— Ну, провели бы еще денек в Веллингтоне и уехали позже.
— Ты что, не понимаешь? — От слов Мэри-Лy в Эдде проснулась сварливость. — Ты просто не понимаешь, — повторил он. — Если мы опоздаем на паром, придется ждать еще несколько дней, пока наш дом смогут взять на борт. Корабли, курсирующие между двумя островами, выкупают подчистую за несколько дней. Нам же говорили в Окленде. Вспомни.
— Как? Ты же все организовывал.
Эд пропустил замечание жены мимо ушей. Любой комментарий насчет того, кто и что организовывал, приводил к ссорам, которые он неизменно проигрывал.
— Один из паромов не работал из-за внепланового ремонта. Наверное, сломался посреди океана. Так что нам лучше вовремя добраться на верфь к забронированному.
— Но в темноте ничего не видно. Что толку ездить по стране, когда и посмотреть ничего нельзя? — Мэри-Лу упорно пыталась оставить последнее слово за собой.
Эд за двадцать три года их брака научился запирать рот на замок. Теперь как раз тот случай.
Фары дома на колесах прорезали тьму. Справа в последний раз мелькнуло озеро. Они еще различали силуэт Мишн-Пойнт и блики пенистых волн, которые гнал холодный юго-западный ветер. Через полкилометра, слева, в семидесяти метрах от дороги, показалась залитая светом церковь.
Рубен выбрался из-под церкви, крепко сжимая футляр в руке, и решил выбежать за ворота. Лучше рискнуть и несколько секунд побыть на виду, лишь бы побыстрее добраться в фургон и не замерзнуть вконец. Другой причиной для спешки был рев машины, едущий по дороге на юг.
Встав в сиянии церковных огней, Рубен побежал к воротам, но на полпути запнулся и вскрикнул от боли. Ему попался под ноги острый камень на краю одной из могил. Он замахал руками, пытаясь удержать равновесие и не выпустить футляр, потом кинулся дальше.
— Ты видела, Мэри-Лу? Кажется, воин маори прыгает в боевом танце. Это тебе не обычное шоу для туристов. В такую рань он танцует по-настоящему. Видела древко копья у него в руке?
— Не говори глупостей, Эд. Сейчас в Новой Зеландии никто не воюет. Это лунный танец. Он танцует в первозданной наготе. Какие странные татуировки у него по всему телу, да? Поверни-ка. Налево, ну! Мы его запишем на камеру.
— Если только он не привидение! — Эд заметил надгробные плиты церковного кладбища.
— Он с другой стороны. Пошли, вылезем из машины и посмотрим. Может, их там больше.
— А мне обязательно? Мы потеряем время, если остановимся больше чем на несколько минут. — Эд обернулся к жене. Ему не надо было объяснять, что значат поджатые губы, напряженная шея и грозный взгляд. Если хочешь сохранить мир, иди со мной.
— Я видела, как он танцует. Значит, теперь он пошел по кругу сюда.
Мэри-Лу настроила видеокамеру на искусственный свет, готовясь запечатлеть уникальный пласт новозеландской культуры.
Ночного воина и след простыл. Они обошли церковь и обыскали двор. Никого. Ветер не давал росе упасть на траву. Так что ясных отпечатков ног, подтверждающих увиденное, тоже не нашлось — только несколько масляных пятен, вероятно — от газонокосилки.
— Наверное, игра света или призрак, — занервничал Эд. — Пошли в машину. Здесь холодно, мы только теряем время.
Эд живо направился к кабине, Мэри-Лу попятилась за ним, снимая прелестную церквушку, чтобы показать в Штатах девчонкам.
Заслышав приближение фургона, Рубен со всех ног кинулся к стволу первого кипариса макрокарпа. Тот укрыл его целиком, а дом на колесах пропыхтел во двор церкви. Когда машина поравнялась с деревом, Рубен переместился в другую сторону так, чтобы ствол закрыл его от путешественников.
Дэвис озабоченно следил за американскими туристами, пока они бродили по церковному двору.
— Слава богу, не Бонни и Клайд, — облегченно вздохнул он.
Но все равно положение складывалось небезопасное. Парочка явно искала нагого коричневого мужчину, которого мельком увидела из высокой кабины дома на колесах, когда Рубен мчался к воротам. Любая треснувшая под ногой ветка или нечаянно задетый камень могли его выдать, несмотря на завывание ветра. Другого выхода нет. Рубену приходилось стоять, замерзая, и ждать в неизвестности, пока туристы уедут.
Спустя целую вечность в чистилище, которая длилась не более пяти минут, Рубен увидел, как американцы садятся в машину. Дэвис расслышал вердикт, вынесенный с акцентом южных штатов, — насчет игры света или призраке.
Призрак? Он призрак? Рубену стало смешно, хотя у него даже костный мозг начинал сгущаться, грозя полным окоченением.
В университете Рубен проходил со студентами тему: возможна ли с точки зрения логики жизнь после смерти, и если да, то как люди сохраняют свою индивидуальность, лишившись привычного физического тела. Теперь у Рубена появился анекдот для будущих лекций. Не удосужившись приглядеться, чтобы найти другое объяснение, американские туристы навечно заклеймили его как призрака или игру света.
— Зайди с другой стороны. Сиденье водителя там. Сколько раз тебе повторять? В этой стране руль слева, — с негодованием воскликнула женщина, когда ее супруг открыл левую дверцу. Тот лицемерно возразил, что «старался для нее, как порядочный джентльмен». Затем обежал кабину кругом и плюхнулся на водительское место. Пока они отъезжали, Рубен прятался за деревом.
