А будущее перечеркнуло все прежние переживания. Ни редакторов, ни цензуры – издавай все, что пожелаешь.
Знакомый поэт выпустил том толщиною в три пальца. На последней странице фолианта автор выражал искреннюю благодарность людям, которые помогли в осуществлении этого проекта, и далее следовал длинный список. Чиновники, предприниматели, директора… Сколько же часов ему пришлось высидеть в приемных? Наверняка существовал и черный список тех, кто отказал. Если их сложить и помножить на мелкие и большие унижения, доза приблизится к смертельной. Сил на подобные пытки он в себе не находил.
А удачливый собрат через год издал и второй том сочинений. Зависть вроде не терзала. Понимал, что на этой дороге шлагбаумы не стоят, искать удачу никому не возбранялось. Если власти выделяют из бюджета для кого-то из приближенных – тогда возникли бы другие вопросы и другие чувства. А тут без всякого блата, только ценою собственных нервов. Завидовать нечему. Но появилось беспокойство. И опять же стихи, как дети, они не хотят понимать, что родитель не может вывести их на люди, им тоже хочется нарядную одежду, то бишь твердую обложку и белую бумагу, они плачут, кричат, что не хуже других. А они действительно не хуже. В этом он не сомневался, и не только он. Стихи капризничают, канючат, подсказывают: «У тебя же есть дядя Миша, сходи к старому приятелю, стыдно просить для себя, попроси для нас». Он пробует урезонить их: «Сказать, помоги издать стихи, все равно что потребовать денег, причем не в долг, а без отдачи». Резоны вроде и доходчивые, но не безупречные, язвительные доводы не заставляют себя ждать. Вовсе не обязательно давать личные сбережения. Мише нетрудно разбросать расходы на всю фирму. Сам же хвастался, что схема отработана. Когда сын разбил машину, Миша выкупил ее для собственной фирмы, в которой был генеральным директором, а потом списал.
В пору, когда были молодыми специалистами, они жили в одной комнате. Весело кадрили девиц. Если попадали в драки, держались дружно и стойко, так что ни обид, ни претензий не оставалось. За долгие годы ни разу не поругались. Наверное, потому, что не было соперничества. Один целенаправленно делал карьеру, другой ударился в сочинительство и валял дурака в научно-исследовательском институте. Но стихами друга не донимал, знал, что он считает их блажью. Однако если Миша собирался на какой-нибудь юбилей, заранее заказывал тост. И он старался не подвести друга, написать нестандартно и с юмором. Когда начались кооперативы, Миша своевременно отделил от родного завода дочернюю фирмочку и, не жалея денег на взятки, раскрутил ее в солидное предприятие. Он вообще не был жадным, даже в молодости, когда зарабатывали одинаково негусто, если приходилось расплачиваться, первым хватался за бумажник. Но платили все-таки поровну. Потом, когда разбогател, Миша стал раздраженно отмахиваться от робко протянутой купюры друга, и он безропотно прятал скромную денежку в карман, настаивать не пытался.
Попросить на издание книги было стыдно. Трезво понимал, что никто никому не обязан, но надежда, что предложит сам, почему-то не исчезала. И ждал не совсем пассивно. Раза три говорил при Мише, что кому-то из собратьев знакомый бизнесмен издал книгу. И про два тома между делом обмолвился. Миша делал вид, что пропускал неинтересные для него новости мимо ушей.
И все-таки товарищ дозрел. Заехал выпивший после удачной сделки с литровой бутылкой водки в пакете. Жена поставила им закусить и по привычке хотела уйти в комнату к телевизору. Но гость уговорил принять с ними рюмочку за его победу, потому что они независтливые, не сглазят и вообще единственные друзья. Потом долго рассказывал, как ловко обошел заклятого врага и увел у него из-под носа шикарный заказ, после которого деньги поплывут стабильным мощным потоком, и ему ничего не стоит издать для лучшего друга не только двухтомник, но и полное собрание сочинений. Он смехом успокоил Мишу, что не собирается издавать все, что насочинял за долгую жизнь, и два тома для него вполне достаточно.
– Решай сам. Сколько надо, столько и перечислю. Иди договаривайся и узнавай реквизиты.
Засиделись до ночи. Проводил его до такси. Вернулся на кухню и допивал в одиночку. Осваивался в нечаянной радости. Обдумывал заголовки разделов. Достал с полки двухтомник Евгения Винокурова. Покачал на ладони, смакуя тяжесть, полюбовался на корешки. Поставил перед собой на попа и чокнулся с книгами полной рюмкой. Купаясь в мечтах, просидел до утра. Благо была пятница и можно было отоспаться, не боясь опоздать на работу. Если, конечно, его место можно назвать работой. Он вел в сельскохозяйственном журнальчике рубрику для дачников. Заполнял шесть страниц полезными советами, которые беззастенчиво крал из расплодившихся газеток и переписывал своими словами, но делал это с добротной долей иронии. Название рубрики «Горожу огород» предложил сам, и оно очень понравилось редакторше. Сначала он стеснялся подобного приработка. Но деваться все равно было некуда. Родной институт приказал долго жить, а редких гонораров хватало разве что на сигареты. Надеяться, что выход двухтомника освободит его от работы в журнале, было глупо. Хорошо, если библиотеки согласятся купить часть тиража. «Не о том, не о том думаешь, – посмеивался он над собой, – главное, чтобы с Мишей ничего не случилось, прости, старый дружище, что порой думал о тебе излишне критически».
