ашнюю газету. Однако и газета вскоре навевала скуку. Лишь изредка Вилли Простак утыкался носом в какую-нибудь заметку, в ерунду какую-нибудь — уткнется и сидит так битый час.
Отцу прозвище сына пришлось не по нраву, но деревенские кликали его Простаком любя. И с гордостью показывали Вилли приезжим, точно местную диковину. Мальчик к тому же был редкостно красив: волосы золотисто-каштановые, коша тонкая, веснушками усыпана, будто золотой пылью, а голубые глаза смотрят по-младенчески невинно. И красивые губы улыбаются удивительно мягко. Впервые я увидел Вилли, когда ему было уже лет шестнадцать-семнадцать. Я гостил тогда в его родной деревне. И Вилли очаровал меня, как чаровал он каждого, — недаром люди его любили. Первые дни я здоровался, а он лишь улыбался в ответ. Но однажды я лежал в полудреме на краю поля и глядел, ка к колышется пшеница, а вдали медленно, полоска за полоской, падают под острой косилкой спелые колосья. Вдруг появился Вилли Простак. Он молча подошёл и улёгся рядом. Неожиданно он протянул руку и потрогал скарабея на моей цепочке от часов. Такие фигурки носили в Древнем Египте в надежде на вечную жизнь. Ощупав скарабея со всех сторон, Вилли заговорил:
— Давным-давно я сам жил в Древнем Египте и пахал там отцовское поле. Засеянное поле вскоре покрывалось зелёной дымкой, ростки набирали силу, превращались в спелые колосья. Поле из зелёного становилось золотым. И, глядя на это золото, я верил, что богаче моего отца никого в Египте нет.
В те времена Египтом правил царь, у которого было великое множество имён. Называли его всяко, я же выберу самое короткое имя — Ра. Царь Ра жил в большом городе в великолепном дворце. А мы с отцом — в маленькой хижине неподалёку от города. Царя я никогда не видел, но люди судачили о его богатствах, о дворце и нарядах, о короне и драгоценностях, о сундуках, набитых золотом. Ел он на серебряных блюдах, пил из золотых чаш, спал под пурпурным шёлковым пологом, расшитым жемчугом. Я слушал людские толки, и казалось мне, будто наш царь сказочный, не верилось, что он настоящий, живой человек — точно мой отец, не верилось, что его золотую мантию можно потрогать, точно колосья на нашем поле.
Однажды летом, когда солнце нещадно палило, а колосья уже потяжелели, я лежал в самой их гуще, в тени, ощипывая колоски и задумчиво жевал почти спелые зёрна. Вдруг над головой послышался смех. Возле меня стоял высокий-превысокий человек, я таких верзил и не видал никогда. Густая чёрная борода курчавилась, глаза смотрели по-орлиному остро и горделиво. Я с разу догадался, что это царь: его одежды нестерпимо сверкали на солнце. Неподалёку гарцевали верховые стражники. Один придерживал за поводья царскую лошадь, носкольку сам царь спешился и стоял теперь возле меня. Так мы и смотрели друг на друга: он — сверху вниз, я — снизу вверх. Потом он снова засмеялся и сказал:
— Я вижу, ты доволен жизнью, дитя моё.
— Вы правы, царь Ра.
— И зёрна ешь, словно вкуснее ничего на свете нет.
— Вы правы, царь Ра.
— Кто ты, дитя?
— Сын моего отца.
— Кто-же твой отец?
— Самый богатый человек в Египте.
— Почему ты так решил?
— Моему отцу принадлежит это поле.
Царь окинул наше поле острым, орлиным взглядом и промолвил:
— А мне принадлежит весь Египет.
— Это слишком много, — сказал я.
— С чего ты взял? Вовсе не много. И, разумеется, я богаче твоего отца.
Я недоверчиво покачал головой.
— Говорю тебе — богаче! В чём ходит твой отец?
— В такой же рубахе, как у меня, — я показал своё полотняное рубище.
— Погляди, в чём хожу я! — Царь широко взмахнул мантией, и она, опадая, хлестнула меня по щеке. — Как смеешь ты говорить, что твой отец богаче меня?
— Но у него больше золота, — твердил я. — У него есть это золотое поле.
Царь помрачнел, он, видно, сильно ра ссе рассердился:
— А если я сожгу его поле? Что останется у твоего-отца?
— Хлеб. Он снова вырастет через год.
— Царь Египта велик! — воскликнул царь Ра. — Царя с хлебом не равняй. Царь сам — золото. Он вечен! Он переживёт твой хлеб.
Я не поверил и снова покачал головой. Гневная молния сверкнула в глазах царя. Он обернулся к стражникам и вскричал:
— Сжечь это поле!
И они подожгли золотой хлеб с четырёх сторон. Царь смотрел на пламя и говорил:
— Вот тебе отцовское золото! Гляди! Никогда прежде оно так не блистало, никогда не заблестит вновь.
Царь Ра ушёл, когда наш хлеб сгорел дотла и превратился в чёрную золу. Уходя, он крикнул:
— У кого теперь больше золота? А?! Царь Ра вечен, он переживёт твой хлеб.
Он вскочил в седло и скоро превратился в далёкую блестящую точку это царская мантия сверкала на солнце.
Отец выбрался из хижины и прошептал:
— Мы погибли… Почему царь сжёг наше поле?
Ответить мне было нечего, я и сам ничего не понимал. Ушёл за хижину в сад и горько расплакался. Слёзы текли и текли, я поднял руку, чтобы отереть их, разжал кулак и обнаружил прилипшие к ладони зерна — недоеденный мною колос. Это были остатки наших сокровищ, полколоса от тысяч колосьев. Боясь, что царь отберёт и его, я поспешно расковырял пальцем землю и сунул по зёрнышку в каждую лунку. И через год, когда снова налились тяжёлым золотом египетские хлеба, в моём саду среди ярких цветов и круглых тыкв гнулись под тяжестью зёрен десять колосьев.
