одил на свою мать. Трудно было представить, что этот ребенок через тридцать лет начнет совершать подобные преступления. Давид вглядывался в черты лица ребенка, и чем дольше он это делал, тем ему больше начинало казаться, что он уже видел это лицо. Какое странное ощущение… Где же мог прятаться нынче Арно Бриар? Что он делал в тот момент, когда вся Уголовная полиция Парижа была пущена по его следу? И зачем посылать Перрену медицинскую карту Нико? Что он хотел этим доказать? Кривена происходящее мучило больше, чем его патрона.
— Майор?..
Кривен подскочил от неожиданности. Он непонимающе уставился на молодую женщину, работавшую в нескольких метрах от него, за соседним столом.
— Слушаю. Ты что-то нашла?
Амели серьезно кивнула. Давид Кривен тут же понял, что его поиски подошли к концу.
— Препятствие взято. Угадай, почему мы еще не нашли Арно Бриара? Да просто-напросто потому, что он изменил имя!
— Что?
— Изменил имя, и все.
— Ну и?! Ну же, Амели, не тяни!
— Ты сидишь? Держись крепче, сейчас упадешь…
Рассвело, и город наполнился бледным неуверенным светом. Он разрешил Каролин вернуться домой, но в полицейской машине в сопровождении двух полицейских. Она хотела принять душ, переодеться. Он просто рвался поехать с ней… Как только она вышла за дверь, на него опять навалилось одиночество. Какое странное чувство!
Коллеги Нико ворвались к нему в кабинет, даже не постучав. Он с удивлением поднял голову: Жан-Мари Рост возглавляет шествие, за ним майор Кривен и второй номер группы Амели Адер, которая к тому же была прехорошенькой. Майор Терон и Доминик Крейс замыкали шествие. У всех на лицах написана усталость: круги под глазами, обострившиеся черты, бледность…
— Тебе хотелось чего-нибудь новенького, получи! — заявил Рост.
— Вы нашли Арно Бриара? — нетерпеливо спросил Нико.
— Да, нашли! — усмехнулся Кривен. — Амели выловила иголку в стоге сена. Но какое чутье!
— Чутье, чутье… Вам за это платят, и неплохо, не так ли? Ну так и где эта ваша иголка?
— Совсем близко, — успокоил Нико комиссар Рост и протянул ему сложенный пополам листок белой бумаги. — Как на церемонии вручения национальных премий в области кинематографии. Имя написано внутри, — усмехнулся комиссар. — Хочу только уточнить: Бриар изменил имя, вот почему мы так долго его искали. Ну, читай!
Нико развернул листок и уставился на написанные синими чернилами буквы. Он прочитал имя и фамилию, судорожно сглотнул и в полном изумлении произнес:
— Этого не может быть… Вы уверены?
— Никакой ошибки, — ответила капитан Адер.
— А от Арно и Б от Бриар. Все логично, — раздумывал вслух Нико.
— Твои действия? — спросил Кривен.
— Я сейчас же отправлюсь к нему. Найдите мне все, что у вас на него есть: все перемещения, начиная с понедельника, медицинская карта, данные ДНК, семейное положение. Мне нужно все, и сию же минуту. Амели?
— Да?
— Отличная работа, Амели! Идите домой и выспитесь. Вы это заслужили.
— Работы так много, господин дивизионный комиссар. Я лучше останусь со всеми.
— Это приказ, капитан. Нам понадобятся свежие силы, так что подчиняйтесь. Отдохнешь и вернешься. Ты плохо выглядишь.
— Я не нуждаюсь в особенном отношении. Если я женщина, это еще не…
— Хватит, я сказал! — оборвал ее Нико. — Быстро домой, и без разговоров!
Молодая женщина покорно вышла, но счастье переполняло ее: она могла несколько часов поспать!
— Что еще?
— Гамби работает как сумасшедший, — ответил Кривен.
— У нас есть предполагаемая ДНК убийцы и его матери, это уже кое-что, — вмешался Рост. — Мы можем сравнить эти данные с ДНК нашего подозреваемого. Что же касается тридцати ударов плеткой, то это наверняка напоминание о тридцатой годовщине смерти Мари Бриар.
— Мне кажется, портрет убийцы теперь достаточно ясен, — проговорила Доминик Крейс. — Сейчас от него можно ждать чего угодно: он перестал владеть собой, он теряет ощущение реальности. Графологический анализ Марка Вальберга это доказывает. Исследование последнего послания со всей очевидностью выявляет изменения, характерные для женского почерка. Он перестает понимать, где он и кто. От этого он становится еще опаснее, но вместе с тем вероятность ошибок повышается, он оказывается уязвим. Я должна позвонить психологу последнего интерната, где был Арно Бриар, она еще работает.
— Со стороны Изабель Сольер по-прежнему ничего, — оборвал ее майор Терон. — Ничего заслуживающего нашего внимания нет ни в ее частной, ни в профессиональной жизни.
— Я бы не прекращал поисков, — ответил Нико. — Все четыре жертвы объединяет, кроме их физической схожести и определенного социального достатка, беременность. Но как убийца мог добраться до этой информации? Вот это-то я и хочу знать!
— Я постараюсь тебе это сказать, — начал строить предположения Кривен.
— Сможешь, и отлично! За работу! Не с чего почивать на лаврах!
