Девушка попятилась:
— Ты что, сумасшедший?
Они услышали шаги на лестнице, и в дверь ввалился Фостер. Девчонка бросилась к нему.
— Он чертов псих, этот тип. — Она обогнула Фостера и выскочила на лестничную площадку. — Он хочет убить Лекса.
Тон Фостера был примирительным.
— Тебе не надо бы здесь находиться.
Рикмен ухмыльнулся:
— Я же говорил тебе… — Его взгляд переместился за Фостера.
В дверном проеме стоял старший инспектор. В черном пальто и перчатках он выглядел как владелец похоронного бюро. Хинчклиф осмотрел комнату, чтобы убедиться, что ничего не повреждено.
Рикмен перевел взгляд на Фостера. «Какая преданность!» — подумал Джефф.
— Тебе надо домой, Джефф, — сказал Хинчклиф. В его голосе не было гнева, только мягкий укор и что-то еще, возможно, сочувствие.
— Нельзя… — Рикмен запнулся. «Слишком много всяких нельзя: нельзя вернуться домой, нельзя поверить, что она мертва, нельзя понять тех, кто уничтожает красоту, нельзя остановиться, иначе меня разорвет на куски».
— Мне нужно быть здесь, сэр, — начал он снова. «На этой территории. Работать, вести расследование, искать убийцу Грейс».
— Нет, — ответил Хинчклиф.
— Сэр…
— Тебе нельзя вести это дело, Джефф.
Опять — нельзя.
— Что же мне делать? — спросил он. — Идти домой и…
«Думать, как Грейс лежит в Натальиной квартире, а с ней работают, как с любым другим трупом в любом другом расследовании?» До сих пор у него перед глазами стоит этот ужас — ее лицо, обернутое в пластик. И как он войдет с этой врезавшейся в сознание картинкой в дом, где каждая комната хранит память о Грейс?
— Нельзя… — Он остановился, пытаясь подавить спазм в горле. — Нельзя… мне… домой.
— У тебя нет друзей, родственников?
Рикмен уставился на него. Это уже забавно. Все его друзья служат в полиции. Из родственников у него остался только долго пропадавший полоумный брат, застрявший сознанием в восьмидесятых годах. Или он считает, что Рикмен может поделиться горем с невесткой, которую он знает без году неделю да и видел всего три раза?
Хинчклиф положил руку ему на плечо, и Рикмен вздрогнул. Нужно что-то делать. Разбить несколько голов вместо того, чтобы смотреть, как старший инспектор выражает ему сочувствие. Это уже невозможно вынести…
Он вышел на улицу, предоставив Хинчклифу успокаивать девчонку.
Глава 36
В отделе народ разбился на группки, разговаривая тихими встревоженными голосами. Чтобы успешно довести до конца расследование, старшему инспектору Хинчклифу нужно было знать, что за ним стоит энергичная команда, а не кучка парализованных ужасной новостью о смерти Грейс Чэндлер людей. Он оценил все их эмоции, почувствовал, что у офицеров опустились руки, и затем решительно вошел в комнату.
— Вы все знаете, почему я созвал это срочное совещание, — начал он громко и быстро. — В данный момент я непосредственно возглавляю это дело. — Поднялся беспокойный ропот, и он добавил: — Но позвольте мне сразу же рассеять слухи: инспектор Рикмен не отстранен. Он находится в отпуске по семейным обстоятельствам.
Несколько офицеров переглянулись. Кто-то пробормотал:
— Что, опять?
— Первая реакция сегодняшней прессы критическая, — продолжил Хинчклиф. — Один комментатор квалифицировал расследование как «хаос». Ну что ж, я допускаю, что замена руководителя следствия в середине дела не внушает доверия. Я переговорил с редакторами местных газет, радио и телевидения, разъяснил ситуацию, и они изменили свое мнение.
Региональный отдел новостей Би-би-си покажет короткометражный фильм о деятельности доктора Чэндлер. Местное радио даст репортаж о ее убийстве и об их отношениях с инспектором Рикменом. Мы уже получаем телеграммы соболезнования, посмотрим, сможем ли мы обратить сочувствие в предложение помощи.
Раздались возгласы протеста — некоторые офицеры считали, что такая позиция отдает цинизмом.
— Я знаю, — согласился он. — Мне нравится это не больше, чем вам, но наш долг перед доктором Чэндлер — и перед инспектором Рикменом — найти ее убийц. Считаю излишним повторять вам, что первые двадцать четыре часа являются решающими.
Скупое одобрение этих вынужденных мер теми же самыми людьми, которые только что порицали его, убедило Хинчклифа в том, что он справился с этой непростой задачей.
— Доктора Чэндлер уважали и любили среди беженцев, — продолжал он. — Мне говорили, что они обращались к ней по имени — «доктор Грейс». Используйте это, сыграйте на их чувствах признательности, привязанности, вины, наконец. Делайте все, черт возьми, что поможет нам отыскать ее убийцу!
— А эта женщина, Сремач? — спросила детектив Харт. — Она под подозрением?
— Все возможно. Она исчезла, а это может означать, что она совершила нападение на доктора Чэндлер, а затем сбежала или что она сама в опасности. Примите во внимание тот факт, что Наталья Сремач довольно хрупкая женщина, а для того, чтобы сломать шею, нужно обладать недюжинной силой.