В что? В следующее, лето царь умер, и похоронили его пышно и торжественно. Согласно обычаю, тела египетских царей — фараонов — замуровывают в пирамиде, набитой драгоценностями, дорогими нарядами и золотой мебелью. Много всякой всячины дают ему с собой в царство мёртвых. И непременно кладут рядом зерно: вдруг царь проголодается в долгом пути. Снарядили стражника — собрать зерно для царя Ра. Дорога его лежала мимо нашей хижины. Дни стояли жаркие, и, возвращаясь, он остановился у нас немного передохнуть. Стражник рассказал, что несёт сноп пшеницы, который похоронят вместе с царем. Усталый, измученный зноем стражник вскоре уснул. А я всё думал и думал: о смерти золотого царя и о золотых зёрнах. Мне привиделся сам царь Ра. Он снова возвышался надо мной и говорил:
— Царь Египта — золото. Он вечен. Он переживёт этот хлеб.
Я побежал в сад, срезал колосья и добавил их в сноп спящего стражника. Проснувшись, он забрал сноп и пошёл своей дорогой. Царя Ра похоронили, и мои колосья похоронили вместе с ним…
Вилли Простак умолк, лишь тихонько поглаживал моего скарабея.
— И это конец Вилли? Ты всё рассказал?
— Нет, не всё. Сотни, тысячи лет спустя, в прошлом году, какие-то англичане нашли в Египте гробницу царя Ра и там, среди прочих драгоценностей, оказались и мои колосья. Шитая золотом царская одежда истлела и рассыпалась, а золотые колосья остались целы и невредимы. Эти англичане привезли немного зерна в Англию. По дороге они остановились передохнуть в доме моего отца — как египетский стражник когда-то. Они рассказали отцу, какое сокровище везут с собой, даже показали колосья. Я держал их своими руками, я узнал их! — Вилли радостно улыбался — и к моей ладони опять прилипло зёрнышко. Я посадил его здесь, посреди поля.
— Значит, если оно проросло, колос там, на несжатой полосе?
Я взглянул на косилку, она медленно заходила на последний круг. Вилли поднялся и дал знак следовать за ним. Мы внимательно осмотрели несжатую полосу. Наконец Вилли указал на колос, что уродился выше и сиял ярче других.
— Неужели этот? — спросил я.
— Вилли улыбнулся, точно малый ребёнок.
— Он и впрямь золотится ярче своих собратьев, — заметил я.
— Конечно, — ответил Вилли Простак. Так кто же вечен: золотой царь или золотой хлеб?
КОРОЛЕВСКАЯ ДОЧКА ПРОСИТ ЛУНУ С НЕБА
1
Как-то вечером Королевская дочка выглянула в окно и увидала Луну. Ей захотелось Луну с неба, она протянула руку, ио не достала.
Тогда она забралась на чердак, встала на стул, подняла слуховое окошко и вылезла на крышу Дворца. Но и с крыши до Луны было не достать.
Тогда она вскарабкалась на приступочку у самой высокой трубы и, обхватив её одной рукой, потянулась другой к Луне — но всё равно дотянуться не смогла. Тут она заплакала.
Летела мимо Летучая мышь, остановилась и спросила:
— Королевская дочка, что ты плачешь?
— Хочу Луну с неба, а дотянуться не могу.
— И я не могу, — вздохнула Летучая мышь. — А если б и дотянулась, всё равно снять её с неба не смогла б — силёнок не хватит! Но я скажу о твоём желании Ночи, может, она снимет для тебя Луну с неба.
Летучая мышь улетела, а Королевская дочка осталась стоять, обхватив трубу руками, и глядеть в тоске на Луну. Когда же настало утро и Луна померкла в его свете, в гнезде под крышей проснулась Ласточка и тоже спросила:…
— Королевская дочка, что ты плачешь?
— Хочу Луну с неба, — ответила та.
— Я-то больше люблю Солнце, — заметила Ласточка, — но мне тебя жаль, я полечу и попрошу День — может, он тебе поможет.
И Ласточка улетела.
Меж тем во Дворце царило большое волнение, ибо Нянюшка пришла утром будить Королевскую дочку и увидала, что постель пуста.
Она кинулась к Королю, забарабанила в дверь его опочивальни и закричала
— Проснитесь! Проснитесь! Вашу дочь украли!
Король вскочил с постели, отчего ночной колпак у него сбился набок, и крикнул в замочную скважину:
— Кто украл?
— Мальчишка, что чистит Серебро, — отвечала Няшошка. — На днях я блюдца не до считалась, а кто блюдца крадёт, тот и на Принцессу поварится. Спросите у меня я так и отвечу: это он!
— Вот я тебя и спросил, — сказал Король — Вели посадить Мальчишку в тюрьму!
Нянюшка со всех ног бросилась в Казарму и велела Полковнику, который был у них за Генерала, арестовать Мальчишку, что чистит Серебро, за то, что тот украл Королевскую дочку. Полковник пристегнул шпагу и шпоры, медали и эполеты и отпустил солдат на неделю домой попрощаться с родимой матушкой.
— Мальчишку мы схватим Первого апреля — объявил Полковник и заперся в своём кабинете обдумывать план операции.
А Нянюшка вернулась во Дворец и доложила Королю о принятых мерах и Король довольно потер руки.
