурцами. Николай не любил спиртное, но, чтобы не огорчать хозяина, отпил несколько мелких глотков и отставил стакан.
— У нас так не пойдет! — вкрадчиво заметил Ефрем.
— Непьющий я! — взмолился Заруднев.
— Все так. Все не пьем, когда не подают. А если уж подали…
Пришлось Николаю выпить стакан до дна. За столом завязалась непринужденная праздничная беседа, когда говорят много и интересно, вроде бы обо всем и ни о чем. Хозяин пожаловался на небывалую дороговизну кормов в Ужуре. Кто-то в конце зимы умышленно поджег два чоновских зарода, теперь сено приходится покупать. А под видом сена продают голые объедья, чтоб им пусто было, кулакам проклятым!
Хозяйка расспрашивала Тудвасева о родственниках. Но он ничего определенного сказать не мог, так как в своей деревне был проездом и год назад — даже увиденное там успело порядком забыться. В общем, живут себе люди и живут, сообща купили конную молотилку, а молотить прошлой осенью, как ему прописали, было нечего — посевы сгубил суховей. У кого был хлебный запасец, те помаленьку растягивают до новины, а у бедняков давно зубы на полке.
— Худо-то как, — пригорюнилась хозяйка.
Ефрем сцепил в замок пальцы и отвалился к стене. Прошлой ночью он почти не спал, и глаза у него теперь слипались, однако он не поддался искушению, а заговорил о дальнейшем пути Заруднева. Из Озерной прислали трех коней под седлами, коновод квартирует неподалеку. Через двадцать верст, сразу же за Чулымом, начинается земля, которую контролирует Соловьев. Там нужно держать ухо востро. Оружие лучше не прятать и ехать в форме. Чтоб видели: командир, направляется к месту службы. Командира бандиты не тронут, понимая, что деньгами у него не разжиться, продуктами тоже, а пулю схватить кому же охота?
— Только супруженицу свою, товарищ Заруднев, в Ужуре оставь. Бандиты тоже празднуют Пасху, сейчас там пьяным-пьяно.
— Ясно, — согласился Николай, хотя ему не хотелось разлучаться с Полиной.
— Возьмешь поболе людей и явишься за супруженицей. А мы пока определим ее на квартиру. Можешь оставить для охраны того инородца, который привел коней.
— Племяш сказал дело, — поддержал Тудвасев.
— Ну если надо… — Полина вопросительно посмотрела на мужа.
— Надо, малыш, — шепнул он ей. — Я приеду за тобой в золотой карете!
— Никакой ты не принц, ты просто хвастун.
Горланя и приплясывая, по улице прошли подвыпившие мужики с гармошкой. Чинно проехали в тарантасе разряженные старик со старухою, тарантас был новенький, колеса с крыльями — видно, справный мужик ехал куда-то в гости. Затем показался поп с серебряным крестом на пузе.
Поблагодарив хозяев за угощение, Николай и Полина возвращались в чоновский штаб. Дорога тонула в темно-буром киселе. Не успели они сделать и нескольких десятков шагов, им навстречу попался на коне тот самый мужик, что дерзко смотрел на Ефрема.
Заруднев спешил в Усть-Абаканское. Он собирался закупить на дорогу кое-каких продуктов. На базар отправились вдвоем с Тудвасевым, долго шли по скользкому глинистому увалу вдоль тихой речки, у которой на широком лугу пощипывали прошлогоднюю траву коровы и овцы. Затем тропка кинулась вниз, к самой воде, сапоги зачавкали между кочками.
Несмотря на ранний час, село проснулось. Над избами закучерявились золотые дымы. На улицах появились прохожие с помятыми, красными с похмелья лицами. Празднично позвякивая колокольцами, пронеслась тройка. Старик в заплатанном зипуне беззлобно ругнулся ей вслед и, выделывая ногами замысловатые кренделя, подался дальше.
Базар был немноголюдный. Убедившись, что на продукты нет спроса, торговки убирались догуливать Пасху. Цены быстро падали, и Николай накупил дешевого сала, вареных яиц и калачей, всего этого с избытком должно было хватить не только на весь дальнейший путь Зарудневу и Тудвасеву, но и остающимся в Ужуре Полине и коноводу.
