Где же справедливость? Эта юная жизнь была изуродована войной и жестокостью, а страна, которая должна была предоставить девушке убежище, швырнула ее на панель торговать собой, отняла у нее безопасность и достоинство, а в конечном счете и саму жизнь. Грейс вылила остатки кофе в раковину, выбросила сандвич в корзину и отправилась на дневной прием.
Небо плотно затянуло низкими облаками, ветра не было, деревья уже скинули свой яркий осенний наряд. Пока она ехала на юго-восток по Принс-авеню, солнце попыталось пробить толстый покров облачности. Когда-то вдоль дороги росли в два ряда платаны, их пестрая кора улавливала солнце даже в самый пасмурный день. Но они давно засохли и были заменены темнокорыми липами.
Их листья толстым слоем устилали утрамбованный гравий и кювет, превращаясь в бурый перегной. Одинокий серебристый луч все же пробился сквозь облака и осветил опавшую листву, превращая грязно-коричневый цвет в кроваво-красный. Потом облака сомкнулись, и небо вновь стало бледным, серым и неподвижным, будто труп.
Грейс поставила машину на стоянку позади клиники и пошла вокруг здания к центральному входу. К ней образовалась уже целая очередь, хотя прием должен был начаться лишь через двадцать минут. Люди пришли искать у нее помощи и утешения, совета и облегчения, а она чувствовала себя сегодня не готовой это им дать.
Наталья сегодня была сама не своя, путалась, переспрашивала пациентов, не поспевала за Грейс. Во время паузы — один больной вышел, а очередной не успел войти — Грейс легонько дотронулась до Натальиной руки.
— У тебя все в порядке? — спросила она.
— Со мной все… — начала Наталья дежурный ответ, но потом вздохнула и сказала: — Нет, на самом-то деле все паршиво.
Она посмотрела в глаза Грейс, и та увидела те же боль и муку, что на фотографии Софии Хабиб.
— Паршиво, — повторила Наталья. — Но ты ничем не можешь помочь, Грейс. Ничем.
Она помолчала, и, когда заговорила снова, в голосе слышались слезы:
— Я должна справиться с этим сама.
Глядя на встревоженное лицо подруги, темные круги у нее под глазами, Грейс вспомнила свой недавний совет Мирко Андричу. Почему-то давать хорошие советы всегда легче, чем самому им следовать.
— Я разговаривала сегодня с Мирко, — сказала она. — Он приходил в госпиталь.
Наталья вспыхнула:
— Он не имел никакого права!..
— Он переживает за тебя, — заступилась за Мирко Грейс. — И я тоже.
— Я сама могу о себе позаботиться.
— В самом деле? А та несчастная девушка не смогла?
Привычная осторожность вернулась в Натальины глаза.
— Какое это имеет отношение ко мне? — вызывающе спросила она.
— Ну да, понимаю… Ты не тот случай. Ты пошла дальше. У тебя есть работа. Что же ты тогда так нервничаешь? Почему не хочешь поделиться со мной?
— Это не имеет отношения к работе, Грейс.
— Если тебе хоть что-то известно о ее смерти…
Робкий стук в дверь предварил появление невысокого, испуганного на вид мужчины.
— Мне выйти? — тут же спросил он.
— Нет, — сказала Наталья раньше, чем Грейс успела ответить. — Оставайтесь. Наш разговор уже закончен.
Грейс смотрела на Наталью, борясь с желанием схватить подругу за плечи и встряхнуть как следует. Наталья избегала ее взгляда. Тогда, изобразив на лице профессиональную улыбку, она пригласила мужчину:
— Пожалуйста, входите.
Грейс стоило большого напряжения закончить прием: она боялась сорваться — уж слишком много всего навалилось на нее за последние дни. Она мучительно размышляла, что же на самом деле так тревожит Наталью. Грейс была озадачена, раздражена и ничего не могла с этим поделать.
Глава 18
В тот день после обеда шел нескончаемый холодный дождь.
Комната, предоставленная группе, расследовавшей дело Софии Хабиб, гудела: промокшие офицеры приходили и уходили. Вода натекала лужами под куртками, наброшенными на спинки стульев. Окна запотели, а помещение пропахло мокрой одеждой и несвежей едой. Этажом выше перед комнатой группы «Холмс» выстроилась очередь.
Нескольких полицейских отправили опросить иммигрантов во временном общежитии, где предположительно проживала София Хабиб. Городской совет и благотворительные организации выручили переводчиками.
Наоми Харт ждала звонка. Она коротала время, заполняя записную книжку. Ее сослуживцы занимались собственными версиями расследования, не всегда удачно: в частности, никто из них не мог найти юриста, подготовившего прошение мисс Хабиб о предоставлении убежища.
Жертву опознали в одной из благотворительных организаций, к данному моменту полиция уже получила подтверждение из Министерства внутренних дел и Службы поддержки беженцев. Установление имени жертвы породило новый всплеск энтузиазма. Полицейские стремились достичь реальных успехов. Для честолюбивых это было как соревнование.
Взрыв хохота в углу комнаты заставил Харт поднять глаза. Ну да, сержант Фостер отмочил очередную непечатную шутку. Каждый раз, когда ей казалось, что он уже начинает ей нравиться, Фостер выдавал что-нибудь такое, что выводило ее из себя и отталкивало от него. Она вернулась к своим записям и скорее почувствовала, чем увидела, как он продефилировал мимо нее и вышел из комнаты.