— Поделом Мальчишке! — бросил он. — Только смотри, не проговорись ему до срока. А теперь попробуем отыскать Принцессу.
И Король послал за своим Главным сыщиком и рассказал ему, что случилось.
Главный сыщик сделал умное лицо и сказал:
— Прежде всего надо найти следы и улики и снять отпечатки пальцев.
— У кого? — спросил Король.
— У всех, — ответил Главный сыщик.
— И у меня? — спросил Король.
— Конечно! — воскликнул Главный сыщик. — Ведь Ваше Величество — Первое Лицо в государствеи потому, разумеется, мы начнём с Вашего Величества.
Король обрадовался и протянул Главному сыщику большие пальцы, но прежде чем снимать отпечатки, Главный сыщик послал за всеми своими сыщиками и велел им искать по городу следы пропавшей Принцессы.
— Только смотрите переоденьтесь, чтобы вас не узнали, — распорядился он.
Второй сыщик почесал подбородок и сказал:
— Прошу прощения, шеф, но только в прошлую Весеннюю уборку я обнаружил в костюмах для переодевания моль и продал их старьёвщику.
— Тогда закажи поскорее новые портному, что шьёт нам костюмы для переодевания, — отвечал Главный сыщик, — да скажи ему, чтоб поторапливался.
— Разрешите нам самим выбрать себе костюмы? — спросил Второй сыщик.
— Выбирайте какие хотите, только чтоб все были разные, — разрешил Главный сыщик.
И сыщики, которых было числом ровно тысяча, отправились по домам придумывать, в кого бы им переодеться, чтобы их не узнали, и чтобы все костюмы к тому же были разные. Много было между ними споров, потому что трое хотели переодеться во взломщиков, а пятеро — в плюшевых медвежат.
Главный же сыщик меж тем приготовил миску чёрной краски, и Король уже обмакнул в неё большие пальцы, как вдруг явилась Кухарка и сказала, что уходит с места.
— Почему? — спросил Король.
— Да потому, что, как ни бьюсь, не могу плиту растопить, — отвечала Кухарка. — А если плита не горит, зачем мне оставаться?
— Почему-же она не горит? — спросил Король.
— Вода в дымоходе, — отвечала Кухарка. — Все каплет да каплет, а я подтирай да подтирай, и всё без толку, только ещё сильнее льёт. А без огня как же готовить? Потому и ухожу.
— Когда? — спросил Король.
— Сейчас, — отвечала Кухарка.
— Только сначала оставь отпечатки пальцев, — велел Король.
— А это больно? — спросила Кухарка.
— Ничуточки — успокоил ее Король. — Это даже весело.
Кухарка оставила отпечатки пальцев и ушла укладывать свои сундуки. Как только весть о тому что Королёвская кухарка уходит, разнеслась по Королевству, все кухарки, как одна, объявили, что уходят: Королевский дом был для всех пример — и для Герцога, и для Графа, и для Барона, и для Мэра, и для мистера и миссис Джон Дженкинсон.
И вот что из этого вышло.
Впрочем, вышло всего так много, что в одной главе не перескажешь. Хотите знать, что было дальше, читайте следующую главу.
2
Полетела Летучая мышь на поиски Ночи, чтобы рассказать ей, что Королевская дочка плачет и просит Луну с неба. Однако найти Ночь не просто, хотя тень её мелькала то тут, то там. Наконец Мышь нашла Ночь в лесу — она наводила там порядок. Стоило цветку широко открыть лепестки, как Ночь прикасалась к ним, и они закрывались, стоило дереву вздрогнуть во сне, — как она успокаивала его. Стоило куропатке пискнуть в гнезде, как Ночь гладила её по спинке, пока та не погружалась в глубокий сон. А сову, дремлющую в дупле и ночного мотылька, спящего под листочком, она будила и посылала в путь.
Летучая мышь опустилась на руку Ночи. Та спросила:
— Ах, это ты, дитя! Чего тебе надобно?
— Я прилетела сказать, что Королевская дочка хочет Луну с неба.
— Пусть себе хочет, — ответила Ночь. — Я не могу обойтись без Луны. Лети к ней, да так и скажи.
— Но, матушка, она плачет!
— Стыдись! — ответила Ночь. — Если давать детям всё, о чём они плачут в темноте, матерям не будет ни минутки покоя. Почему я должна отдать ей Луну? Назови мне хоть одну причину.
Летучая мышь задумалась — и наконец сказала:
— Потому что у неё серые глаза, чёрные волосы и бледные щёчки.
— Какая же это причина? — ответила Ночь. — Лети, глупышка, лети, я занята.
Она стряхнула Летучую мышь с руки и пошла дальше по лесу, а мышь мрачно повисла вниз головой на ветке.
Из дупла высунулась Сова и спросила:
— Ты говоришь, у нее серые глаза?
Серые, как сумерки, — ответила Летучая мышь.
Мышка высунула носик из норки и спросила:
— Ты говоришь, у неё чёрные волосы?
— Чёрные, как тень, — отвечала Летучая мышь.
Ночной Мотылёк выглянул из-под листочка и спросил:
— Ты говоришь, бледные щёчки?
— Бледные, как сиянье звёзд, — отвечала Летучая мышь.
И тогда Сова сказала:
— Она нам сестра, и мы должны ей помочь. Если она хочет Луну, значит, нужно ей её достать. Ночь не права.
— Ночь не права! — повторила Мышка.
И Мотылёк откликнулся:
— Ночь не права!
А Лёгкий ветерок, что летел мимо, подхватил эти слова и разнёс по всему свету.
— Ночь не права… Ночь не права… Ночь не права… — слышалось в холмах и долинах.
