— Ага. А еще объявила себя единственной дееспособной правительницей на данный момент. Но если честно, я в тот момент был прямо уверен, что, откажи ей, и она бросится, как дикая кошка, глаза нам за тебя выцарапывать! Сразу момент в «Аватаре» вспомнил, когда эта девчонка синяя за своего мужика дралась с этим уродом в роботе. Аж мурашки по коже, чесс слово, шеф. Твоя так на нас глазами сверкала, что впору обделаться, — пробухтел Молотов. — Вот ни разу не смешно было. Как нам ее унимать тогда пришлось бы? Поймать и к стулу скотчем примотать? Наставила бы себе синяков, а ты бы потом нам скальпы поснимал.
— Да, ладно, не все так запущено, — усмехнулся я в окно.
— Шеф, да запущенней некуда, — почти без улыбки глянул на меня Леха в зеркало заднего вида.
После нашего фееричного отъезда мои ребята через время вызвали полицию и зафиксировали факт взлома и все как положено, а потом демонстративно расселись по машинам и разъехались, оставив в доме включенными свет и телек. А как только окончательно стемнело, вернулись со стороны пляжа и устроили засаду во дворе. Когда пятеро в масках прокрались в дом, их впустили, а потом повязали и сдали властям вместе с их богатым арсеналом. И сейчас ребятки парятся в нашем СИЗО в ожидании своей дальнейшей судьбы. И я очень хочу упросить знакомых оперов дать мне возможность пообщаться с ними с глазу на глаз и, может, договориться быть поумнее и посговорчивей. Но там уж как пойдет. Если повезет, все обернется так, что и не понадобится мне Марк с его убойной инфой. Что-то мне не очень хочется после понять, что помог ему всю жизнь испохабить одним импульсивным и необдуманным решением, принимать которые мы были когда-то оба мастера.
Я очень надеялся не столкнуться с Люсей в этот раз и обойтись визитом в процедурную, но, как говорится, не тут-то было.
Не прошло и минуты, как я уселся на кушетку, и Люся влетела в двери, улыбаясь мне открыто и лучезарно, будто и не спускала с меня шкуру живьем взглядом в прошлый раз. Выглядела она превосходно, как всегда, и пошла по кабинету, дразняще покачивая бедрами.
— Леночка, пойди погуляй. Я сама тут, — бросила она почему-то резко покрасневшей сестре, и та быстро выскользнула за дверь.
— Арс, выглядишь неважно, — промурлыкала Люся и склонилась над моей рукой. — Почему пропустил перевязки и уколы?
— Были обстоятельства, — неопределенно пожал я плечами.
Люся погремела чем-то, пока я пялился в потолок, отмечая, однако, краем глаза, что она то и дело косится на меня. Быстро уколов меня и наложив повязку, она опять отошла и, отвернувшись, завозилась с чем-то.
— Это все? Могу я идти? — сбежать хотелось и как можно быстрее, потому что в воздухе отчетливо пахло неприятностями.
— Минутку, солнце мое, — голос еще мягче и обольстительней, чем раньше.
— Знаешь, тебе стоит перестать называть меня так, — нахмурившись, сказал я. — Особенно прилюдно.
— Ты имеешь в виду при твоей как бы «сестре»? — хмыкнула Люся. — У вас, оказывается, богатая история в прошлом. Половина города уверена, что она тебе прохода не давала, а вторая — что ты по ней сох много лет подряд. Думаю, второе совсем уж фантастика.
Я не хотел обсуждать с ней ничего, касающегося Василисы, и поэтому, раздраженно выдохнув, отвернулся к двери. В этот момент Люся положила руки мне на плечи, оказываясь прямо передо мной в распахнутом халате, под которым была совершенно обнаженной, и, воспользовавшись моим замешательством, просто скользнула мне на колени. Прильнув всем телом, она стала целовать мой подбородок и шею и, постанывая, тереться, как одуревшая кошка.
— Арс, солнце мое, как же я тебя хочу! — горячо шептала она у моего горла и торопливо старалась пробраться алчными пальцами под одежду. — У меня сто лет никого не было… Нам же было классно вместе… Давай снова… хоть иногда.
Совсем недолго я позволил ей это, устраивая себе некий тест. Сможет ли другая вызвать во мне нечто, хоть отдаленно похожее на то, что я чувствую, прикасаясь к моей Ваське? Почему-то мне вдруг оказалось важным выяснить этот вопрос окончательно. И я почувствовал. Осквернение. Руки другой женщины на моем теле, там же, где еще недавно меня касалась моя заноза, будто оставляли грязные следы, которые не смоешь так просто. Все во мне было против, отторгало Люсины ласки как что-то чужеродное, неестественное, и не потом что она — это она, а потому что она — не моя Васька. Позволяя этому происходить, я становился предателем. Причем, я не столько предавал Василису, а в гораздо большей степени самого себя и свои чувства к ней.
Крепко взяв похотливо трущуюся об меня женщину за талию, я сдвинул ее с колен и поставил на ноги.
— Люсь, я никогда не возвращаюсь — это раз. И отныне вообще недоступен — это два! — твердо сказал, наблюдая, как опьянение в глазах женщины быстро превращается в злость.
— Вот, значит, как? — вздернула она подбородок, даже не думая хотя бы прикрыться. — А как же с сестрицей твоей сводной? К ней возвращаешься?
— Я не буду ни с тобой, ни с кем другим обсуждать Василису. А тем, у кого сплетни насобирала, посоветуй языки прикусить.
— А то что? Пойдешь их искать и карать?
