— Да что вы такое говорите? Я убил свою жену! Из-за какой-то страховки! Меня все устраивало в моей жизни.
— А по-моему, вас ничего не устраивало. Я хочу, Даниил Валерьевич, чтобы вы написали явку с повинной.
— Чтобы я что сделал?! — В голосе у Голицына было такое удивление, что Алексей невольно засомневался. А вдруг все-таки Сажин?
— Чистосердечное признание смягчает наказание. Я уж не говорю о вашей совести. Облегчите душу, покайтесь.
— У меня нет таких грехов, которые надо искупать десятилетним тюремным заключением.
— А по-моему, у вас нет души. Но, смотри-ка, УК, видно, читали! Выясняли, сколько дают за убийство! На себя статью примеряли или на Сажина?
— Или, — усмехнулся Голицын.
— А вот теперь я вас узнаю. Значит, вы все рассчитали. Только Сажин не сядет. Доказательств нет.
— А как же… — Голицын резко замолчал.
— Показания Зебриевича и его жены? Вы это хотели сказать? А они улетели в Тель-Авив. Похоже, навсегда.
— Как так навсегда? — растерялся Голицын.
— Что, Зебриевич вам не сказал? Впрочем, вам-то нет причины переживать. Он увез ваши долги, а не деньги, как поступил с остальными. Конечно, придет время, и Семен Абрамович спросит с вас все до копейки, но не сейчас. Сажин его крепко прижал. Никаких показаний Зебриевич не даст.
— Что ж… А Даша?
— Она помирилась с мужем.
— А запись с видеокамеры?
— Ох, Даниил Валерьевич, — погрозил ему пальцем Алексей. — Не считайте меня простаком. Запись с видеокамеры интересует лично вас, поскольку это может быть единственной уликой против вас. Не ждите, что я проговорюсь.
— Если бы она у вас была, эта запись, вы бы уже предъявили ордер на мой арест, — уверенно сказал Голицын. — Значит, моя жена сама упала за борт.
— Нет, это вы ее столкнули.
— Знаете, почему я терпеть не могу детективы, в частности Агату Кристи?
— Почему? — подался вперед Алексей. Это интересно!
— В конце гениальный сыщик обязательно всех собирает в кружок и рассказывает, как все было. Долго, нудно, то одного обвиняя в убийстве, то другого. А в финале поднимает карающий перст и тычет им в злодея: вот он, убийца! И убийца тут же кается или срывается с места и сигает в окно.
— Иногда в дверь выбегает, — серьезно сказал Алексей.
— Неважно. Меня всегда мучил один вопрос: почему он признается? Даже если есть доказательства, так и адвокаты грамотные есть. Кто такой сыщик? Тем более частный сыщик. Да никто. Чего его бояться-то? Еще и признаваться ему в совершенном преступлении. Бред какой-то. Ладно, вы лицо официальное. Но у вас нет ни единого доказательства ни моей вины, ни чьей-нибудь еще. И вы мне предлагаете написать явку с повинной! Смешно!
— Знаете, почему я терпеть не могу детективы, в частности Агату Кристи?
— Почему? — с интересом спросил Голицын. — Это, должно быть, забавно.
— В них преступники слишком умные. Они изобретают порою такие штуки, что я бы им Нобелевскую премию давал, а не на электрический стул посылал, честное слово.
— Вы на что намекаете? — разозлился Голицын.
— А я не намекаю, я прямо говорю: в реальной жизни преступники не очень умны. Вы все равно сядете. Я даже готов с вами поспорить.
— Да идите вы к черту! — Даниил Валерьевич вскочил. — Или ордер, подписанный прокурором, или пропуск на выход!
— Пожалуйста. — Алексей протянул ему пропуск.
— Жаль, что я с вами не поспорил, — усмехнулся Голицын. — Деньги мне нужны, я пока страховку не получил. Прощайте.
— До свидания.
Даниил Валерьевич пожал плечами и направился к двери. Алексей его не остановил.
А в самом деле, как все было? Он больше не сомневался в том, что жену убил Голицын. Примерно так…
На семи ветрах, в новогоднюю ночь
Он увидел, как Сажин выходит с открытой палубы. Один. И тут же прижался к стене, чтобы Димка его не заметил. Но тот и не смотрел по сторонам. Повернул в сторону бара и скрылся в дверях.
Голицын торопливо направился к выходу наверх, на свежий воздух. Что с Анжеликой? Всякое могло случиться. Если она Сажина вконец достала, тот вполне мог столкнуть ее за борт.
На открытой палубе гулял ветер, с неба сыпалась ледяная крупа. Жена стояла в метре от леерного ограждения и курила, глядя в темноту, на воду. Лицо у Анжелики было злое. Мужа она заметила не сразу.
— Что, не сработало? — спросил он, подойдя к ней. Выл ветер, и шагов Дана не было слышно.
Анжелика вздрогнула, выронила сумочку и обернулась.
— А… Это ты…
— Всего лишь ты. Это ты хотела сказать?
— Примерно.
— Я вижу, ты протрезвела, — удивленно сказал он.
— Протрезвеешь тут!
— Хорошо поговорили?
— Да он просто… — Она не договорила, поднесла сигарету к губам и глубоко затянулась.
Сигарета была длинная, тонкая, черная, запах Дана донельзя раздражал. Он оглянулся. Фонарь висит далеко, да к тому же раскачивается. Анжелика намеренно увела Сажина в тень, подальше от людей, морщин в темноте не видно, и никто не мешает. Хотя морщин у жены и так нет, лоб гладкий, как бильярдный шар. Дана это раздражало так же, как и запах ее сигарет. Не лицо, а застывшая маска.