И все Дети Темноты сошлись послушать его, из своих укрытий вышли и совы, и лисы, и ночные певцы-козодои, и соловьи, и мыши, и крысы, и ночные мотыльки, и летучие мыши, и кошки, что разгуливают ночами по крышам. Ветерок повторил эти слова трижды — и они тоже стали их повторять.
— Ночь не права! — залаяли лисы.
— Ночь не права! — затрещали козодои.
— Ты слышал новость? — пискнула Мышка, обращаясь к Мотыльку. — Ночь не права!
—. Конечно не права, — согласился Мотылёк. — Я всегда это говорил.
А соловьи так долго и звонко распевали эти слова, что звёзды услышали их и в голос закричали:
— Ночь не права!
— О чём это вы? — спросила Луна, выплывая на самую середину небосклона.
— Нет, мы будем снова и снова повторять, — отвечала Вечерняя звезда, — что Ночь не права. Так и будем говорить, пока всё вокруг не посинеет.
— Конечно, — согласилась Луна. — Мне не хотелось раньше об этом говорить, но так, как я, никто Ночь не знает, а уж я-то уверена, что Ночь совершенно не права.
Никому и в голову не пришло спросить, чем так провинилась Ночь, достаточно было того, что все это повторяли. Ещё и рассвет не забрезжил, а Дети Темноты уже так взвинтили себя, что решили восстать против своей матери.
— Главное, действовать сообща, — говорила Луна. — Что толку, если где-то пискнет мотылёк или поднимет голос кот? Если действовать, то действовать сообща. В назначенный час мы должны все — все до единого! — отказать Ночи в своей поддержке!
— Да, нужно выступить, нужно нанести удар, нужно отказать Ночи в поддержке! — закричали разом летучие мыши и кошки, совы и мотыльки, соловьи и звёзды.
— Тише-тише! — одёрнула их Луна — Она может услышать. Надо пока делать вид, что ничего не случилось, а Первого апреля, когда всё будет готово, мы раз и навсегда покажем Ночи, что она не права.
3
Когда Дети Темноты разошлись по домам и наступил рассвет, Ласточка полетела искать День, чтобы сказать ему, что Королевская дочка плачет и просит Луну с неба. Она увидела День в тот миг, когда он выходил из моря, отирая свои золотые ступни о песок.
— Ты сегодня поднялась вместе с жаворонками, Ласточка! — сказал он. — Почему так рано?
— Потому что Королевская дочка плачет и просит Луну с неба, — отвечала Ласточка.
— Ну, это меня не касается, — отвечал День. — Не понимаю, почему это тебя так взволновало, дитя?
— «Не касается! Не касается!» — возмущённо защебетала Ласточка.
Она задумалась, какую бы назвать причину, и наконец сказала:
— Ах, отец, как ты можешь так говорить? У Королевской дочки голубые глаза, золотые волосы и розовые щёчки!
— Значит, у неё и так все есть! Зачем же ей ещё Луну с неба? — возразил День. — Неужто ты хочешь поссорить меня с моей сестрой Ночью только для того, чтобы осушить слёзы Королевской дочки? Лети-ка по своим делам, глупышка щебетунья, а я займусь своими.
И он шагнул с берега моря в поля, позолотив на ходу травинки в поле.
Из заводи меж скал выставила носик Рыбка.
— Так у неё голубые глаза?
— Голубые, как небо! — отвечала Ласточка.
С утёса свесила головку Ромашка.
— И золотые волосы? — спросила она.
— Золотые, как солнечные лучи, — отвечала Ласточка.
В воздухе повисла Чайка и спросила:
— И розовые щёчки?
— Розовые, как рассвет, — отвечала Ласточка.
Чайка скользнула вниз и крикнула:
— Тогда она нам сестра, и, если она хочет Луну с неба, надо ее достать! А если День не желает ей помочь, надо с ним покончить! Долой День!
— Долой День! — воскликнула Ромашка.
— Долой День! — выдохнули рыбки.
Маленькая волна, что набегала и набегала на песок, услышала эти слова, откатилась назад в море и зашелестела:
— Долой День… Долой День… Долой День…
Большие волны услышали её и подхватили, словно припев, эти слова. Они громоздились одна на другую, падали с грохотом вниз и гремели:
— Долой День!
И вот уже всё море повторяло, бушуя, эти слова и несло их ко всем берегам земли.
— Долой День! — ревел прилив, заливая песчаный пляж.
И все твари во всех концах света на свой лад повторяли этот призыв: его свистели птицы-пересмешники в Америке, трубили слоны в Африке, шипели змеи в Азии, с хохотом кричали в Австралии шакалы, заливались, поднимаясь ввысь, жаворонки в Европе.
— О чём это вы? — спросило Солнце жаворонков, которые всегда были его любимцами.
— Долой День! Долой День! Мы поём: «Долой День!»
— Вот это правильно! — вскричало Солнце. — Как это нам раньше в голову не пришло! Долой День! Давно пора!
Стоило Солнцу произнести эти слова, как все Дети Света удивились, как это им раньше в голову не пришло, и принялись размышлять, как осуществить их план.
— Предоставьте это мне, — сказало Солнце. — Каждый должен выполнить свой долг, а общее дело будем делать вместе. Я составлю план решительных действий а когда он будет готов, каждый узнает, что ему надо делать. Будьте готовы к Первому апреля, а пока запомните главное: в одном мы едины. Долой День!
— Долой День! — прокричали хором птицы, звери и рыбы, травы, цветы и деревья скалы, леса и воды. — Долой День!
Все были полны решимости, но что именно делать, не знал никто.