Я не собирался дальше вести разговор со взбешенной отказом женщиной. Я же не псих, да и свои нервы дороже. Поднялся и пошел к двери.
— Думаешь, ты сможешь жить с такой, как она, Арс? У нее же на лбу написано — чертова невинная принцесска! А тебе нужна шлюха, дикая кошка в постели! Такая же безбашенная, как ты сам! Сколько ты с ней продержишься, пока опять не захочешь быть просто свободным? И что потом? Она выдержит, не сломается, когда ты уйдешь? Черта с два! Тебе я нужна, понимаешь, Я! Я тебе время дала подумать, понять, что лучше никого не будет! Я же тебя насквозь вижу и принимаю таким, какой есть! Для меня тебе не надо будет себя переделывать и стараться быть идеальным, кем-то другим, не собой! Уходи, трахайся с кем хочешь, это твоя натура, только потом возвращайся. Я приму всегда! Со мной ты всегда можешь быть собой настоящим!
Я не хотел даже смотреть на Люсю, которая озвучила все мои страхи относительно себя и Василисы. Она была права, с одной маленькой поправкой. Все мои сомнения в прошлом, и от этих страхов я свободен.
— Нет, дорогая, это как раз с тобой и другими я не был собой. А с ней я настоящий!
— Ты вернешься! — услышал я, закрывая дверь кабинета и не ощущая ничего, кроме облегчения. Никогда я не вернусь.
Стало остро необходимо хотя бы голос Васькин услышать, и я набрал ее номер, не доходя до машины. Она явно была занята и практически отмахнулась от меня, но даже просто от звучания ее голоса в трубке меня попустило.
— Домой? — спросил меня Леха, и я кивнул, размышляя над тем, что было ошибкой вообще приходить сюда, ведь у нас не город, а чертово неиссякаемое месторождение сплетен. Надо поискать какую-нибудь приходящую медсестру или типа того, в конце концов, сейчас любой каприз за ваши деньги.
— Шеф, ты только это… сильно на нас не гневайся, ладно? — немного смущенно пробурчал Леха, избегая встречаться взглядом в зеркале.
— Слушай, я уже прямо боюсь. Неужели все так плохо?
— Ну, как… поправимо, — пробормотал подчиненный и переключился полностью на дорогу.
Во дворе никакого ущерба не наблюдалось, все было нормально, исключая разве что суету снующих туда-сюда людей в строительных робах. Но зато внутри…
— Леха, ты же сказал, что вы их впустили и сразу повязали, — я с тоской обвел глазами разгромленную гостиную. Марина нас убьет!
— Ну, как сразу… дали же несколько минут, чтобы было за что навалять. К тому же они ведь тоже не добровольно сдались. Пришлось повозиться.
— Ладно, ясно, — вздохнул, смиряясь. — Фиг с ним, с этим барахлом. Главное все целы и живы, а тут давно надо было ремонт сделать. В крайнем случае, не понравится хозяйке цвет стен — всегда перекрасить можно и мебель на другую заменить. Ведь так?
Я посмотрел на Молотова в поисках поддержки, но выражение его лица не было слишком ободряющим.
— Ну, чисто теоретически все всегда хорошо заканчивается. Ты главное к самому процессу философски отнесись, — только и нашелся ответить он. Ну да, совет давно и счастливо женатого мужика. Философски — это самое то.
Переговорив с прорабом и наведавшись в свою комнату, я, уходя, остановился перед Васькиной дверью. Вошел внутрь и, не сдержавшись, вытянулся на ее кровати, утыкаясь лицом в подушку, пропитанную едва ощутимым запахом ее кожи и парфюма. Каждая мышца в теле натянулась, а потом бесконечно медленно расслабилась, а внутри стало и тоскливо, и одновременно радостно. Скучаю, как же сильно, и уже сейчас, спустя всего несколько часов. Кто-то позвал меня, и я закончил мою минутку чувственного релакса и пошел вниз.
В УВД ехали в полном безмолвии. В полиции меня встретили знакомые все лица и указали на нужный кабинет опера, которому досталось расследовать мой случай. Остап Ремарчук — хороший мужик, честный и принципиальный лет на пять старше меня, и мне не раз случалось пересекаться с ним по делам.
— Привет, Арс, — крепко пожал он мне руку и кивнул на стул. — Где ж ты пропадал?
— Да были проблемы с самочувствием. Пришлось отлежаться.
— Плохо это, мужик, — нахмурился он, усаживаясь напротив и готовясь записывать мои показания. — Надо было тебе первым делом к нам лететь. А теперь по закону ты у меня подозреваемый и по довольно тяжким статьям. Если действовать по правилам, я тебя вообще закрыть должен.
— Что ты имеешь в виду?
— А вот что! — он кинул мне через стол несколько скрепленных между собой листов. — Ознакомься.
Я быстро пробежал глазами текст, в котором весьма грамотно и дотошно мне предъявляли нападение, намеренное создание аварийной ситуации, приведшее к собственно ДТП, повлекшему тяжелые травмы, с последующим оставлением в опасности пострадавших.
— Очень интересно! — ухмыльнулся я, читая о том, как злостно напал на дороге на ничего не подозревающих граждан из-за того, что они случайно подрезали меня, преследовал, как натуральный маньяк, притирая, стараясь вытеснить с полосы движения и выкрикивая угрозы, и они даже были вынуждены применить оружие, потому как остановить меня не было никакой возможности. Но это им, типа, не помогло, и в итоге они все же оказались сброшены с дороги, чудом выжили, благодаря подушкам безопасности, и сейчас интенсивно лечатся от последствий.