[3] от прежнего места. Тогда Блошиные Ножки тоже прыгнула «Вдаль» да и скрылась из виду.
— Так-так, — сказал Эндель-Брендель; — Теперь, Элси Пиддок, попробуем тебя в «Силомерном Скоке».
Элси опять вмиг поняла, что надо делать. Она поставила ножки вместе, прыгнула через скакалку и приземлилась с такой силой, что каблуки её башмачков глубоко впечатались в землю. А Блошиные Ножки после «Силомерного Скока» провалилась в землю по пояс.
— Так-так, — сказал Эндель-Брендель. — А теперь, Элси Пиддок, посмотрим, как ты прыгаешь «Со Всеми Вместе».
Едва он произнёс эти слова, все феи схватили скакалки и стали прыгать кто во что горазд, и Элси с ними. Прошёл час, два, три часа; одна за другой феи падали на землю от усталости, а Элси Пиддок всё прыгала и прыгала. К утру она уже прыгала совсем одна.
Тогда Эндель-Брендель покачал головой и сказал:
— Элси Пиддок, ты прирождённая прыгунья и прыгаешь без устали. В награду ты будешь приходить на гору Кейбн каждый месяц в новолуние, и я буду целый год учить тебя разным прыжкам. И клянусь, что впредь ни среди смертных, ни среди фей с тобой не сравнится никто.
Эндель-Брендель сдержал слово. Двенадцать раз в году вставала Элси Пиддок в новолуние и, не просыпаясь, шла на вершину горы Кейбн. Там она занимала своё место в кругу фей и училась управляться со скакалкой. И вскоре ей уже не было равных. К концу года она делала «Прыгай Вверх» так здорово, что улетала выше Луны.
Если Элси совершала «Хитроумный Прыг», никто из фей не мог её поймать, им даже невдомёк было, где она приземлится; она была так искусна, что могла прыгнуть сквозь прожилки сухого листика и не испортить рисунок.
В «Сальто Дважды-Два» надо было сложиться дважды поперёк себя во время прыжка, а Элси Пиддок складывалась четырежды!
В «Быстролётном Миге» она мелькала с такой скоростью, что её не было видно, хотя прыгала она на одном месте.
В «Последнем Пры-ы-ы…» феи бегали по кругу и прыгали поочерёдно через одну скакалку, но вскоре ошибались и выбывали из игры — ведь у них сильно кружилась голова. Зато Элси никогда не ошибалась, она неизменно оставалась последней в кругу, и голова её не кружилась никогда.
В «За-а-медленном Па» она прыгала так медленно, что крот успевал вырыть норку в том месте, откуда она прыгнула и куда в конце концов приземлялась.
Когда все делали «Носочек Тяни» и феи прыгали на носочках, Элси даже не касалась земли, она дотрагивалась лишь до стебельков высокой травы, да и то только краем ноготка.
Она прыгала «Беды — Наутёк» так весело, что даже сам Эндель-Брендель посмеивался от удовольствия.
Прыгая «Вдаль», она перелетала с горы Кейбн на другой конец графства и приходилось посылать за нею ветер.
Совершая «Силомерный Скок», она погружалась в глубь земли, как ныряльщик в пучину вод, и оказывалась в норках грызунов. Они-то и помогали ей выбраться наверх.
«Вертясь на Месте Пёрышком», она и впрямь была легка, как пёрышко, и приземлялась в паутиновый гамак, не стряхнув ни росинки.
Прыгая же «Со Всеми Вместе», она могла обскакать всё их колдовское племя и остаться свежей, как утренний цветок. Так никто никогда и не узнал, сколько прыгает без устали Элси. Пиддок, потому что все уставали прежде неё. Этого не знал даже сам Эндель-Брендель.
На исходе года он сказал:
— Элси Пиддок, я обучил тебя всему. Дайка твою скакалку, я тебе кое-что подарю.
Элси протянула Энделю-Бренделю свою скакалочку, и он лизнул маленькие деревянные рукоятки, сперва одну, а потом другую. И прямо на глазах одна рукоятка превратилась в сахарный крендель, а другая — в леденцовую голову.
— Ну вот, — сказал Эндель-Брендель, возвращая скакалку, — ешь сколько хочешь — они меньше не станут, до конца дней своих будешь ты есть сладости. И пока ты мала ростом и скакалка эта тебе впору, ты сможешь прыгать, как я учил тебя. Когда же ты подрастёшь и придётся тебе взять другую скакалку, наши волшебные прыжки тебе будут уже не по силам. Но всё равно прыгать тебе лучше всех подруг. Прощай же, Элси Пиддок.
— А для вас я уже не буду больше прыгать? — спросила Элси во сне.
Но Эндель-Брендель не успел ответить. За холмами показалось солнце, феи исчезли, а Элси снова легла в кроватку.
Элси со своей скакалкой была знаменита и прежде, до этого чудесного года. Но представляете, что стало твориться теперь! Люди удивлялись, восхищались, а она даже опасалась показывать всё, что умеет. Тем не менее народ стекался из ближних и дальних деревень взглянуть, как перепрыгивает она через колокольню, проскальзывает сквозь расщелину дуба в парке землевладельца, перелетает через реку в самом широком месте. Когда беда наведывалась в дом ее матери или к кому из соседей, Элси Пиддок прыгала так весело, что все несчастья сразу забывались за раскатами весёлого смеха. Когда она прыгала с девчонками под прежние считалочки, и они пели:
Эндель —
Брендель —
Сахарный —
Крендель —
Леден —
цовая —
Голова —
Намжетолькохлебасмасломматьнаужинприпасла!