4
Меж тем сыщики, переодевшись, чтобы их не узнали, пустились по городу на розыски Принцессы. Одни искали её на широких улицах, другие — в кривых переулках, одни — в парках, другие — в трущобах. Куда бы они ни шли, всюду им попадалось что-нибудь подозрительное, и они тотчас спешили во Дворец к Королю. Сыщик А, например, переодевшись Сторожем в парке, в первый же час обнаружил Бродягу в лохмотьях, крепко спавшего в траве. Бродяга к тому же еще и храпел в придачу!
«Подозрительный тип! — подумал Сыщик А, — Это у него прямо на лбу написано!»
Чтобы проверить свою теорию он на клонился к спящему и крикнул ему прямо в ухо:
— А Королевская дочка где?
Бродяга приоткрыл один глаз, пробормотал: «Первый поворот направо, второй налево!» — и снова захрапел. А Сыщик помчался в указанном направлении, свернув направо, а потом налево, оказался перед трактиром под названием «Кабанья голова». У стойки сидели девятнадцать матросов и пили пиво, которое им подавал тощий Трактирщик со своей толстой Женой.
Сыщик А протиснулся К стойке и заказал для отвода глаз пинту портера. Проглотив портер, он отбросил притворство иг схватив одной рукой Трактирщика, а другой — Жену, грозно спросил:
— Где Королевская дочка?
— Мы-то откуда знаем? — отвечал Трактирщик. — Где-то она есть, но только не тут.
— А-а, так ты отрицать! — вскричал Сыщик.
— Эй, парень, не давай рукам воли! — сказала Жена и вырвалась из его цепкой хватки.
— А-а, так ты сопротивляться! — вскричал Сыщик.
Тут он распахнул куртку, показал свой значок и арестовал их обоих, а заодно (для спокойствия) и девятнадцать матросов и велел им следовать за собой ко Дворцу. По пути он зашёл (для спокойствия) в парк и арестовал Бродягу в лохмотьях. А потом привёл их всех к Королю.
— Это кто? — спросил Король.
— Тёмные личности, Ваше Величество, — отвечал Сыщик А. — Вот этот, — и он указал на Бродягу, — говорит, что ваша дочь в трактире у этих людей. — И он кивнул на Трактирщика и его Жену. — А они отпираются. Кто-то из них лжёт!
— Какая жалость! — молвил Король — А эти кто?
И он указал на девятнадцать матросов.
— Эти находились в момент ареста в трактире и, возможно, тоже состоят в заговоре. Я решил не рисковать.
— Похвально! — одобрил Король. — Ты будешь повышен в чине. А этих подозрительных личностей бросьте в тюрьму! Если к Первому апреля они не докажут, что невиновны, они умрут!
Пока Трактирщика с Женой и матросов отводили в тюрьму, Король отдал приказ повысить Сыщика А в чине. Только он распорядился, как появился Сыщик Б, переодетый Покупателем, а за ним — Торговец галантереей, сорок три продавщицы, Нянька и Младенец в коляске.
— Это кто? — спросил Король.
— Подозрительные личности, Ваше Величество, — отвечал Сыщик Б. — Я заметил, что коляска с этим Младенцем чуть не час стояла возле лавки этого Торговца, а Младенец всё время весьма подозрительно плакал, но на мои вопросы отвечать отказывался. Я шасть в лавку и вижу: Няньке у прилавка что-то метром отмеривают. «Это что?» — говорю. А она мне: «Не лезь не в своё дело!» — «Это моё дело и есть!» — говорю и хвать с прилавка её покупку! Вот она…
И Сыщик Б вынул из кармана голубую резинку.
— Для чего это? — спросил Король.
— Вот и я её о том же спросил, Ваше Величество! А она говорит: «Мужчины об этом не спрашивают!» И отказалась отвечать. Ну, раз не хочет сознаться, я ее и арестовал, а для спокойствия прихватил всех, кто был в лавке, и Младенца в придачу.
— Правильно! — произнёс Король с широкой улыбкой. — А не докажут, что невиновны, так всем отрубим головы Первого апреля.
И он велел бросить в тюрьму Няньку, Младенца, Торговца галантереей и продавщиц, а Сыщика Б повысить в чине. Не у спел он покончить с этим делом, как появился Сыщик В, переодетый Почтальоном, а за ним — четыреста два домовладельца.
— Это кто? — спросил Король.
— Скрытные личности, Ваше Величество, — отвечал Сыщик В. — Все они получили письма, адресованные не им, пометили, чтобы отвести подозрения, конверты: «По данному адресу не проживает» — и бросили опять в почтовый ящик. Я стукнул к ним в двери двойным перестуком, они отворили — и я тут же их арестовал. Вот они! Буду держать до тех пор, пока не признаются, от кого письма, кому посланы и что в них.
— Превосходно! — вскричал Король. — Если до Первого апреля не признаются, так всех казним! А тебя тоже ждёт повышение в чине. Ну, у какого короля были ещё такие сыщики?!
И часа не прошло, как явился Сыщик Г, переодетый Билетным контролёром, а с ним девятьсот семьдесят восемь пассажиров, купивших железнодорожные билеты, чтобы зачем-то уехать из города, а потом Сыщик Д, переодетый Библиотекарем, привёл две тысячи триста пятнадцать читателей, попросивших в публичной библиотеке книги о сыщиках. Все они, конечно, вызывали сильные подозрения — их тотчас отправили в тюрьму. Пусть объяснят своё поведение, а не то, как сказал Король, Первого апреля все расстанутся с головами!
Так оно и шло всю ночь, и только Король отправился наконец спать, как раздался громкий крик, торопливые шаги — и в Тронный зал вбежала Экономка с перочинным ножиком в руках, а за нею — Младшая горничная. Отчаянно жестикулируя, Экономка бросилась к трону, но Младшая горничная подставила ей ножку, повалила, заткнула рот кляпом и защёлкнула на ней наручники.
