Три порции кофе заказал Марин и попросил официантку принести большую кружку, туда слил напиток из всех чашечек, вернул их на поднос и улыбнулся девушке, дескать, огромное тебе спасибо, свободна. Он уставился в телевизор на стене и просмотрел четыре длинных клипа, наконец:
– Извини, раньше вырваться не мог.
Рожкин – ровесник Марина, такой же высокий, но из-за худобы ему больше подходит определение длинный и нескладный. Зато он умный – страсть. Мало людей, умеющих знания соединить с практикой, Рожкин умеет. Стоит посмотреть на его широкий лоб с глубокими залысинами, сразу понимаешь: мозгов там видимо-невидимо, и все по ГОСТу. Пожалуй, более ценного представителя следствия не отыщешь, ведь Рожкин кто? Криминалист! И он был на месте преступления.
– Пить-есть будешь? – осведомился Марин. – Не стесняйся, бабки не мои, за все платит шеф.
– Ммм… – беря меню, одобрительно протянул тот.
Он заказал лапшу, мясо с гарниром, салат, три сдобных булки с джемом, пакет апельсинового сока и кофе – всего-то чашечку. Главное, съест все, а через час побежит в ближайший гастроном за перекусом, в общем, не в коня корм.
– Чем порадуешь? – спросил Марин.
– Ничем.
– Я зря тебя кормлю? Так, вернем заказ…
– Ничем не порадую – это значит имени убитого не назову. Его отпечатков нет в картотеке. Обрыв, дорогой.
Стало быть, не было совершено этими ручками преступления, убитый Ксенией мужчина не привлекался, не мотал срок. Жалко. Во время паузы официантка принесла салат и пакет с соком, Рожкин в предвкушении трапезы прищелкнул пальцами, а они у него длинные, как у музыканта, и схватился за вилку.
– Он что, новичок? – озадачился Марин. – Как же его взяли на ответственное дело?
– Почему новичок? А если не попадался?
– Крутой, да? Как же его застрелила женщина?
– Всего не просчитаешь. По ряду признаков – начинающейся седине на висках, зубам, изменениям в тканях и органах, по складкам на шее ему примерно тридцать пять-тридцать семь лет. В этом возрасте карьеру киллера не начинают, хотя наверняка есть исключения. Телосложение, анатом говорит, суперкрепкое, убитый следил за состоянием своего тела.
– Занимался спортом? – догадался Марин.
– Да. Но это увлечение не дилетанта, спорт для него был образом жизни. Далее. На ладонях обнаружены несмываемые следы, он подолгу держал в руках огнестрельное оружие…
– То есть регулярно упражнялся в стрельбе?
– Настолько регулярно, что руки впитали порошинки, а ты говоришь – новичок. Убитая подловила его на самоуверенности. Он вошел, эдакий хозяин положения, а она стреляла снизу, судя по пулевым каналам в теле. Может, сидела на полу или стояла на коленях. От бабы, даже зампрокурора, он такой подлянки не ждал. Ну, а теперь повод для размышлений: чуть ниже левого плеча у него тату – анкх.
– Это еще что?
– Символ бессмертия. Молодежь, обожающая обрубки от слов, называет символ короче – анк. Но правильно – анкх.
Рожкин вынул из папки фото и передал Марину, тот его вертел в руках, разглядывая со всех сторон. Официантка принесла мясо, источающее убийственный аромат канцерогенов и вызывающее волчий аппетит от одного лишь вида зажаренной корочки. Рожкин с алчностью голодающего принялся кромсать ножом кусок, возмутив Марина, положившего фото на середину стола и ткнувшего в него пальцем:
– Э, погоди жрать! Разъясни, где в этом знаке повод?
– Повод – смысл.
– Шутишь? Сейчас даже сопливые девчонки лепят татушки куда ни попадя. Тоже со смыслом?
– Обязательно. Или чтоб красиво было – и это тоже смысл. Ладно, начнем с креста. Называется «тау» и напоминает нашу букву «Т»…
Механически Рожкин вынул из нагрудного кармана авторучку и провел по фотографии, показывая наглядно, где спряталась буква «Т».
– Здесь же меч… – поднял брови Марин. – Или кинжал.
– Но в форме креста. Именно на тау распяли Иисуса Христа, а не на том кресте, который стал классическим знаком христианства. Распятие на столбе с перекладиной было популярной казнью в Римской империи, римляне сделали его символом смерти, антиподом первоначального смысла. А значение тау – жизнь!
– Так это римский символ? – заинтересовался Марин.
– Крест-тау был священным символом и в Древнем Египте, Греции, Индии, у арабов. Дальше. Если к перекладине точно над столбом поместить круг или овал… А круг – фигура без начала и конца, как сама вечность, космос, вселенная, сечешь? Итак, тау с овалом, и – мы получаем crux ansata, который встречается даже у майя! А это другой континент. Как он туда попал? Невольно задумаешься о божественном происхождении всего живого на земле, да?
– Вернемся к прозе: убитому и татуировке, – предложил Марин, но вторая особенность Рожкина – порассуждать на тему:
– Это ж интересно! Crux ansata называли символом символов. В Древнем Египте он был не только символом жизни божественной и человеческой. Он олицетворял мудрость, знание, силу и власть. Поэтому его клали в саркофаги фараонов при захоронении. В Вавилоне анкх – символ бессмертия. Ты вслушайся в магические слова: «сила и жизнь, власть и бессмертие…» Разве не об этом мечтает…
– Всякий урод, возомнивший себя богом, – закончил Марин.
