– Я прекрасно справлюсь с образованием мальчика, – сказала бабушка вполголоса, – и для этого ты мне совершенно не нужен. Но наступит возраст, когда ребенку нужна будет мужская рука. До десяти лет его растила Инесса, растила практически одна, без тебя, но если мальчик в десять лет похож на девочку, это терпимо, а вот когда он не становится мужчиной к пятнадцати годам – это катастрофа. И я хочу спросить тебя: ты собираешься что-нибудь предпринимать?
– Что я должен предпринимать? – спросил отец. – Нанять сыну гувернера?
Так времена сейчас не те.
– Ты должен сменить работу и постоянно жить в Москве, – заявила бабушка.
– Тебе следует быть поближе к сыну. А я не смогу дать ему настоящее мужское воспитание.
– Это невозможно, – твердо ответил он. – Мне доверено ответственное, важное дело, которое я могу выполнять только там, где я работаю. Ни о каком переводе в Москву не может быть и речи.
– Нет, может, – возразила старуха. – Ты достаточно много уже сделал для этого государства, перечень твоих заслуг сегодня невероятной длины, ты награжден орденом Трудового Красного Знамени и орденом Ленина, ты – лауреат Ленинской премии. И при всем этом ты продолжаешь работать за пределами столицы и трудишься по тридцать шесть часов в сутки без сна и отдыха. Ну и довольно. Хватит. Пора подумать о себе и своем сыне. Уверена, если ты пойдешь к своему начальству и все объяснишь, если ты скажешь им, что овдовел и должен теперь воспитывать сына один, тебе пойдут навстречу. Они же нормальные люди, а не монстры какие-нибудь. У них тоже есть семьи, они поймут тебя.
– Они поймут, конечно, но я сам себе не прощу, если поступлю так, как вы говорите. Родина доверила мне важнейшее и ответственнейшее дело, Родина доверила мне обеспечивать и укреплять свою обороноспособность, а вы хотите, чтобы я спасался бегством, как трус и лентяй? Да, это трудная и изнурительная работа, да, я не сплю по несколько суток подряд, проводя одно испытание за другим и все переделывая заново, но это – мое призвание, это – моя служба Родине, и если случится война, солдаты будут воевать тем оружием, которое я сегодня разрабатываю. А все мои награды, которые вы тут только что перечислили, говорят о том, что лучше меня этого никто не сделает. На что вы меня подбиваете? На то, чтобы я предал интересы своей страны? Страны, которая дала мне так много, которая позволила мне стать тем, кто я есть сегодня? И вы сами после этого сможете меня уважать? Кто, как не вы, хотел, чтобы я был достойным вашей семьи!
– Ну что ж, – вздохнула бабушка, – твои доводы весомы, с этим трудно спорить. Однако как человек здравый ты должен был бы понимать, что не ко мне тебе следует обращаться с такими аргументами. Может быть, эта страна тебе и дала что-то, но лично мне и нашей семье она не дала ничего. Только отнимала.
И если уж быть последовательной, то надо сказать, что при старом режиме твой брак с Инессой был бы невозможен, и тогда уж точно она осталась бы жива.
Более того, при старом режиме невозможно было бы такое явление, как пьяный слесарь, который приходит в дом к одинокой молодой женщине. Твоя страна, о военной мощи которой ты так печешься, со своим новым коммунистическим режимом создала условия для того, чтобы моя дочь так страшно и нелепо погибла. И ты хочешь теперь, чтобы я считалась с интересами этой страны?
– Не передергивайте, режим не имеет к этому никакого отношения. Возможно, у Инессы был бы другой муж, но неизвестно, как сложилась бы ее судьба с этим человеком. И уж «конечно, у вас не было бы такого внука, какой есть сейчас.
Кому, как не вам, такой ученой даме, знать, что история не знает сослагательного наклонения. И в заключение нашего разговора хочу вам сказать, что любовь к своей Родине и преданность ее интересам – самое главное качество настоящего мужчины. Если я пойду у вас на поводу и предам интересы Родины, я уже не смогу воспитать своего сына достойным и ва – шего рода, и звания Мужчины.
– Да ты вообще никак не сможешь его воспитать, если будешь появляться на один день в неделю! Будь ты хоть трижды достойным всех наград и премий, будь ты раззолоченным и бриллиантовым, ты останешься сам по себе, а ребенок – сам по себе! Он же не видит тебя, он даже не понимает, должен ли брать с отца пример, и если должен, то какой это пример. Как же ты не понимаешь таких простых вещей?
– Вероятно, я понимаю вещи более сложные, – усмехнулся отец. – И давайте не будем ссориться. У меня есть всего несколько часов в неделю для общения с сыном, а вы крадете эти драгоценные часы и тратите их на пустые разговоры.
– Воспитание мальчика – это не пустое, – упрямилась она. – Дай мне слово, что ты сделаешь все возможное…
– Я сделаю все возможное, чтобы доходчиво объяснить сыну, почему я не могу жить с ним. Надеюсь, он отнесется к этим причинам с большим уважением, нежели вы.
Я слушал, прильнув ухом к двери и замерев от страха. Впервые в жизни я присутствовал при разговоре, когда стороны не могут договориться и стараются обидеть друг друга. Конечно, среди мальчишек, моих ровесников, ссоры случались каждый день, и до драк частенько доходило, но здесь все было по-другому. Здесь были два человека, которых я любил и от которых зависел, и в их голосах звучала такая непримиримая злость, что у меня в глазах темнело и сердце колотилось где-то в горле. ТАКОЕ я слышал в первый раз. Мама с отцом так никогда не разговаривали.