Некоторое время спустя Харт подошла к кабинету инспектора Рикмена. В приоткрытую дверь она увидела инспектора и сержанта Фостера, с головой ушедших в бумажную работу. Она легонько постучала по косяку, и Рикмен поднял голову.
— У нас имеются успехи, босс, — доложила она, стараясь, чтобы голос ее звучал ровно. Несмотря на противоречивое отношение к детективу Фостеру, ей хотелось выглядеть в его глазах особой сдержанной и невозмутимой.
Рикмен вздернул подбородок — жест любопытства и ободрения.
— Знаете такого Джордана? — спросила она.
Рикмен медлил с ответом.
— Алекса Джордана? — наконец спросил он.
Харт утвердительно кивнула:
— Его сестра работает на станции переливания крови.
— Ну и?
Харт почувствовала смутное раздражение. Он что, хочет, чтобы она ему разжевала и в рот положила?
— Дженнифер Грант, урожденная Джордан. Она брала у вас кровь во время донорской сдачи.
Фостер даже не поднял глаз от своей работы, и ей пришлось подавить в себе порыв выхватить эти дурацкие отчеты у него из-под носа. Сестра Джордана подставила Рикмена, это очевидно, но ни Фостер, ни сам инспектор этим даже не заинтересовались.
— И мы можем связать ее с кражей крови? — спросил Рикмен.
Харт почувствовала легкое разочарование. Рикмен со своим нудным вниманием к мелочам портил все удовольствие от ее успеха в расследовании.
— Ну конечно, она не одна имеет доступ, — неохотно согласилась Наоми. — Но учитывая характер деятельности ее брата…
Фостер бросил ручку на стопку бумаг, которые читал, и перебил Харт:
— Ладно. Это вроде как присутствовать при чужом телефонном разговоре: один говорит, а что другой отвечает — неизвестно. Как насчет того, чтобы заполнить пробелы?
— Джордан — сутенер, — пояснила Харт. — На него работает по меньшей мере полдюжины проституток.
Фостер наморщил лоб, затем его осенило:
— Так это Лекс Джордан! Никто, кроме мамаши, Алексом его не зовет.
— Лекс, Алекс — какая разница, — сказала Харт, теперь даже не пытаясь скрыть свое разочарование. — Я думаю, это именно его сестра взяла вашу кровь, босс.
— Выходит, это она хотела подставить Рикмена? — спросил Фостер.
Харт не успела заметить, как на секунду напряглось лицо Джеффа.
— Вот это я и собираюсь выяснить, — сказала она. — Составите мне компанию, сержант?
Фостер одарил ее одной из своих хитрых улыбок:
— Ли Фостер — парень не компанейский, Наоми.
Харт переводила взгляд с одного на другого. Ну что такое? Какой-то мальчишеский клуб — девчонкам ничего знать не положено? Она подавила в себе раздражение несправедливостью системы и сказав: «Отлично», развернулась на каблуках.
— Детектив Харт, — окликнул Фостер.
— Сержант? — Она не пыталась быть вежливой.
— Вы проделали огромный труд. Не так ли, босс?
— Да, — согласился Рикмен. — Отличная работа.
Брови Харт полезли вверх. «Ну дела! Он чуть не подавился этими словами», — подумала она.
Рикмен ждал, пока стук каблучков детектива Харт стихнет в конце коридора. Сестра Джордана. Он должен был понять это раньше. Он ведь уже почти догадался: перебирая в памяти процедуру сдачи крови — минуту за минутой, — он был близок к тому, чтобы узнать это лицо.
Рикмен с недоверием уставился на Фостера:
— Черт тебя дери, Фостер! Ты не знал, что она сестра Джордана?
Фостер ощетинился:
— Да уж поверьте, босс, не знал! — Через мгновение он сам себе улыбнулся: — Хотя она могла бы и подороже ценить свои таланты. Телка, чей язычок способен выговорить слово «флеботомистка», не должна так легко сдаваться какому-то копу… вроде меня.
— Ли, это может доставить и тебе серьезные неприятности.
Фостер пожал плечами:
— Ну была у меня пара свиданий с хорошенькой женщиной со станции переливания. И что? Не моя вина, что она оказалась бякой.
Несколько мгновений Рикмен рассматривал Фостера. Его наглость способна просто-таки в могилу свести.
— Как бы то ни было, я больше переживаю за тебя, — сказал Фостер.
Рикмен почувствовал, как ему сводит челюсти:
— Почему бы это?
— Потому что за всем этим стоит Джордан. И ты это тоже понимаешь.
Рикмен не ответил. Перед глазами промелькнула картинка-воспоминание: теплый августовский вечер, поднятый кулак Джордана, женщина с распахнутыми от ужаса глазами, кровь на ее лице, окровавленный кулак Джордана.
— Лекс Джордан, босс, — повторил Фостер. — Вряд ли он твой фанат и горячий поклонник. Ситуация меньше всего похожа на случайное стечение обстоятельств, зато отчетливо напоминает злой умысел, разве нет?
Рикмен отъехал с креслом от стола и запустил пятерню в волосы:
— Ты прав. — Он устал обманывать, устал держать это в себе, сидеть по ночам без сна, потому что беспокойство и вина не давали ему уснуть. — Возможно, если бы я рассказал Хинчклифу правду…