– Примерно! Теперь смотри: по бокам, окружая овал, то есть вечность, расположены крылья летучей мыши. У майя с наступлением темноты поклонялись этим тварям для защиты от врагов. В наше время этот анкх стал популярным после фильма о вампирах и приобрел значение оберега. Граждане склонны к мистификации, им кажется, существуют защиты от всего дурного – руны, пентаграммы, магические узоры, ладанки, нужно только их всегда иметь при себе. В этом смысле татуировка – идеальный оберег.
Может и так, но Марину нужен толчок, а не пополнение знаний о древних символах, которые, вполне вероятно, никогда не пригодятся. Естественно, он разочаровался:
– Ты пришел, чтоб рассказать о значении тату?
– Не угадал, – весело рассмеялся Рожкин. – А претендовал на звание великого сыщика.
Взяв снимок, он уставился на татуировку, словно искал в ней еще один, подспудный смысл, который не сразу открывается. Загадки – часть его профессии, их нужно любить, чтобы работать криминалистом, нужно чувствовать, что в простой предмет кто-то вдохнул частицу себя. Хорошую ли, плохую, но частицу, передающую информацию о хозяине. Зашифрованную, конечно. И нужно искать шифр. Рожкин чувствовал: тату – нить, ведущая к убийцам, потому столько времени копался в символике.
– Убийство, по сути, дерзкое, спланированное, совершенное группой… А убитый не мальчик, чтоб верить в обереги и поклоняться идолам. Почему не допустить, что тату – это еще и эмблема?
– Эмблема? – задумался Марин. – Допустим. В таком случае она должна объединять общей идеей каких-то людей. Кого?
Рожкин пожал плечами, но он был настолько в теме, что без перебоев выдавал новые предположения, основанные на логике:
– По одной из легенд такую форму имел ключ от рая, который был дан святому Петру. У некоторых древних народов анкх олицетворял ключ к тайнам жизни и знаниям. А ключ, открывающий врата смерти, – как тебе?
– ?!
– Я серьезно. Вот тебе и идея – смерть. Сейчас сдвинутых на смерти полно, посмотри, какая идет пропаганда и эстетизация самоубийств, к примеру.
– Ну, убийство как раз открывает врата смерти… Тогда и у остальных адептов должна быть татуировка-анкх.
– Точно! Но это предположение, – неожиданно охладил его Рожкин, улыбаясь и помотав из стороны в сторону указательным пальцем. – По нашей версии убитый должен принадлежать какой-то организации, например, секте…
– Надеюсь, убийство зампрокурора не ритуальное?
– Полагаю, все проще. Люди зарабатывают убийствами, а тату, кодексы, организации – чистые понты. Ничто так не подводит, как понты, честное слово. Меня на эту мысль больше натолкнули выстрелы в затылок уже мертвого товарища. На первый взгляд жестокость неоправданная, а на второй…
– Убитого не должны опознать! – прищелкнул пальцами Марин.
– И выходные отверстия сделали свое дело – лица нет. А если нет лица, как искать близких для опознания? По татуировке? Глупо. Думаю, анкх распространен среди тех же го´тов – течение среди молодежи, слышал?
– Естественно. Что ж, поищем го´тов.
Рожкин уже приговорил вторую булку и почти литр сока выдул, его способности переварить пищу без последствий – заветная мечта миллионов женщин с лишними кагэшками.
– Скажи, Марин, а твоя заинтересованность в чем?
– В бабках. Шеф хочет знать, кто убил его знакомую, просил меня помочь в расследовании.
– Для чего?
– Не спрашивал. А это тебе за содержательную беседу от шефа. – Марин кинул на стол конверт, Рожкин взял, заглянул внутрь и присвистнул. – Еще получишь столько же, если поделишься дальнейшими сведениями по поводу преступления в Пухове, а я поделюсь своими. У нас с тобой одна благородная цель – поймать преступников, да? Ну и подзаработать. Кстати, какие версии?
– Профессиональная, конечно.
– Угу. – И не удержался Марин, чтоб не съехидничать: – Незаслуженно отмотавший срок преступник вернул долг обидчице… Муровая версия, но у меня и такой нет. А еще?
– На сегодняшний день версия в единственном числе.
Вдруг мимо окна прошла она, гордая и неприступная, окутанная печалью и задумчивая, обманчиво-самостоятельная, ибо взгляд у нее отчаянно-зовущий, а истинно самостоятельному человеку никто не нужен. Подумаешь, папина дочка… Марин подхватился:
– Я пошел… мне пора…
Рожкин не дал ему уйти, схватил за руку и дал совет:
– Ты все же поинтересуйся у шефа, зачем он лезет в это дело, а то всякое случается. Она же ему не жена, не дочь, не сестра, зачем рисковать?
– Угу. Пока.
Он выскочил на улицу, а Сабрины и след простыл. Марин побежал в сторону, куда она ушла, наскакивая на прохожих. Догнать бы…
Очертя голову Тата носилась по офисам, униженно клянча деньги у бывших. Не давали! У нынешних мужчин жадность перевесила совесть. Тата сыпала проклятия и уходила, напялив на себя гордый вид, как паранджу, а под ней умывалась горючими слезами. На очереди Дубенич. Перед ним она робела, сама не зная почему, хотя он был доступен и прост в общении.