и в детском паровозике, который давно заржавел и уже никуда не едет…
Книга «Апельсинки» – сборник рассказов, смешных и грустных, о взрослении без родителей и о долгой дороге к прощению.
Попутчица
Ира вышла из супермаркета со стойким ощущением: что-то забыла. Точно забыла! Уже подходила к дому, когда поняла: «Масло! Сливочное масло!»
Возвращаться не хотелось. Сумки в руках тяжелые, толкучка в супермаркете изматывает, очереди опять же.
Около дома доживал свои дни магазинчик шаговой доступности.
«Там и куплю», – решила Ира.
Она зашла в магазинчик, отыскала на прилавке масло в прозрачной масленке, без опознавательных знаков. Масло стоило многократно дороже, чем в супермаркете.
– Это какое-то особенное масло? – спросила Ира.
– Да, шикарное просто, фермерское, сейчас дам попробовать, – улыбнулась знакомая продавщица и щедро намазала Ире бутерброд с маслом.
Ира не хотела есть, но укусив кусочек, пришла в восторг. Невозможно словами описать этот вкус – яркий, насыщенный, сливочный!
Ира доела бутерброд с громадным удовольствием. Не масло, а самостоятельное блюдо!
Ира купила брусочек весом 400 граммов, на большее не хватило денег. Домой шла в приподнятом настроении – будто клад обнаружила. Даже усталость прошла, захотелось немедленно побаловать Влада чем-то вкусненьким.
Ира вошла в квартиру, в прихожей крикнула:
– Я дома!
Вокруг было как-то подозрительно тихо.
– Влад? – Ира заглянула в комнату.
Влад сидел на диване, вытянувшись по струнке. Рядом с ним стояли два его чемодана.
У Иры сжалось сердце в тисках плохих предчувствий.
– Что случилось? – спросила Ира.
– Сядь, пожалуйста, – сказал Влад.
– Уезжаешь? – занервничала Ира. – В командировку или от меня?
– Сядь.
– К Ларисе той?
– Сядь.
– Перестань мне приказывать. – Ира подошла к шкафу и рванула на себя дверцы. Пусто.
Значит, все вещи – в чемоданах. В командировку берут обычно самое необходимое. А вот так сметают все с полок, когда уходят навсегда.
Ира стояла лицом к шкафу, спиной к Владу.
– Я больше не могу, – пояснил Влад.
Ира молчала. Влад решил конкретизировать:
– Я больше не могу так.
Ира молчала.
– Вот Лидочка говорит…
– Мне про Лидочку неинтересно, – оборвала его Ира.
Лидочка – это сестра Влада. Одинокая многодетная мать, которая нарожала Владу племянников. А Ира – нет.
Не получилось нарожать.
Может, и хорошо, что не получилось – сейчас было бы еще страшнее.
А может, и плохо: нарожала бы – Влад бы не ушел.
Хотя, говорят, что уходят не от детей, а от женщины. С детьми или без, Ира – это Ира. А Лариса – это Лариса.
Лариса – это бывшая жена начальника у Влада на работе. Она работала в их компании, и о ней Влад всегда рассказывал с придыханием. Она всегда с мужем, во всех его начинаниях, куда он – туда и она.
– Она даже готовить не умеет, – с восторгом рассказывал Влад, будто что-то не уметь – это бонус.
Ира готовила прекрасно, часто баловала мужа сложными блюдами. Но Влад всегда ел рассеянно.
– Вкусно? – спрашивала Ира.
– Вкусно, – соглашался Влад.
Без вопроса с ее стороны он никогда не хвалил ее блюд. Будто ему было все равно: лазанья или бутерброд.
А потом начальник развелся со своей женой. Лариса продолжала работать в компании, но уже в статусе свободной женщины.
И Влад вдруг стал наряжаться, носить костюмы, менять галстуки, а однажды они целое воскресенье потратили на выбор клубного пиджака со вставками на локтях… Влад на глазах становился модником.
– Ты от меня уходишь? Или к кому-то? – спросила Ира, будто это имело значение.
– Я детей хочу, – ответил Влад.
Ясно. От нее уходит.
Ира боролась за возможность родить ребенка семь лет.
Однажды они с Владом на отдыхе взяли напрокат велосипеды и поехали по набережной. Уехали далеко, и там, далеко, на горе, у Иры сломался ее велик. Цепь сорвало, и что-то еще с колесом.
Влад пытался починить, у него не получалось, он нервничал, психовал.
В итоге они постучали в чужой дом, и велосипед Ире чинил какой-то чужой человек. А Влад все это время нервничал, смотрел на часы, бурчал, что время аренды выходит и как бы с них не взяли штраф за опоздание.
Ире было тоскливо от того, что ее проблему решает чужой человек, а ее человек – только наводит панику. Наверное, уже тогда можно было понять, что это – не ее человек…
Ира семь лет боролась. С собственным организмом, в котором в программе деторождения сорвало генетическую «цепь» и что-то еще.
И пока она с врачами мучительно чинила организм, пила гормоны, колола препараты, решала проблему, «ее человек» нервничал, что время идет, а детей все нет.
ОН НЕ ДЕРЖАЛ ЕЕ ЗА РУКИ, НЕ СПАСАЛ, КОГДА ОНА ОТ ГОРМОНОВ ТО ВПАДАЛА В СОНЛИВОСТЬ, ТО В ПЛАКСИВОСТЬ, НЕ УТЕШАЛ, КОГДА ОНА НАДЕЯЛАСЬ НА СЧАСТЬЕ, А ТЕСТ ПОКАЗЫВАЛ ОДНУ ПОЛОСКУ. ВЛАД БУДТО ПРОСТО СМОТРЕЛ НА ЧАСЫ И УТОЧНЯЛ: «НУ СКОРО ТАМ?»
