– Не хочу выглядеть циником, – вмешался Робби, – но ставлю десять против одного, что именно этого она и добивается. Бесплатная реклама в час пик. Она возглавляет предвыборную гонку, она плюет в лицо убийце, показывая ему, кто в доме настоящий хозяин… Блестящее политическое представление. Убойная стратегия, должен заметить.
– Она растеряет все свое величие, когда он воспользуется ее обвинениями как предлогом, чтобы убивать снова, – проворчал Бледсоу.
Манетт встала со стула.
– Можно подумать, ему нужен предлог.
– Нужен он ему или нет, – заметила Карен, – но Линвуд только что преподнесла ему его на блюдечке.
Я знаю эти глаза.
Он остановил воспроизведение и впился взглядом в лицо Линвуд.
О да… злые, порочные глаза.
Он не отрывал взгляда от экрана до тех пор, пока изображение не дрогнуло и не начало двигаться снова.
– Вы будете гореть в аду, а душа ваша будет сохнуть на веревке чтобы все граждане нашей страны увидели, кто вы такой и что собой представляете: чудовище. Монстр. Бородавка, грех на лице Господа нашего.
Он схватил комок глины и запустил им в телевизор. Тот прилип к экрану, как будто цеплялся за жизнь, не желая умирать.
– Значит, я буду гореть в аду?
В ярости он смахнул со стола на пол свои инструменты. Рванул воротник рубашки, словно ему не хватало воздуха. Проклятая сука!
– Грязная шлюха!
Вдруг глина отлепилась от экрана и с легким стуком упала на пол.
– Гореть в аду? Я буду гореть в аду? Как она смеет разговаривать со мной в таком тоне? Как она смеет, как она смеет?! Если я – бородавка на лице Господа, то она – проклятый нарыв!
Он рассмеялся. Расхохотался так громко и искренне, что долго не мог остановиться. Упав на колени, он наконец взял себя в руки. Он чувствовал, как кровь прилила к лицу, как она шумит у него в ушах, шумит, шумит, шумит… Успокоившись, он уселся на пол и оперся спиной о стену.
Но, говоря откровенно, поводов для смеха было мало. Он смеялся не потому, что это было смешно. Совсем наоборот. Схватив свой новый инструмент и сунув в карман ключи от машины, он вышел из дома. Кто-то должен заплатить за нанесенное ему оскорбление.
Манетт ушла из оперативного центра вскоре после того, как закончилась блестяще срежиссированная пресс-конференция сенатора Линвуд. Робби проводил Карен до машины и теперь смотрел, как она роется в сумочке в поисках ключей.
– Вчерашний вечер был великолепен, – сообщил он.
Карен вынула руку из сумочки. Ключей в ней не было. Взглянув на дом, она сказала:
– Мне тоже понравилось.
У нее не было настроения для флирта. Перед глазами все еще стояло гнусно ухмыляющееся лицо Дикона, отпечаток которого До сих пор сохранился на каблуке ее туфли.
– В чем дело?
– Я забыла ключи в доме.
– Я спрашиваю не об этом.
– Что, так заметно?
– Мне – да.
Карен несколько мгновений вглядывалась в его лицо, потом отвернулась и облокотилась о крышу своего автомобиля.
– Проблемы с моим бывшим, – пояснила она и вкратце изложила историю двух своих последних столкновений с Диконом.
Робби уставился себе под ноги, яростно ковыряя землю носком ботинка.
– Я никогда не встречался с ним. Но мне бы очень этого хотелось. Хотя бы для того, чтобы просто потолковать с ним по душам понимаешь?
Он гневно сжал кулаки, и на скулах у него заиграли желваки.
Карен ласково положила руку ему на плечо.
– Я сама справилась, Робби. Думаю, теперь он не отважится пакостить мне и дальше.
– А как быть с твоим сыном? Ведь этот засранец станет вымещать зло на Джонатане. С кем он будет сегодня вечером, с тобой или с Диконом?
– С Диконом.
– Думаю, тебе стоит заехать за сыном в школу и забрать его. Хочешь, я поговорю с Диконом и скажу ему, что ты подаешь на него в суд? Я не стану лить слезы о его судьбе. Будет еще лучше, если я поеду с тобой.
Карен отрицательно покачала головой.
– Он не посмеет ударить Джонатана. Если он сделает это, я убью его. Ему это известно. А после сегодняшнего он понимает, на что я способна.
– Может быть, ты и права. Но я все равно считаю, что лишняя осторожность не повредит. Забери мальчика и подержи его у себя, пока Дикон не остынет.
Карен медленно кивнула, соглашаясь.
– Какое сегодня число?
– Двадцать третье.
Зазвонил сотовый телефон Робби. Он вынул его из кармана и приложил к уху.
Карен нахмурилась, отчего брови у нее сошлись на переносице, и бросила обеспокоенный взгляд на часы. Половина пятого. У Джонатана после уроков занятия в шахматном клубе, а это значит, что он освободится в пять часов.
Робби закрыл телефон.
– Нужно ехать, всплыло кое-что из моих старых дел. Кража со взломом в квартире одного богатенького Буратино. Я подозреваю, кто мог сделать это, мне доводилось арестовывать этого малого пару раз за прежние художества. Он засел в каком-то доме и взял ребенка в заложники. Группа быстрого реагирования уже на месте, но этот гад требует меня. – Он опустил телефон в карман и повернулся, чтобы уходить. – Хочешь, я отряжу кого-нибудь, чтобы он съездил с тобой? Черт, да попроси хотя бы Бледсоу!