— Ты хочешь, чтобы кто-нибудь пошел с тобой? — спросил Жан-Мари Рост.
— Не думаю. Если он приложил столько стараний, чтобы скрыть свое прошлое, то вряд ли начнет говорить в присутствии многих. Сейчас, пока еще это не стало известно, нужно установить человеческий контакт. Я только предупрежу Коэна, а вас буду держать в курсе дела, как только что-то выяснится.
Дверь Уголовной полиции закрылась за Нико, и тут же на него навалился холод. Пальто он забыл где-то на этаже, и костюм никак не мог защитить его от начинавшегося дождя. Нико поднял лицо к небу: облака сбивались в грозовые тучи. Грозы он не боялся: северянин по рождению, он помнил, что в детстве часто шел дождь, снег, дул ледяной ветер. Он направился на улицу Арле, к Дворцу правосудия, который был всего в нескольких шагах от набережной Орфевр. Холод подействовал на него благоприятно. Он очень скоро оказался в коридорах дворца перед дверьми, охраняемыми неусыпными секретарями. Значок дивизионного комиссара служил ему прекрасным пропуском — препоны оказались позади, путь был свободен.
Беккер машинально снял телефонную трубку. Голос секретарши произнес:
— Вас хочет видеть господин дивизионный комиссар Сирски. Он может войти?
— Да. И принесите нам кофе, пожалуйста, — ответил он, но голос его то и дело срывался.
Все происходило так, как он себе представлял.
Нико вошел. Перед ним сидел совершенно другой человек: мужчина забился в кресло, взгляд блуждает где-то в прошлом, на лице растерянность… Куда делись обычное высокомерие, властность, привычная для его положения? На лице судебного следователя Беккера была разлита бесконечная грусть, возможно из-за угрызений совести. Нико сглотнул, живот свело от страха. А если это правда? Если перед ним действительно серийный убийца? Однако Александр Беккер вовсе не был похож на светловолосого малыша с голубыми глазами, каким когда-то был Арно Бриар. Русые волосы и карие глаза — этот человек был не похож на мальчика, чью фотографию Нико держал в кармане. Однако что-то общее все же было — приблизительно то же лицо, но постаревшее на тридцать лет.
— Рано или поздно… Но я знал, что вы придете, — произнес судья, и в его голосе звучала плохо сдерживаемая тоска.
— Как я должен это понимать? — спросил Сирски.
Судья натянуто улыбнулся.
— Все зависит от того, когда именно я вас ждал, — ответил он, пытаясь еще сохранить авторитет собственного положения.
Плечи Беккера опустились. Слезы навернулись на глаза, но Беккер попытался сдержать их.
— Я не очень хорошо вас понимаю, помогите мне, — предложил комиссар.
— Эта статья… Когда вы прочли ее, мне показалось, я теряю сознание. Но я ничего не мог сказать, я не мог поверить в происшедшее. Я положил столько сил, чтобы уйти от своего прошлого, полностью стереть его из памяти, что оно даже перестало быть моим. Как же я заблуждался! Как можно забыть, откуда ты? Прошлое ожило передо мной. Да, я страдал, но я смог от него избавиться. И вот сегодня рушится вся моя жизнь.
— Значит, вы действительно Арно Бриар?
— Зачем отрицать очевидное? Вы незамедлительно найдете этому доказательства.
— Ваша мать пыталась вас убить… — Нико еле смог сформулировать свою мысль, настолько он был ошеломлен.
— Да. Я и сейчас еще вижу, как она бежит за мной по квартире и на лице ее написано безумие. Алкоголь, наркотики… Проституция… Все это я понял позже. Она была на дне пропасти, и я ничем не мог ей помочь.
— Но вам было всего семь лет…
— Думаете, такое объяснение может помочь? Я любил свою мать. И она любила меня до того момента, как все это началось. Я стал ей обузой, тем более что семья отказалась от нее.
— Мне жаль… Вы, наверное, очень страдали…
— Да. И вырос я один. Но если бы не все это, я бы, наверное, не стал тем, кем стал… Страдания придали мне силы.
— Ну а сегодня?..
— Сегодня у меня двое детей. Вы уже это знаете?
— Нет еще.
— Я живу в браке. Построил семью, которую люблю. Стараюсь дать своим то, чего не получил сам. Это мое самое большое достижение. Я так боялся, что не смогу вести нормальную жизнь, что не способен на обычные человеческие отношения. Я бился за это. Случается, я вижу кошмары и снова оказываюсь там, где был тридцать лет назад. Я вижу, как нож входит в ее тело, вижу ее удивленное лицо, потом она медленно оседает на пол… А я плачу. Но я сумел изжить это.
— Так ли?
— Если ваш вопрос надо понимать как «убил ли я этих женщин?», то — нет. Я их не убивал. Разве я мог бы это сделать?
— Вы уже один раз это сделали.
— Удар ниже пояса. Я не убийца. Вы не можете судить меня на основании этой старой истории.
— На теле последней жертвы была найдена статья из…
— Это ловушка. Убийца хочет сбить нас со следа, он играет с нами. И как же с вашим зятем? Ведь я поверил вам…
— Мы приступили к анализу вашей ДНК. Нам предстоит сделать сравнительный анализ. Следствие уже идет. Я должен вам задать несколько вопросов.