В выходные подмывало позвонить другу, спросить: не изменилась ли ситуация? Но крепился. К вечеру воскресенья все-таки придумал повод. Попросил разрешить спор с соседом о Марадоне, зная, что Миша страстный болельщик. Всю информацию о скандальной звезде вплоть до количества голов, забитых за сборную Аргентины, Миша выдал, не отлучаясь к справочникам, попутно рассказал анекдот про англичанина и француза. Был весел, словоохотлив, но о ночном разговоре не напомнил. И он промолчал. Не требовать же подтверждения.
На блуждания по издательствам ушла целая неделя. Приценивался, присматривался. Наглеть не хотелось, искал, где подешевле, но при условии, что двухтомник будет выглядеть достойно, он просто обязан быть солидным.
Хождения по редакциям всегда провоцировали выпивку. Подыскав приемлемый вариант и положив бланк с реквизитами бухгалтерии в отдельную папку, он зашел в магазин и взял бутылку. Можно было идти к Мише, но что-то удерживало, казалось, что не готов к ответственному акту, и он заглянул в мастерскую художника Юры Берегового – расслабиться в легкой болтовне и отдохнуть от душевных терзаний. Сначала крепился, но после третьего тоста все-таки похвастался, что к Новому году подарит ему свой двухтомник.
– Давай обложку нарисую. Иллюстрации с удовольствием сделаю. Мне всегда нравились твои стихи.
– Картинки резко удорожают издание.
– А чего чужие деньги экономить? Знаешь, сколько они наворовали?
– И знать не хочу. Все-таки старый приятель. Сам предложил.
– Так я могу и бесплатно.
– Не о том речь. Типографские расходы подпрыгнут. Пусть будет скромно и строго.
– Напрасно. Может, попробуем? Могу хоть сейчас эскизы набросать. Увидишь – не устоишь.
– Спасибо, я уже смирился.
– Зря, с них надо брать не церемонясь. Больше будут уважать.
Художник явно не понимал его состояния. Спорить и вдаваться в подробности отношений с Мишей не было желания, но домой вернулся с надеждой, что все получится.
Мише позвонил только через день, к вечеру.
Потом, когда вспоминал разговор, отметил, как поскучнел бодрый голос друга после известия, что документы на оплату готовы. Он даже суммой не поинтересовался. Сказал, что всю неделю будет занят.
Вывод напрашивался откровенно и бесцеремонно. Уточнений не требовалось. Оставалось быстрее забыть хмельное обещание и посмеяться над своим легковерием. Насмеялся вдосталь. Поиздевался, поерничал над старым дураком. Соблазненным и покинутым. Соблазнителю тоже перепала изрядная порция достойных эпитетов, но самые злые и ядовитые – все-таки себе. А друг Миша возьми да и вклинься во внутренний высокотемпературный диалог.
Позвонил и обыденным голосом, словно ничего не произошло, предложил выехать в лес, завершить грибной сезон, муж его бухгалтерши привез полтора мешка опенков и подсказал ему, как добраться до места. Миша, похохатывая, разглагольствовал о прекрасной возможности замолить грехи перед женами, вывезти их на чистый воздух, а заодно и запастись закуской на зиму, а его воспаленные мозги отказывались понимать: куда и зачем приглашают. Когда положил трубку, закрыл глаза и застонал. Стыдно стало за дурацкие подозрения и несправедливые слова, которыми мысленно костерил старого приятеля.
До леса, где опенки якобы облепили каждый пень, а на сухостоинах росли чуть ли не до макушек, ехали больше часа. Но попали, видимо, не в то место или бухгалтерша сильно преувеличила удачливость своего мужа. Грибы попадались, но очень редко. И все-таки ему повезло первому – набрел на толстую валежину, усыпанную молоденькими, величиной с мизинец, красавцами. Полюбовался, но резать не стал, позвал всю компанию, пусть потешатся. Жены, не церемонясь, пустились в дружное соревнование. Мужья закурили.
– Ладно, не будем мешать женской алчности, пойдем, поищем новое месторождение.
Может, потому что долго ждал, он воспринял Мишины слова как предложение завершить деловой разговор, и не ошибся.
– Кстати, о книге, – как бы нехотя полюбопытствовал приятель, – есть вариант распродать ее за полгода?
– В каком смысле? – опешил он и остановился от неожиданности вопроса.
– В самом прямом. В каком же еще.
Можно было пообещать. А потом, когда выйдет, извиниться – перенадеялся, мол. Претензии перегорят, а двухтомник останется. Надо было пообещать. Или хотя бы сказать что-нибудь неопределенное: намекнуть на знакомства, сослаться на чей-то удачливый опыт… Не смог.
– Все поэтические книги в наше время убыточны.
– Так зачем выпускать товар, который никому не нужен? Извини, это не в моих правилах.
Что было отвечать? И зачем? Впрочем, Миша и не настаивал на ответе. Шел дальше, высматривая пни с грибами. Захотелось кинуть в широкую прямую спину чем-нибудь тяжелым. Камнем. Но не словом. Кричать не хотелось. И грибы искать желания не было. Но они сами нашли его. Чуть не споткнулся о низенький пенек с дружным и густым семейством. И соседний пень украшали коричневые загнутые вниз шляпки. Пока срезал, подошел Миша.