Спрашивает, можно ли присесть к ней за столик в школьной столовой. На нее обращают внимание. У Энди есть мотоцикл. И вот теперь, на грани несомненного признания, на пороге искушения, жизнь ее рухнула.
— Я выгляжу как кошмарная уродина! — выкрикнула она, голос сорвался на визг. Губы и язык распухли, и любое произнесенное слово вызывало боль. Она страдала, стонала и закрывала лицо руками.
Мать Кирсти стала извиняться, но Грейс покачала головой. Она держала Кирсти за руку и говорила мягко, но настойчиво, объясняя, что произойдет, когда придет машина «скорой помощи» и отвезет ее в Стоматологический центр.
— Мы собрали выбитые зубы, — утешала Грейс. — Там смогут поставить их на место.
— Ага, сейчас! — Слезы боли и жалости к себе исчертили щеки Кирсти.
— Когда опухоль спадет, тебе поставят скобки, чтобы зубы были прямыми.
— Скобки! О боже…
Слезы полились ручьем, и Грейс, желая подбодрить ее, сказала:
— Прекрати, готова спорить, половина ребят в вашем классе носят скобки.
Кирсти пожала плечами, не желая вникать в смысл. Энди Картер станет гулять с девчонкой, которая носит скобки на зубах? Ни за что!
— Вам не понять! — рыдала она.
На стоянку въехала «скорая помощь». Грейс подняла глаза, но регистратор сделала знак, что еще рано.
— Том Круз носит на зубах скобки, — сообщила Грейс.
— Не может быть!
— Еще как может, — уверила Грейс. — С тех пор как поставил новые коронки.
Глаза Кирсти стали круглыми от удивления.
— Коронки?
— А почему, ты думаешь, голливудские звезды щеголяют безукоризненными улыбками?
Девочка на минутку над этим задумалась, прикладывая салфетку то к глазам, то ко рту.
— Я считала, что они… это… ну, рождены шикарными.
Грейс подняла брови, и Кирсти спросила:
— Чего?
— Бен Аффлек? — Тон Грейс стал заговорщицким, и Кирсти подалась вперед, страстно желая услышать сплетню. Грейс постучала по своим резцам. — Коронки.
Собственная беда показалась Кирсти сущей ерундой.
— Так значит, мои зубы закроют коронками?
— Сколотые — конечно. Восхитительными фарфоровыми коронками.
Кирсти уже почти успокоилась к тому времени, когда подошла «скорая», чтобы отвезти ее в Стоматологический центр. Глядя, как санитар провожает ее пациентку до машины, Грейс заметила у входа мужчину, стоявшего с выражением восторженного изумления на лице. Наружностью он был явно европеец, высокий, довольно элегантный, одет в длинное шерстяное пальто. Он шагнул вперед, стаскивая перчатки и протягивая руку:
— Это было впечатляюще!
Она сразу же узнала голос:
— Мистер Андрич! Вы изменились.
— Мирко, — напомнил он.
— Сменили прическу!
Его волосы теперь были коротко острижены. Они блестели, густые и черные, оттеняя оливковый цвет его кожи.
— Я подумал, что пора входить в двадцать первый век. — Он провел рукой по волосам и улыбнулся с обезоруживающей застенчивостью, обнажив свои слегка искривленные зубы.
— Вам идет, — сказала Грейс.
В ответ он чуть наклонил голову — этакий намек на официальный поклон.
— Простите меня, — перешел он к делу. — Я понимаю, что вы заняты, но мне хотелось бы с вами минутку поговорить.
Беспокойство на его лице заставило Грейс тотчас же подумать о Наталье. Тревожное состояние переводчицы и ее недавняя выходка во время приема угнетали Грейс почти так же сильно, как и молчание Джеффа.
Она провела мистера Андрича в комнату для родственников. Удобные кресла, салфетки, телефонный аппарат, даже кофе-машина — место, где можно успокоиться, снять напряжение. Грейс попыталась избавиться от гнетущих ее мыслей и предложила Андричу присесть. Он неловко сел на краешек кресла, очевидно стесняясь, может, даже нервничая — так ей показалось.
Андрич положил перчатки на стол, давая себе время собраться с мыслями и решить, с чего начать.
— Доктор Грейс, — сказал он. — Вы меня не знаете, и я не удивился бы, если бы вы отнеслись ко мне с некоторой долей подозрительности. Но, пожалуйста, поверьте, я друг Натальи еще по Хорватии.
— Конечно же, — заверила Грейс. — Наталья мне рассказывала.
Целая гамма чувств промелькнула на его лице: радость, облегчение, возможно, даже удовольствие. Он скрестил руки, обхватив ладонями локти.
— Родные Натальи были убиты. — Он поднял глаза на нее, и Грейс подтвердила, что ей известна эта часть Натальиной истории. — Она пережила очень плохие времена. — Его пальцы сжали локти еще сильнее, так, что побелели суставы.
— Она сказала, что вы познакомились в Книне.
— Уже после смерти ее родителей.
— Вы заботились о ней?
Он нахмурился:
— Я делал что мог.
Грейс ощутила, что он винит себя за что-то.
— У Натальи и вправду дела наладились после того, как она перебралась сюда, — сказала она, желая его успокоить.
Он чуть заметно улыбнулся:
— Это хорошо. — Он колебался в нерешительности: — Вы ее ближайшая подруга, ведь так?