— Господи, спаси и помилуй! — молвил Король. — Что это значит?
Младшая горничная поднялась с пола и сняла наколку вместе с наколкой снялись и волосы, а под ними открылась обширная лысина Второго сыщика. Тяжело дыша, он указал на Экономку, которая молча барахталась на полу.
— Это крайне подозрительная личность, Ваше Величество, — сказал он. — Переодевшись Младшей горничной Вашего Величества, я решил обыскать комнату вашей дочери в поисках каких-то следов и улик. Я прокрался туда, когда вокруг не было ни души, и немедленно обнаружил, что там кто-то побывал. Ковёр был усыпан металлическими стружками, и все замки в шкафах и комодах Принцессы были взломаны. Видя, что дело неладно, я продолжал поиски. Осторожно заглянул за портьеры и одни за другими распахнул дверцы шкафов. Наконец я заглянул под кровать: там я увидел вдруг огромную войлочную туфлю, а в ней ногу, а рядом еще одну ногу в туфле. Я вытащил их из-под кровати на свет Божий, а за ними — Экономку Вашего Величества! Она кинулась бежать, я — за ней, а чем всё это кончилось, вы видели.
— Так-так, — молвил Король. — Только это не моя Экономка.
— Не ваша? — вскричал Второй сыщик. — Час от часу не легче! Это, верно, опасная преступница, — похитив вашу дочь, она вернулась за её драгоценностями! Теперь-то мы можем с уверенностью сказать, Ваше Величество, что напали на верный след!
Король пришёл в восторг так называемую Экономку решили казнить Первого апреля, после чего весь Двор отправился спать.
Но больше в Городе не спал никто: все знали, что по улицам рыщет тысяча сыщиков и что в любую минуту они могут ни за что, ни про что арестовать любого. К утру половина Города заперлась у себя по домам, а вторая — бегала друг от, друга по улицам.
5
Солдат Джонни Дженкинсон, служивший Барабанщиком в Королевской армии, шёл по тропинке, ведущей к хижине его матушки, и бил в барабан. Он не стал стучать в дверь, а выбил на барабане такую дробь, что его матушка тотчас распахнула дверь. Увидев сына на пороге, она всплеснула от радости руками, а потом обняла его и воскликнула, словно не могла поверить своим глазам:
— Неужто это ты, Джонни? Неужто ты?
— Да, мам, это я, — отвечал Джонни. — А что у нас сегодня на ужин?
— Отец, отец, иди сюда! — закричала миссис Джон Дженкинсон.
Из-за дома тотчас показался мистер Джои Дженкинсон с лопатой в руках. Увидев сына, он плюхнулся с размаху на третью ступеньку крыльца и принялся набивать трубку, чтобы скрыть своё волнение.
— Но, Джонни, как ты тут очутился? — спросила миссис Джон Дженкинсон. — Я-то полагала, что ты в Городе за двадцать миль отсюда!
— Меня отпустили на побывку, мам, — отвечал Джонни. — На неделю, и всех моих товарищей тоже, всех до единого!
— С чего это, Джонни?
— A-а! — протянул с важным видом Джонни. — Этого нам не сказали. Хотя мы и догадываемся.. — Что-то будет…
— Неужели война? — прошептал мистер Джон Дженкинсон…
— А что же ещё, пап? — отвечал Джонни.
И вправду, что ещё?
— С кем же война, Джонни? — спросила миссис Джои Дженкинсон.
— Об этом нам, конечно, никто ни слова, мам, — сказал Джонни, — но разве людям запретили думать? Кто из нас думает, что война будет с Северным королём, а кто с Южным. Но я-то думаю…
Он умолк, ибо сам ещё не решил, что думает.
— Ах, Джонни, неужели, — ахнула миссис Джои Дженкинсон, — неужели с обоими?
— А почему бы и нет? — отвечал Джонни, подмигивая.
И с этой минуты так он и думал.
— Вот ужасти! — выдохнула миссис Джон Дженкинсон. — Обоих-то нам никогда не одолеть, ну просто никогдашеньки!
— Положись на нас, мам! — браво бросил Джонни и выбил дробь на барабане. — Нас только надо как следует накормить, а там мы горы свернём. Так что у нас сегодня на ужин?
Миссис Джон Дженкинсон спрятала лицо в передник и разрыдалась:
— Ничего на ужин, Джонни, ну совсем ничегошеньки! Кухарка сказала, что уходит.
— При чём тут кухарка? — вскричал Джонни, и в глазах его впервые мелькнула тревога. — ¥ нас ведь нет кухарки! У нас в доме стряпаешь ты, мам!
— Что ж с того? — возразила с вызовом мать Джонни и утёрла слёзы. — Кто стряпает, тот и кухарка, значит, и я могу сказать, что больше стряпать не буду. Чем, я других хуже?
Но почему, мам?
— Потому что такая сейчас мода пошла, Джонни. Кухарка Короля позавчера сказала, что уходит. И суток не прошло, как все кухарки по всему Королевству перестали стряпать. Если б мы продолжали стряпать, когда Королевская кухарка отказалась, это бы смахивало на измену. Вот оно в чему дело.
Джонии с размаху плюхнулся рядом с отцом на третью ступеньку.
— Вот уж некстати! — воскликнул Джонни. — Это мне всю побывку испортит, право слово! И всем ребятам тоже. Ты, мам, даже представить себе не можешь, до чего для ребят на побывке важно поесть!
— И не только для ребят на побывке! — сказал мистер Джон Дженкинсон, попыхивая трубкой, чтоб скрыть своё волнение. — И для других тоже!