— Значит, не получилось.
Говоря это, он думал о том, что Сажин хоть и разозлился, но самообладания не потерял. Это плохо. А может, он и не видел их с Дашей?
— Что именно не получилось? — в упор посмотрела на него жена.
— Я же говорил: выжди время. Не сразу тащи его наверх.
— Он все видел!
— И не прореагировал?
— Прореагировал, — усмехнулась она. — Сказал, что все равно любит свою жену.
— Что ж…
— Как только мы вернемся из круиза, я с тобой разведусь.
— Вот как? — с иронией спросил он, подходя к ней вплотную.
— А ты не смейся! Я тебя обдеру как липку! А Сажин из фирмы выпрет!
— Вы это с ним обсуждали? А я думал, делали то же, что и мы с Дашей: целовались. А ты, оказывается, деловая женщина. А я всю жизнь думал, просто женщина. Как мир-то меняется! Что, вышла в тираж? Это старость к тебе пришла, дорогая. И на что ты потратила жизнь? Хоть что-нибудь в памяти осталось, кроме забитого тряпками платяного шкафа?
— А сам? Можно подумать, ты какой-нибудь подвиг совершил! Всю жизнь только и делал, что трясся перед Сажиным!
— Да, я тоже потратил время впустую, — сказал он, все больше злясь. — Потому что женился на тебе. На пустой, безмозглой бабе. Алкоголичке и эгоистке.
— Голицын, ты редкая сволочь.
Она повернулась, чтобы швырнуть в воду окурок. Жена еще не совсем протрезвела, потому что покачнулась и машинально сделала шаг вперед. Словно напрашивалась. Дану и делать-то ничего не надо было. Всего лишь помочь ей отправиться вслед за окурком от едкой сигареты в глубокую черную воду. Подтолкнуть в спину. Анжелика даже не крикнула. Видимо, от страха ее парализовало. Он услышал всплеск воды и перегнулся через леер. Высоко. Она все равно что ударилась о бетонную стену. Сапоги и шуба моментально обледенели и потянули на дно. От удара жена наверняка потеряла сознание, если не потеряла его от страха, летя в темноте с высоты многоэтажного дома.
Вот и все. Он оглянулся: вроде бы никого. И торопливо направился к двери в теплое помещение, мечтая о стакане водки. Нервы есть нервы. И трусам иногда везет.
«Ну, нет, я не трус! — подумал Голицын. — Я убил жену. И очень ловко это сделал. Нет ни доказательств, ни свидетелей… Черт, сумочка! Надо ее поднять…»
— Кхе-кхе… — В темноте кто-то закашлялся.
Дан вздрогнул. Все-таки был свидетель! Несмотря на жуткий холод, Голицыну стало жарко. Потея от страха, он вгляделся в темноту.
— Господи, Сема, ты?!
— Решил прогуляться перед сном?
— Я? Д-да… — сказал он, слегка заикаясь.
— Или жену искал?
— Нет. Не знаю. Слушай, что ты видел?
— Видел и слышал, как они ругались с Сажиным, — невозмутимо ответил Сема. — Анжелика сказала Димке, что его жена всю жизнь наставляла ему рога с тобой.
— А он что? — напряженно спросил Дан.
— За такое ведь и убить можно. За такие слова-то. Так, Даня?
— Д-да. Т-так.
— Вот и ладненько. Советую тебе делать вид, что ты ничего не знаешь. В таком деле торопиться не следует. А я тебе помогу.
— Я не совсем понял…
— Потом поймешь. Иди к себе.
Зебриевич смотрел на него абсолютно трезвыми, жуткими, как у нападающей змеи, глазами и словно готовился впрыснуть яд. На шее у Семы был шерстяной шарф домашней вязки, на руках коричневые кожаные перчатки. Нелепый вид. Винни Пух, перепутавший в гардеробе полки. А глаза как у змеи.
— Да-да, — как болванчик закивал Дан. — Я пойду к себе. А жена утром найдется…
«Надо напиться… Водки хочу… Хочу забыть обо всем…»
Зебриевич молча смотрел ему вслед, накручивая на шею размотавшийся шарф. А когда Дан скрылся из виду, Сема направился к лееру, к тому месту, откуда упала за борт Анжелика. На всякий случай, проверить. Не поднимется ли тревога? Вдруг Анжелику кто-нибудь видел, когда она падала?
Но было тихо…
Море седьмое, Балтийское
— Вы к кому? — преградила Алексею путь строгая секретарша. Под стать шефу, такая же рослая и непреклонная.
— Я хочу видеть Дмитрия Александровича.
Девушка смерила его взглядом с высоты своего королевского роста и с усмешкой сказала:
— Сомневаюсь, что он вас примет.
— А вы все-таки доложите.
— Дмитрий Александрович очень занят! У него с минуты на минуту начнется совещание!
— Скажите, что пришел Леонидов. Это не займет много времени.
— Ну, хорошо, — сжалилась она и скрылась за дверью кабинета, который так преданно охраняла. Кстати, на двери не было таблички. Вообще никакой. — Ждите, — шепнула, прежде чем нырнуть в кабинет, секретарша. По ее тону и жесту, которым она взялась за ручку двери, Алексей понял, что Сажин для этой девушки все.
«Умеет Дмитрий Александрович подбирать кадры», — хмыкнул он и тут услышал мелодичное:
— Войдите.