Но дело было не только в этом. Я впервые услышал что-то членораздельное о работе отца. Мама никогда не рассказывала мне подробности, говорила только, что папа занимается важным и секретным делом, поэтому он так мало бывает дома и сильно устает. Детским своим умишком я полагал, что настоящая жизнь может быть только в Москве, в столице, в огромном прекрасном городе, а все, что находится за ее пределами, – это одна сплошная провинция или вообще деревня. По крайней мере именно так я видел мир из окна вагона, когда мама возила меня летом на юг. Если отец работает за пределами Москвы, да еще так далеко, что приходится ездить на поезде, это означает, что работает он в чистом поле, в деревне или в лесу. А сильно устает, потому что выполняет тяжелую физическую работу (а отчего же еще можно уставать?), например, роет канавы или копает колодцы. В глубине души я этого стеснялся и никогда не задавал маме вопросов об отце из страха, что она подтвердит мои опасения.
Мне, в мою детскую глупую головенку, и прийти не могло, что он работает на оборонку и вооружение. В одну секунду отец вознесся в моих в глазах на недосягаемую высоту. Кавалер ордена Ленина! Кавалер ордена Трудового Красного Знамени! Лауреат Ленинской премии! И это – мой папа! Я так горжусь им! Я хочу быть похожим на него. Я должен стать достойным. Я его не подведу.
Прошло два месяца, и как-то раз бабушка сказала, что завтра я не пойду в школу. Завтра состоится суд над убийцей моей мамы. Отец тоже приехал и еще в прихожей стал высказывать неудовольствие бабушкиным намерением взять меня с собой.
– Незачем ему это слышать. Это травмирует мальчика, – «басил он.
Я выбежал, услышав папин голос, но бабушка не отослала меня в комнату, наоборот, поставила рядом с собой и положила руки мне на плечи.
– В роду Данилевичей-Лисовских мужчины всегда умели смотреть прямо в глаза врагу и не прятаться от тяжелых переживаний, – жестко произнесла она.
– И это умение прививалось им с самого детства. Иначе наш мальчик вырастет слабым и трусливым.
Отец устало пожал плечами и молча кивнул.
– На вашу ответственность, – коротко бросил он.
На следующий день мы отправились в суд. То, что я там услышал, потрясло меня. Маму убил слесарь-сантехник, которого она вызвала из жэка, потому что засорился унитаз. Слесарь был, во-первых, умственно отсталым, а во-вторых – алкоголиком. Увидев приличную обстановку в квартире и беспечно брошенные мамой на серванте золотые сережки с бриллиантами и такое же кольцо, он решил убить хозяйку и забрать драгоценности, а заодно и в шкафу пошарить, авось деньги найдутся. Он ударил маму несколько раз по голове чемто тяжелым и вдруг, заметив, что она молодая и красивая, решил изнасиловать ее. При мысли, что он прикасался к маме теми же руками, которыми копался в унитазе, меня вырвало прямо там, в зале суда. Под грозным взглядом отца бабушка вывела меня в коридор и отвезла домой на такси.
Я заболел. Нет, с виду я оставался совершенно здоровым, ходил в школу, занимался музыкой и немецким, писал картины, участвовал в соревнованиях по шахматам и по легкой атлетике. Я заболел непониманием и тщетными попытками ответить на вопрос: почему? Почему мою маму, такую красивую, добрую, умную, самую лучшую маму на свете должен был убить пьяный полоумный слесарь, чинивший унитаз и копавшийся в дерьме? И не только убить, но и изнасиловать.
Как она могла это допустить? Почему она должна была лежать в луже крови, с некрасиво вывернутыми ногами, с изуродованной головой и в разорванной одежде? Она жила так красиво, так легко и радостно, почему же она должна была так страшно умереть? Если человек живет достойной жизнью, он имеет право на достойную смерть. Вот и бабушка все время говорит, что моя мама была достойной всего нашего рода. Так почему же это случилось?
Вот так и вышло, что с десяти лет меня по-настоящему интересовала только одна проблема – проблема смерти. Все остальное как бы прилагалось к ней, крутилось вокруг этой проблемы. Но это не означает, что я не жил по-настоящему. О нет, я жил, и еще как жил!
Глава 7
Оперативники порой работают быстрее экспертов. Но это нормально.
Экспертов меньше, чем оперов, и на экспертизу всегда огромная очередь.
Уголовные дела об убийствах Надьки Танцорки и неизвестного гражданина были объединены у следователя Ольшанского, под началом которого должны были теперь работать как городские сыщики, так и областные. Константин Михайлович Ольшанский послал запрос в информационный центр, где хранилась дактокарта Горшкова, а также в колонию, где сексуальный разбойник отбывал наказание, с просьбой выслать личное дело осужденного, в котором наверняка найдутся «образцы свободного почерка», иначе говоря – документы, написанные Горшковым собственноручно. В принципе можно было бы даже информационный центр не запрашивать, потому что в личном деле дактокарта тоже имеется, но Ольшанский решил продублировать в надежде на то, что (а вдруг?!) дактокарта придет раньше, чем личное дело, и можно будет хотя бы ее направить на экспертизу.