— А что ты делаешь, когда настаёт время обеда, пап? — спросил Джонни.
— Иду в трактир и курю там свою трубку, — отвечал мистер Джон Дженкинсон.
— Что ж, тогда пойдём вместе, — сказал Джонни…
И отец с сыном грустно побрели по дорожке в трактир.
Там уже собралось всё мужское население деревни. Куда ж ещё деваться мужчинам, когда женщины перестали стряпать? Мужчины уже начали сердиться на женщин. По мере того, как голод их рос, гнев их разгорался а женщины, со своей стороны, всё упорнее стояли на своём.
— На завтрак ничего?! На обед ничего?! И на ужин опять ничего?! — возмущались мужчины.
— Король же обходится без завтрака, обеда и ужина, — возражали женщины, — чем же вы лучше Короля?
По всему королевству мужчины собирались в трактирах и бранили женщин. Наконец они решили, что раз женщины их не кормят, то они перестанут работать.
— Только надо действовать дружно, — заявил отец Джонни. — Давайте все бросим работать Первого апреля!
Весть об этом обежала, словно лесной пожар, все трактиры в Королевстве и все мужчины до единого согласились, что бросят работать Первого апреля, если их не будут кормить.
Впрочем, в трактирах говорили не только о женщинах. После того как солдаты пришли домой на побывку, только и было толков, что о войне. Каждый солдат хранил важный вид, словно он один знал, что происходит. Одни говорили, что война будет с Северным королём, другие — что с Южным.
— Ну, нет, — заявлял третий, — с Восточным.
— Враки! — говорил четвертый. — С Западным!
— Всё мимо! — смеялся пятый. — Ни с одним из этих королей, а с Царём Чернокожих, мне сам капрал сказал!
— Капрал пусть окатит себе голову холодной водой, — восклицал с насмешкой шестой. — Мне сам сержант под честное слово сказал, что — с Царём Белокожих!
Споры разгорались, солдаты перебрали всех монархов на свете. А шпионы слушали эти разговоры и торопились донести своим государям о том, что у слышали. В результате чего все короли во всех странах света велели своим армиям готовиться к наступлению Первого апреля, а кораблям — поднимать в этот день паруса.
6
Что же произошло Первого апреля?
Король отхлебнул кофе и сказал:
— Сегодня все подозрительные личности будут казнены.
Полковник намазал гренок маслом и сказал:
— Сегодня будет схвачен Мальчишка, что чистит Серебро.
Все мужчины в Королевстве сказали:
— Сегодня мы бросаем работать.
Все короли по всему свету сказали:
— Сегодня мы выступаем в поход.
Солнце снова призвало к себе Детей Света и сказало:
— Сегодня мы покончим с Днём.
А Луна призвала Детей Темноты и сказала:
— Сегодня мы докажем, что Ночь не права.
И тут такое всюду началось…
Сначала Полковник велел солдатам вернуться, чтобы арестовать Мальчишку, что чистит Серебро но солдаты не явились. Тогда Полковник отправился к солдатам, выдернул шпагу из ножен и спросил:
— В чём дело?
А Джонни-Барабанщик ответил:
— Полковник, солдат не только солдат, но и мужчина, а сегодня все мужчины в королевстве бросили работу.
— Так точно, все до единого! — заорали солдаты.
Полковник щёлкнул шпорами и спросил:
— Но — почему?
— А потому что, пока Королевская кухарка не готовит для Короля, женщины не готовят и для нас, а на голодный желудок ни один мужчина работать не станет. Как только Королевская кухарка вернётся, и нас накормят досыта, мы тут же приступим к делу.
— Так точно, досыта! — заорали солдаты.
Полковник зазвенел медалями и отправился сказать Королю, что надо немедленно вернуть Королевскую кухарку.
Послали за Кухаркой она взглянула на плиту в кухне и сказала, что из трубы всё каплет и так огонь ни за что не разжечь, а пока он не разожжётся, она вернуться отказывается.
Тогда Koроль велел позвать Печника. Но Печник прислал сказать, что печник он, конечно, печник, но только он ещё и мужчина, а все мужчины в королевстве бросили работу, и, пока жена не начнёт его снова кормить, он работать ни для кого не будет.
Тогда Король призвал Второго сыщика — потому что Главный сыщик исчез, как сквозь землю провалился, и никто не знал, где он. Когда Второй сыщик явился во Дворец, Король велел ему арестовать Кухарку за то, что та отказалась готовить, а Печника за то, что тот отказался чинить плиту, но Второй сыщик почесал подбородок и сказал:
— Извините, но я не могу.
— Но почему?
— Дело вот в чем, Ваше Величество. Сыщик он, конечно, сыщик, только он ещё и мужчина, а пока жена не начнёт его снова кормить, он ничего делать не будет.
— А как же быть с арестованными? Ведь сегодня им должны отрубить головы?
— Значит, не отрубят, — отвечал Сыщик. — Потому что Палач сказал, что палач он, конечно, палач, только он ещё и мужчина, правда? И пока жена не начнёт его снова кормить…
Король заткнул пальцами уши и залился слезами. Впрочем, через секунду вынул пальцы и спросил:
— Что это?
Немудрено! В воздухе загрохотали пушки и затрубили трубы, в зал вбежала Нянюшка и сообщила, что все монархи со всего света идут на Город, а вдоль берега выстроились их корабли.
— На помощь! На помощь! — вскричал Король. — Зовите солдат!
Но Полковник пожал плечами с эполетами исказал:
— Они не придут!
— Тогда мы погибли, — простонал Король. — Ничто нас не спасёт.