Грейс пожала плечами:
— Надеюсь, что да.
Он вновь опустил глаза и стал разглядывать скрещенные руки.
— Я разговаривал с ней вчера. Она была… как бы это сказать? — Он сдвинул брови, пытаясь подобрать точное слово.
— Возбуждена? — подсказала Грейс.
— Это значит «нервничает, кричит»?
Грейс ответила ему грустной улыбкой, подумав: «Значит, не только на меня?»
— Мне кажется, ее что-то гнетет. Но она могла бы поделиться своими тайнами с другом. Таким, как вы, — продолжил он.
Грейс была тронута. Она решила, что он пришел с просьбой о защите, а Мирко Андрич пытается помочь Наталье.
— Возможно, вы и правы. Но не думаю, что она мне доверится.
— Вы же ее друг, — сказал он. — Вы врач — она должна вам доверять.
— Наталья — очень скрытный человек, — попыталась объяснить Грейс. — Она не любит рассказывать о своем прошлом. Я даже не знаю, как она сюда попала.
— Вот как! — Мирко откинулся назад, разжал руки, положил их на подлокотники кресла и повторил: — Вот как! Очень жаль.
Тут до Грейс дошло, что Мирко Андрич, несмотря на элегантный и самоуверенный вид, еще очень молодой и неопытный человек, который и хотел бы помочь другу, но не знает, как к этому подступиться.
— Все, что мы можем сделать, так это находиться рядом на случай, если ей надо будет к кому-то обратиться.
Он нахмурился, не до конца убежденный, но не желающий показаться невежливым.
— Вы мудрая женщина, доктор Грейс, — сказал он.
Грейс улыбнулась, смутившись от лести.
— Не мудрая, — поправила она. — Уступчивая.
Он выглядел озадаченным, и она продолжила:
— Я имела в виду, что нам придется этим довольствоваться. Если Наталья не хочет рассказывать, мы не сможем ее заставить.
— Да, — хмуро согласился он. — Это так.
Он на время замолчал, а Грейс ждала, чувствуя, что он на что-то решается.
— Мне кажется… — замялся он, — Наталья мучается из-за чего-то, что она совершила в прошлом. Но это была борьба за выживание. Может, мой вид вызывает у нее тяжелые воспоминания о тех поступках. Поэтому… — ему явно трудно было закончить фразу, — я думаю, что не буду с ней видеться, пока она сама не захочет.
Грейс легонько сжала ему руку. Он, казалось, был приятно удивлен пониманием.
— Дайте ей время, — сказала она, и Андрич печально улыбнулся в ответ.
Вскоре после этого он ушел, добившись от нее обещания связаться с ним, в случае если он сможет хоть чем-то помочь, и вручив ей еще одну визитную карточку.
Обычно Грейс сразу ехала в клинику на дневной амбулаторный прием и уже там съедала ланч в современной светлой ординаторской. Однако сегодня она была не в состоянии проделать двадцатиминутный путь за рулем без кофе. Поэтому она купила сандвич и вернулась с ним в ординаторскую госпиталя. Кто-то сварил целую кастрюлю кофе, и она налила себе чашку. Кофе был плохонький, но Грейс слишком устала, чтобы варить свежий, поэтому села на диван перед телевизором и стала смотреть последние региональные новости через «снежок» помех.
Пожалуй, она догадывалась, что за «ужасные тайны» хранила Наталья. А мистер Андрич, конечно же, знал их наверняка. Может, если поговорить с ним чуть подольше, попросить под большим секретом посвятить ее…
Грейс остановила себя: «Наталья права, тебе всегда все надо знать». Она откусила сандвич и сказала вслух:
— Займись лучше своими треклятыми проблемами, Грейс Чэндлер.
Она посидела еще минут десять, вполуха слушая новости сквозь шипение помех, и начала уже клевать носом, когда диктор вдруг объявил, что полиции удалось установить личность убитой, обнаруженной в мусорном баке в ливерпульском районе Токстет. Грейс резко встала, сильно ударившись ногой о журнальный столик и пролив кофе на диван, и без того усеянный пятнами разнообразнейших форм и расцветок. Внезапная вспышка ее активности вырвала из сладкой дремоты врачей-стажеров, дежуривших по двое суток и сейчас посапывавших на диванах в ожидании вызова.
Бранясь сквозь зубы, она поставила чашку и захромала к телевизору. Изображение было нечетким, и Грейс стала нетерпеливо вертеть антенну, пока помехи не исчезли и изображение не прояснилось.
— Министерство внутренних дел Великобритании, не подозревая о смерти, предоставило молодой женщине статус беженца как раз два дня назад, — говорил комментатор.
На экране появилась фотография, и Грейс всматривалась в нее, пытаясь найти что-то общее между голодным подростком на снимке и образом убитой девушки, выжженном в ее памяти.
— Полиция сообщает, что жертва, София Хабиб, афганка, исчезла из временного жилья несколько недель назад.
Девушка на фотографии выглядела истощенной, волосы были тусклыми и бесцветными. Ее можно было узнать только по изумительному оттенку зеленых глаз. Эти глаза преследовали Грейс во сне, и даже в минуты пробуждения она все еще видела тело девушки, падающее в отвратительную внутренность мусоровоза. Глаза с застывшим выражением страха свидетельствовали о пережитых мучениях. Грейс вернулась к дивану, потеряв аппетит, ее усталость сменилась нервным возбуждением.