Элси Пиддок говорила:
— А я припасла кое-что послаще, — и давала подружкам полизать рукоятки своей скакалки. А в новолуние она водила всех детей на вершину горы Кейбн и прыгала там ещё лучше, чем обычно. Разве бывает лучше? Не знаю. Но прыгала она там превосходно. С тех пор и пошёл обычай прыгать в новолуние на горе Кейбн.
Но к концу следующего года Элси подросла, и маленькая скакалочка стала ей мала. Элси спрятала её в шкатулку, а себе нашла скакалку подлиннее. Она по-прежнему прыгала ой-ё-ей как здорово, но волшебные прыжки стали ей и впрямь не по силам. Подружки частенько уговаривали её показать старые фокусы, но она только смеялась и качала головой, а почему — не объясняла. Элси долгие годы оставалась чудом и гордостью всей деревни, но люди поговаривали:
— Так-то оно так, но вы бы видели её, когда она была ещё совсем крошкой. Могла проскочить в замочную скважину в материнском доме!
Со временем рассказы эти превратились в легенду, которой уже никто не верил. А ещё через несколько лет Элси окончательно выросла (хотя ростом так и не вышла). Она стала совсем взрослой и больше не прыгала — несолидно как-то, возраст не тот. А через пять — десять лет никто и не вспоминал о прошлом, кроме неё самой. Зато когда приходили тяжёлые времена, а приходили они часто, и не было даже масла — намазать на корку хлеба, Элси садилась у камина и ела сахарный крендель, которым Эндель-Брендель одарил её на всю жизнь.
С той поры минуло ещё много-много лет. Три поколения землевладельцев отгуляли по дорожкам парка, где Элси прыгала когда-то сквозь расщеплённый дуб. Да и в деревню пришло много перемен. Старые семьи сменились новыми, кое-кто покинул насиженные места, среди них были и Пиддоки. На фермах сменились хозяева, старые домишки снесли и понастроили новые. Но гора Кейбн по-прежнему царила над долиной, и верилось, что так будет вечно. Дети, как встарь, собирались при молодой луне и прыгали на вершине. Все уже запамятовали, откуда пошёл обычай, слишком давно это было, но сила обычаев велика. И если маленькой прыгунье не удавалось встретить на горе новолуние, она сидела дома и горько плакала.
На дорожках парка появился новый лорд. Титул достался ему не по наследству, он прежде был торговцем, разбогател и купил это старинное поместье целиком. Тут уж начались перемены посерьёзнее, чем снос старых домишек. Новый лорд перекрыл тропинки и запретил свободно ходить по дорогам. Он всячески пытался ущемить простой люд. Желая накопить побольше денег, он безбожно обирал крестьян. Они стонали под непосильным бременем, но больше всего боялись потерять свои исконные права. Крестьяне боролись с новым лордом, стремились сохранить то, что принадлежало им веками. Иногда они брали верх, но чаще — терпели поражение. Из-за постоянных распрей дух вражды воцарился между лордом и простыми людьми, в своей ненависти он был готов на всё — лишь бы досадить им.
Гора Кейбн тоже принадлежала лорду. Испокон веков она была открыта для всех, теперь же лорд решил во что бы то ни стало закрыть туда доступ. Однако, листая старинные бумаги, он обнаружил, что хотя склоны действительно принадлежат ему, он обязан оставить свободный проход из одной деревни в другую. А люди сокращали путь, проходя напрямик через вершину.
Советник лорда объяснил ему, что, согласно договору, нельзя запретить людям ходить через гору.
— Нельзя! — фыркнул лорд. — Тогда я заставлю их идти в обход, длинным путём.
Он задумал огородить вершину горы Кейбн, чтобы никто не мог через неё ходить. Людям предстояло теперь тащиться вокруг подножия горы, чтобы попасть из одной деревни в другую. Однажды лорд проговорился, что собирается построить на вершине большие фабрики.
Вся деревня поднялась на защиту своих прав.
— Неужели он это сдедает? — спрашивали крестьяне знающих людей. Те отвечали:
— Мы не уверены, но всё может быть…
Сам лорд тоже не был уверен, но продолжал вынашивать свои планы, и каждый новый его шаг вызывал у крестьян гнев и страх. И не только у крестьян, феи тоже забеспокоились — ведь полянке для фигурного скакания угрожала опасность. Как смогут они там резвиться, если трава превратится в золу, а серп молодой луны окутается дымом из фабричных труб.
Советник сказал лорду:
— Деревня костьми ляжет, а гору не отдаст.
— Пусть делают что хотят, — вспылил лорд, но тут же спросил опасливо: — А есть у них законное право?
— Ну, от силы — полправа, — ответил Советник. — Впрочем, лучше бы сейчас отложить строительство и попробовать с ними договориться.
Лорд оповестил жителей деревни, что у него бесспорно есть все права, но по доброте душевной он вернёт крестьянам пешеходную тропу, которую перекрыл. Они же в ответ отступятся и отдадут ему всю гору Кейбн.
— Тропинка! Ишь, расщедрился! — кипятился с дружками в таверне толстяк Джон Мальтмен. — Сравнил тропинку с горой! Наши матери прыгали на горе в детстве, нашли дети прыгают там теперь. И дети наших детей, надеюсь, тоже будут там прыгать. У моей крошки Эллен разобьётся сердце, если он застроит вершину.