Как только дом на колесах скрылся, он кинулся обратно в лагерь, спрятал манускрипт под фургоном, вторым от своего, и следующие двадцать минут провел под горячим душем, смывая масло и пытаясь оживить ток крови.
Потом Рубен забрался в кровать, включив обогреватель на полную мощность, но все равно дрожал до половины шестого утра, когда наконец забылся. Во сне сотни туристов фотографировали, как он голышом прыгает по леднику на фоне вырезанной в айсберге церкви. Рубен потянулся за тряпкой, которую ему протягивали, чтобы прикрыться. Поблагодарил туриста и вдруг попытался закричать. Не выдавил ни звука. Тряпкой оказался манускрипт. Рубен снова открыл рот и очнулся.
По лицу струился пот. Ложился он в ледниковый период, а проснулся в настоящей сауне.
Откинув покрывала, Рубен встал и выглянул за шторы. На улице никого.
Он оделся и вытащил чемодан. День предстоял долгий, и надо было подготовиться.
ГЛАВА 42В ПУТЬ
— Хей, тена кое, киа ора. Привет, мой друг пакеха.
— Доброго дня. Рановато ты. Куда путь держишь? Порыбачил?
Рубен обрадовался сердечному приветствию мужчины, сидевшего на неоседланном коне, который увлеченно пил воду из озера прямо на пляже.
— Киа ора, Хеми. Завел себе лошадь и веревочные поводья?
Конь поднял голову и подозрительно уставился на Рубена.
— Он очень разборчивый, — махнул Хеми Рубену. — Лучше подойди и познакомься.
Рубен снял ботинки и носки, закатал брюки и пошел вброд к коню.
— Как его зовут?
— Хойхо.
— Привет, Хойхо, — выговорил Рубен, надеясь задобрить коня.
Хойхо поворачивал голову вслед за Рубеном, который, спотыкаясь, аккуратно продвигался по каменистому дну к нему навстречу. Добравшись, Рубен похлопал животное по боку. Хойхо это не впечатлило. Он поднял из воды мокрый хвост и мотнул им в сторону Рубена, словно отгоняя муху. Того окатило водой. Явно довольный произведенным эффектом, Хойхо повторил фокус еще несколько раз.
Хеми рассмеялся. Рубен тоже, вытирая голову и лицо.
— Ты знал, что он так сделает. Ты меня подставил.
— Чтоб ты не расслаблялся. Ты же не хочешь умереть со скуки.
— Кстати, — спохватился Рубен, — а что значит «Хойхо»?
— «Конь» на языке маори. Я пытался придумать что-нибудь необычное.
— Да, блеснул воображением, — лукаво улыбнулся Рубен. — Я забыл тебе ответить. Нет, еще не рыбачил.
Приятно снова встретиться с Хеми. Он — противоядие от сумасшедшей городской жизни, его простое обращение мигом расслабляет.
Рубен подружился с Хеми, еще когда приходил на залив Мишн подростком. Хеми стал настоящим мужчиной, который живет в гармонии с собой и природой. Рубен им восхищался.
Он помнил, как Хеми брал его на рыбалку, учил привязывать к крючку искусственных мух, которые «гарантированно привлекут самую застенчивую рыбу». Хеми предупреждал об опасностях слепого потребительского общества, которое поклоняется денежным богам вместо того, чтобы обратиться к настоящим ценностям: отношениям и природе.
Было семь пятнадцать утра, и Рубен уже порыскал вокруг трейлеров в лагере и вдоль пляжа Мишн-Пойнт, проверяя, не следят ли за ним Бонни и Клайд сотоварищи.
Он воздержался от соблазна заглянуть под фургон, куда спрятал священный манускрипт. Заключенные-самогонщики вызывают подозрение у охранников, если каждый день навещают свой потайной аппарат. Рубен не собирался повторять их ошибку.
— Я не так выразился, — добавил он с усмешкой. — Форель глядит на мое лицо из воды и пугается. Потом видит, каких мух я ей предлагаю, и умирает от хохота. Клянусь, Хеми, каждый раз, забрасывая удочку, я замечаю пузыри, которые идут со дна от рыбьего смеха.
Рубен всегда так объяснял свою принадлежность к восьмидесяти процентам неудачливых рыбаков.
— Да, ты все время говоришь одно и то же. Ты вакарапа — невезучий. Но мне все-таки нужен помощник на лодке, когда нет ветра. Вода спокойная, почему бы не порыбачить часок? Только бы не забыть, что потом надо в Таупо, кое-что сделать для хозяйки.
Рубен улыбнулся — вот так удача. Хеми поедет в город по делам своей жены, Кери, и заодно окажет ему услугу.
— Что нужно Кери? Может, я чем помогу, — вежливо спросил Рубен, надеясь, что много от него не потребуют.
— Полгода назад в ее старой машине полетел сальник. Я разобрал двигатель и начал его ремонтировать, но потом отвлекся на более важные занятия… Смотрел регби по телевизору. Она сказала, что уйдет спать в другую комнату, если я не отдам двигатель в починку.
— Тяжко, — неискренне посочувствовал Рубен.
— Да нет. Я ответил, что она храпит, как поезд в тоннеле. Так что хоть высплюсь. Тогда она заявила: «Подумай, я возьму твой грузовик, а ты пристрой Хойхо работать на лесной склад»… Нет, ты ничем не поможешь. Я вчера поднял двигатель в грузовик.