Полине нашли было маленькую, чистую комнату в домике по соседству с чоновским штабом, но гостеприимная жена Ефрема воспротивилась: разве на такое короткое время она не устроит ее у себя? Эта мысль понравилась Николаю — все же здесь Полина будет под более надежной охраной.
Уходя с базара, Николай затылком почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и резко обернулся. Он увидел все того же бородача. Мужик проворно нырнул в толпу, на секунду показался в ней и скрылся. Да, сомнений не было: он неотступно следил за Николаем, их встречи не могли быть только простым совпадением — за несколько часов их случилось уже три. А вдруг это и есть соловьевский разведчик? Но откуда ему знать о Зарудневе? Скорее он стал бы следить за тем же Ефремом. Впрочем, интерес бородача к нему вполне мог подогреваться орденом, алевшим на шинели у Николая.
Заруднев снова подумал, что правильно поступает, оставляя здесь Полину. Она проживет в Ужуре какую-то неделю, зато он будет совершенно спокоен за нее.
— Сумасшедший или бандит, — определил Тудвасев.
— И ты видел?
— Уж как не увидеть.
Нетрудно было задержать бородача и проверить у него документы. Но на основании чего задерживать? Только потому, что он трижды косо посмотрел на Заруднева? Так над этим основанием начальство ржать будет, да еще прикажет Николаю извиниться. А если это бандит, то у него надежное прикрытие.
Тревогою Николай поделился с Ефремом. Тот ничему не удивился и еще раз посоветовал оставить при Полине инородца, тем более, что Заруднев вполне обойдется без проводника: дорога тут одна и ведет она степью до самого Усть-Абаканского, так что заблудиться нельзя, а если заблудятся, дорогу им покажут в первом же селе или улусе.
— А бородачом займусь я. Не наш он, не ужурский, точно, — сказал Ефрем.
Но коновод Егор Киржибеков оставаться при командирше не захотел. То ли ему претило охранять женщину, то ли из-за неминуемых насмешек своих товарищей, то ли, наконец, дома ждало его какое-то спешное дело, но только он недовольно сказал Зарудневу:
— Сам сиди с бабой, однако.
— Ты что! Он же твой командир! — напомнил Тудвасев.
— С командиром поеду, с бабой никуда не поеду! — решительно махнул рукой Егор. — Собака умней бабы!
А когда Заруднев и Тудвасев попробовали покрепче нажать на него, Егор совсем заупрямился, заявив, что пока новый командир не принял эскадрон, бойцы могут не подчиняться ему — таков порядок. А вдруг да старый командир откажется уезжать и его здесь оставят, что тогда?
— Прочитаю тебе приказ, — сказал Заруднев, шарясь во внутреннем кармане шинели.
— Зачем читать? Мне не надо читать!
— Прочитай сам.
— Я неграмотный, — отрезал Егор.
Заруднев и Тудвасев не знали, что делать. Угрозы здесь не подействуют. Егор между тем рассуждал:
— Командиров менять? Не надо менять!
Так они ни до чего и не договорились. Николай сказал Егору, чтобы тот готовился к отъезду завтра на заре, чтобы с вечера задал лошадям в торбы побольше овса.
Узнав о разговоре Николая с упрямым коноводом, Полина сконфузилась и попросилась ехать с мужем, их будет четверо, напасть на них бандиты побоятся. Да и не до налетов сейчас бандитам, когда кругом идет гульба, пьяные, поди, валяются по сельским избам. Ей не хочется одной оставаться в незнакомом Ужуре, как бы тут ни было сытно да спокойно.
— Постарайся не выходить из дома, — не слушая ее, сказал Николай и достал из кармана шинели блеснувший никелем крохотный браунинг. — Держи.
Он сам научил ее быстрой и меткой стрельбе из самовзвода и винтовки. Полина оказалась прирожденным стрелком — уже через неделю выбивала не меньше очков, чем сам Николай, палила навскидку, почти не целясь. И посмеивалась, пожимая плечами:
— Я ведь командирская жена.
Спать в ту ночь легли рано: мужчинам нужно было как следует отдохнуть перед дорогой. Однако все долго не могли уснуть. Тудвасев несколько раз выходил курить во двор, впуская в избу сырой холодок. Полина схватилась за руку мужа и не отпускала ее, и он чувствовал, как ресницы жены нежно касались его кожи: даже в темноте Полина не смыкала г