– В этом нет необходимости.
– Ладно, увидимся позже. Если тебе понадобится помощь, дай мне знать.
Робби сел в машину, а Карен вернулась в дом, чтобы забрать забытые ключи. Она помахала рукой Бледсоу, который расхаживал по кухне, придерживая подбородком телефонную трубку. Поспешно схватив ключи, она вышла на улицу как раз в тот момент, когда полицейский патрульный автомобиль остановился за ее внедорожником «Додж-стратус». Она кивнула полицейскому, когда тот вылезал из-за руля.
– Карен Вейл?
Она оглянулась на него через плечо.
– Да. – Она отперла дверь и швырнула сумочку на сиденье для пассажира.
– Мадам, я – патрульный Гринвич, полиция округа. Я хочу, чтобы вы уделили мне несколько минут.
– Жаль, что не могу помочь вам, полисмен, но у меня назначена встреча. В доме находится детектив Поль Бледсоу, и…
– Мадам, он не сможет мне помочь. Мне необходимо поговорить именно с вами.
– Но мне действительно нужно бежать. Если это касается Окулиста, то Бледсоу возглавляет оперативную группу.
Она уселась за руль и потянулась, чтобы закрыть дверцу, но полицейский не дал ей этого сделать.
– Прошу прощения? – возмутилась Карен. – Оставьте в покое мою дверцу.
Полицейский убрал руку.
– Мэм, мне нужна ваша помощь. Полицейское расследование.
Карен, прищурившись, смотрела на полицейского, забыв как его зовут. Потом взглянула на его нагрудный личный значок.
– Послушайте, офицер Гринвич, если это какая-то шутка…
– Это не шутка, мэм. У меня есть к вам несколько вопросов Не могли бы вы выйти из машины? Я не задержу вас надолго.
Когда Карен вылезла из машины, напротив, у тротуара, остановился еще один полицейский автомобиль. Выпрямившись, она взглянула в лицо Гринвичу, которому на вид никак нельзя было дать больше двадцати пяти. Афроамериканец, с выбритой наголо головой и крупными глазами навыкате, он буквально излучал уверенность. Похоже, его распирало от восторга. Еще бы, он допрашивает самого агента ФБР!
– Хорошо, задавайте свои вопросы, только побыстрее.
Второй патрульный, с блестящими от геля волосами, среднего роста и телосложения, занял позицию футах в десяти от них, слева от Гринвича. Он засунул большие пальцы рук за пояс портупеи, но не проронил ни слова. Карен не понравилось выражение его лица.
– Мэм, вы не могли бы сказать, где были сегодня в полдень?
И тут она все поняла. Это было связано с Диконом.
– А чем, собственно, вызван ваш интерес?
– Будет лучше, если вопросы здесь стану задавать я. Итак, сегодня в полдень…
Карен скрестила руки на груди.
– В доме моего бывшего мужа. Дикона Такера. Я забирала школьный учебник моего сына.
– Не могли бы вы рассказать, что произошло в то время, пока вы находились там?
– Послушайте, офицер. Это давняя история… – Она оборвала себя на полуслове, сообразив, что сейчас лучше говорить как можно меньше. – Он что, подал на меня жалобу?
– Да, мэм, – ответил молоденький патрульный, развернув плечи и вскинув голову. Во всей его картинной позе ощущалась уверенность. – Я только что из больницы. У него сломаны два ребра и разбит нос. Вы ударили мистера Такера, мэм?
Господи, этот салажонок намерен упечь меня за решетку. Будь ты проклят, Дикон!
Закусив губу, Карен покачала головой, не веря своим ушам. А время шло. Ей нужно было спешить в школу за сыном.
– Да, в порядке самозащиты.
Он склонил голову сначала к одному плечу, затем к другому, оглядывая ее с головы до ног.
– Я не вижу у вас никаких синяков или ушибов. У вас есть на теле кровоподтеки, мэм?
Нет, офицер, синяков у меня нет.
– Самозащита, но при этом у вас нет ни синяков, ни кровоподтеков!
А было ли это самозащитой? Он дразнил меня, схватил за руку, но я ухватилась за первую же возможность ответить. И не колебалась ни секунды. Будь ты проклят, Дикон!
– Вы можете предъявить какие-либо доказательства того, что он напал на вас и причинил вам вред?
Она прошипела сквозь стиснутые зубы;
– Нет.
– Вы сказали, что действовали в порядке самозащиты. Что именно он сделал, что вынудило вас ударить его в порядке самозащиты?
– Он схватил меня за руку.
– Вы не могли бы завернуть рукав?
Карен вспомнила о шишке на затылке, но с ее густой шевелюрой вряд ли полисмен разглядит ее. Кроме того, едва ли шишку можно было счесть доказательством того, что Дикон действительно ударил ее. По правде говоря, она и сама не знала, что с ней случилось. Заметив, что Гринвич ждет, она завернула свободный, широкий рукав своей спортивной куртки.
– Он схватил меня за предплечье, вот здесь.
Она показала, где именно. Офицер шагнул поближе, наклонил голову и внимательно осмотрел участок кожи на ее руке.