Ив этот миг погасло Солнце.
Жаворонки устремились не ввысь, а вниз, ромашки почернели, собаки замяукали по-кошачьи, звёзды спустились с небосвода и пошли гулять по земле, прибежала Мышка и столкнула Короля с трона, прилетела Чайка и села на его скамеечку, в полдень часы пробили полночь, заря занялась на западе, ветер подул в другую сторону, прилив побежал от берега, Луна взошла на небо не той стороной, показав всему свету, что с изнанки она не серебряная, а вся чёрная, и День пропал, и Ночь была не в ночь.
И тут открылась дверь, и в зал вошла Королевская дочка в ночной рубашке.
7
Король бросился к ней и прижал её к сердцу со словами:
— Доченька, доченька! Где же ты пропадала?
— Сидела на крыше у трубы, папочка, — отвечала Принцесса.
— Зачем же ты там сидела, милая?
— Мне хотелось Луну, — отвечала Королевская дочка.
Нянюшка взяла её за плечи, встряхнула и сказала:
— У тебя вся рубашка отсырела, неслух ты этакий!
— Это от слёз, — отвечала Королевская дочка. Я весь день и всю ночь плакала без остановки. Слёзы так и лились мне на грудь. И в трубу.
— Ах, вот оно что! — вскричала Кухарка и ринулась на кухню.
Из трубы больше не текло — она разожгла плиту и, не теряя ни минуты, принялась за готовку.
Меж тем Мышка и Чайка поспешили к Детям Темноты и Света и закричали в голос:
— У Королевской дочки волосы каштановые, глаза карие, а лицо загорелое!
Дети Темноты накинулись на Летучую мышь:
— Ты говорила, что у неё волосы чёрные, глаза серые, а лицо бледное!
— Видно, спутала в темноте, — пробормотала в ответ Летучая мышь.
— А ты нам говорила, что у неё волосы золотые, глаза голубые, а лицо розовое! — закричали Ласточке Дети Света.
— Видно, меня рассвет ослепил, — прощебетала Ласточка в ответ.
Тогда Дети Света: и Темноты заявили:
— В какое вы нас поставили положение! Выходит, она нам не сестра, а мы её поддержали. Надо найти День и сказать Ночи, что она совершенно права.
Сказано — сделано! Звёзды вернулись на небосклон, прилив повернул к берегу — время исправилось, и всё пришло в порядок и когда, наконец, поднялось Солнце, оно осветило корабли, на которых Короли Всего Света спешили убраться восвояси. Они говорили, что никогда в жизни не видели, чтобы всё переворачивалось вверх дном, а с этим ведь не повоюешь, верно?
Радостную весть сообщили Королю, который сидел во Дворце. Он захлопал в ладоши и сказал Полковнику
— Раз они ушли, значит, для войны солдаты нам больше не потребуются, так что давай арестуем Мальчишку, что чистит Серебро.
— За что, Ваше Величество?
— За то, что украл Принцессу.
— Но он же меня не крал, — возразила Принцесса.
— Ах, да, верно, — согласился Король. — Тогда надо его простить! И кроме того, по-моему, надо простить всех, кого мы собирались казнить.
— Всех, кроме так называемой Экономки, которую я нашёл в спальне Принцессы, — возразил Второй сыщик. — Уж это явно очень подозрительная личность!
И он отправился в тюрьму и выпустил на волю Бродягу, матросов, Няньку, Младенца, Торговца галантереей, продавщиц, домовладельцев, пассажиров, читателей и всех остальных, кто сидел под замком. Но так называемую Экономку он за волосы притащил к Королю, однако стоило им предстать перед Королём, как волосы у Экономки съехали — оказывается, это был парик! — и взорам открылась совершенно лысая голова Главного сыщика. Пришлось снять с него наручники и вынуть кляп изо рта. Отдышавшись, Главный сыщик сказал Королю:
— Хорошо я переоделся, правда? Меня никто не узнал, даже Второй сыщик!
— Ты получишь повышение в чине! — пообещал Король. — Но что ты делал в спальне Принцессы?
— Искал следы и улики, разумеется! Flo когда я вскрыл там перочинным ножиком замки, послышались чьи-то шаги…
— Это был я! — вскричал Второй сыщик.
— Тут, конечно, я залез под кровать…
— А я тебя там нашёл! — объявил Второй сыщик хвастливо.
— Гм… да, но и я там кое-что нашёл! — воскликнул Главный сыщик. — Глядите!
И из-под длинных чёрных юбок он вытащил Серебряное Блюдце.
— Это оно! — вскричала Нянюшка. — Пропавшее блюдце! Если б оно не пропало, я бы никогда не заподозрила Мальчишку в том, что он украл Принцессу.
И она набросилась на Принцессу:
— Значит, это ты во всём виновата! Зачем ты его брала, непослушное ты дитя?
— Оно такое милое, такое круглое и блестящее, и мне так хотелось, чтобы оно было моим, — отвечала Принцесса. — Мне и теперь хочется.
— Оно будет твоим, — сказал Король, — если только ты мне кое-что пообещаешь
— Конечно, пообещаю, — согласилась Принцесса. — .А что?
— Обещай никогда не просить Луну с неба.
— Зачем она мне? — воскликнула маленькая Принцесса. — Луна такая противная. Я её видела с изнанки — с той стороны она вся чёрная. Поэтому я и спустилась с крыши. А что у нас сегодня на обед?
«А что у нас сегодня на обед?» — звучало во всех уголках Королевства. Женщины мешали в кастрюлях, мужчины трудились, Солнце вставало на востоке, а садилось на западе и все уже позабыли о том, что бывает, когда Королевская дочка просит Луну с неба.