– Ну и помимо детей… Иногда мне кажется, что кроме борщей твоих тебе ничего и не интересно, – добавил Влад.
Ясно. Все-таки к Ларисе.
Ира молчала. А что тут сказать? Поздно адвокатировать прошлое…
– Ты холодная. Ты только в работе вся такая живая, любимица всеобщая, а со мной… Ты постоянно ездишь в свои командировки. Откуда я знаю, с кем ты там… – продолжал Влад.
Ира вздохнула. Как-то раз она пожаловалась лучшей подруге на безосновательную ревность Влада. Вот на пустом месте ревнует! Ни малейшего повода!
И подруга ответила:
– Твоя проблема в том, что ты слишком хорошая. Ты хороший человек, хороший сотрудник, хорошая жена, дочь, хорошая подруга… Знаешь, как сложно жить с хорошим человеком, на фоне которого ты всегда… ну, хуже, что ли? Влад и завидует немного, и ревнует, это же неизбежно! Зависть ведет к тому, что он радуется любому твоему промаху, который фактически уравнивает вас в вашем семейном партнерстве. Ты вот бесплодна, а он будто рад: хоть тут ты неидеальна! Он знает, какая ты умница. И он знает, что это знают другие. Когда он упрекает тебя в изменах или в пылу ссоры говорит, что ты ужасный человек, он это делает от бессилия. Он зависим от тебя, он знает, что все лучшее в его жизни – это ты, ему страшно потерять тебя…
Тогда эти слова помогли Ире понять чувства Влада и не обижаться на его злость и агрессию. А теперь… Теперь, выходит, это все было ошибкой. Боится потерять.
Где ж боится? Вон, чемоданы собрал…
Потом он ушел.
Ира плохо помнила, как закончился тот день. Слезы свои помнила. Растаявшее сливочное масло в сумке, запачкавшее остальные продукты. Лучшую подругу, приехавшую спасать. То, как она сказала фразу:
– Увела Лариска…
Ира даже протрезвела на этом слове.
«Увела…»
Как-то раз они с Владом ехали на дачу, остановились на минутку по надобности. Пока Влад бегал в лесок, Ира взяла фотоапрарат и пошла на поле сфотографировать коров.
Коровы дружелюбно подставляли головы для фото, смешно жевали траву на камеру. Особенно умилительно вел себя маленький бычок, прямо позировал, ластился.
Потом Иру позвал Влад, и она пошла к машине. А бычок пошел за ней. Она села в машину, а бычок с укором смотрел на нее через окно: мол, бросаешь, что ли? Они медленно поехали, а бычок побежал за ними.
– А если он убежит и потеряется? – испугалась Ира.
– А что ты предлагаешь? Открыть заднюю дверь и посадить его? Угнать бычка? – смеялся Влад.
Ира потом переживала за того бычка, которого она увела из стада и чуть не похитила.
Вот. Понятно, как можно увести бычка.
А человека? Как можно увести человека? С сохранным интеллектом, характером, обязательствами, мечтами и желаниями? Никак.
Человек может выбрать уйти.
Взять и уйти.
Взять – в смысле взвалить на себя последствия этого поступка.
Например, переговоры с собственной совестью после предательства.
Ведь совесть станет ложиться спать с тобой каждую ночь, будет лежать на твоей подушке и шептать: «Как ты мог?»
Но это не важно. Точнее важно думать в этой ситуации не как он мог, а как теперь я, в моей новой жизни, в которой нет его. Как теперь будет организован мой быт, что положить на свободные полки шкафа, где жили его рубашки, чем заполнить пустую полочку в ванной, где раньше стояли его кремы для бритья и помазки, и чем заполнить пустое место в душе, где раньше жила любовь к Владу? Как освободить это место от затопившего разочарования, чтобы оно стало таким же полным, как его бывшие полочки в шкафу?
Жизнь Иры круто изменилась. Она тогда осталась без денег, без здоровья, без надежд и перспектив.
Душа, выжженная депрессией, много лет отказывалась хотеть и мечтать.
На самом деле жизнь – это сплошное желание, просто разных вещей. Это когда ты каждую минуту чего-то хочешь. Есть, гулять, спать, любить, согреть или согреться. А когда ты не хочешь ничего – это смерть.
Ира жила свою смерть.
И даже не мечтала снова вынырнуть в жизнь и научиться хотеть.
Думала, что она умерла навсегда.
При этом она буднично работала, проползала сутки за сутками, ежедневная пресная действительность застревала в дверях полуночи, не хотела заканчиваться.
Нет желаний, нет денег на желания, нет завтра, есть вчера, которое никому не интересно, и застывшее болотистое сегодня.
Ира не понимала, зачем живет. Зачем ездит на метро, покупает овощи на салат, печатает документы, смотрит телевизор. Однажды она все воскресенье смотрела телевизор, но не помнила ни одной передачи. Смотрела, но ничего не видела. Не умерла, но и не жила.
Однажды вечером Ира брела с работы домой. У нее в сумке жил батон хлеба, купленный в обед.
Есть не хотелось. Но надо. Ира заставляла себя иногда есть, ставила напоминания на телефоне.
В холодильнике – всегда пусто. Как и в душе.
«Надо купить масло», – буднично подумала Ира.