— То есть мы рассматриваем ее как потенциальную жертву? — уточнил кто-то.
— Пока не будет доказательств ее вины — да.
— Людей может не хватить, босс. — Все повернулись к сержанту-детективу Фостеру. Он выглядел потрепанным и подавленным. Таким его еще никто не видел. Голос был хриплый: на шее наливались синяки, оставленные руками Рикмена. — Если хотите, чтобы мы в первую очередь сосредоточились на этом убийстве, нам придется снимать офицеров с других направлений расследования.
Хинчклиф посмотрел поверх его головы в конец комнаты:
— Гэри…
Встал светлокожий азиат, диспетчер группы «Холмс».
— Мы решили, — начал он, — что две важнейшие задачи в настоящее время — это установить местонахождение Натальи Сремач и найти убийцу доктора Чэндлер. В связи с этим будет перестроена работа группы опроса. Мы отзываем часть личного состава и перекидываем на расследование сегодняшнего убийства. Те из вас, кто уже отрабатывает версии по беженцам и благотворительным организациям, останутся на этой работе, но все важнейшие задания сейчас будут сосредоточены на поисках Натальи и убийцы доктора Чэндлер.
— Почему расформировывают именно нашу группу? — немного обиженно задал вопрос сержант-детектив, ответственный за проведение опросов.
— Ваша группа блестяще выполнила работу в чрезвычайно трудных условиях, — сказал Хинчклиф. — Эта реорганизация — лишь необходимая мера до момента выделения нам дополнительных сил. Завтра утром мы ожидаем в помощь еще около пятнадцати офицеров.
Новость была встречена сдержанно, даже с долей иронии.
— Босс? — Все снова обратили внимание на сержанта Фостера. Синяки на его шее из синевато-багровых на глазах превращались в лилово-черные. Он с некоторым трудом сглотнул, затем сказал: — Инспектор Рикмен, как мне кажется, считал Лекса Джордана первым подозреваемым.
«Может, он и удручен, но уж точно не в обиде на друга», — отметил про себя Хинчклиф.
— Как вы знаете, Джордан под наблюдением, — сказал он вслух. — И он подал заявление на инспектора Рикмена. — Он переждал реплики, полные досады и раздражения, и продолжал, повысив голос: — Естественно, я сделаю все, что смогу, для защиты инспектора Рикмена. Но Джордан пользуется своим законным правом, и мы должны серьезно отнестись к его заявлению…
— Что? — Харт вскочила на ноги, но Фостер усадил ее на место.
— … поскольку он проявляет озабоченность и настойчивость, — закончил Хинчклиф. — Хочется верить, что в данной ситуации Джордан может ослабить бдительность и тогда чем-то выдаст себя. А группа наблюдения примет соответствующие меры.
Харт расслабилась и поглядывала на начальника с виноватым видом. Хинчклиф задрал брови — все знали, что за этим последует шутка, — и сказал:
— Сейчас мистер Джордан должен чувствовать себя как никогда уверенно под присмотром полиции — ведь мы его должны охранять от нападения.
Мирко Андрича не пришлось долго убеждать стать посредником для полиции. Правда, сначала он смутился, приводил доводы, что был едва знаком с Грейс, что кто-нибудь другой смог бы более убедительно обратиться к беженцам от ее имени.
— Вы же знаете, какое место она занимала в сердцах беженцев, — возражал Хинчклиф. — Если о смерти доктора Чэндлер скажу я или кто-либо из ее коллег, это прозвучит как заявление властей иностранного — даже враждебного — государства, читающих им нотацию. Но если выступите вы, то вас будут слушать, мистер Андрич.
Их встреча проходила в конференц-зале Главного полицейского управления в центре города. Хинчклиф готовился к пресс-конференции, которая совпадала по времени с вечерним выпуском новостей.
Андрич сомневался:
— Я постараюсь, старший инспектор. Но они уже не слушают — так боятся. Погибло семь человек, и это вам отнюдь не в помощь.
— Что вы можете сказать о Наталье? — задал вопрос Хинчклиф.
Серб молча смотрел на Хинчклифа.
— Мы обнаружили вашу визитную карточку в ее сумочке, — пояснил Хинчклиф. — И фотографию, где вы вдвоем, на ее книжной полке. Я предполагаю, она была сделана несколько лет назад. Вы были с ней знакомы?
Тень боли пробежала по лицу Андрича.
— Почему вы говорите так, будто она уже мертва?
— Извините. Мы надеемся, она жива. Чем скорее мы ее найдем, тем больше ее шансы дожить до старости.
Андрич, скрестив руки, поднял голову и досмотрел в потолок. Выдохнул, и, когда снова посмотрел на Хинчклифа, было похоже, что он уступил.
— Я сделаю что смогу.
Через час он выступал перед телекамерами. Статный, с темными глазами, сверкающими в свете юпитеров, он говорил без бумажки, прямо в камеру, как профессионал:
— Я встречался с доктором Грейс всего дважды. — Его голос смягчился. — Первые слова, которые она произнесла: «Чем я могу вам помочь?» Я считаю, что особенной чертой доктора Грейс, ее божьим даром было стремление помогать людям. Для нее не имели значение ни нация, ни религия. Она помогала людям, потому что они нуждались в ее помощи, а она могла ее оказать.