– Тихо… тихо… – успокаивал Илья Люку-злюку, обнимая и похлопывая по спине ладонями. – Все нормально… все хорошо…
Женщина-сталь ревела, как простая баба. Люка испугалась. За свою бесценную и горячо любимую жизнь. К счастью, в джип забрался Илья, а не тот, кто застрелил Гектора. Значит, слезы вызваны не одним страхом, а и внезапным спадом напряжения, и элементарной радостью, что он вернулся.
– Я не собирался уходить, – бормотал Илья на ухо Люке. – Забрал все запасные ключи, смахнул со стола в сумку, а ты не заметила. Потом недалеко на скамейке ждал, когда позвонишь. Но ты выехала, я побежал в гараж, взял вторую машину и – за тобой… Еле отыскал на дороге, на мою удачу, ты не торопилась. И от джипа у меня есть ключи…
– Зачем прятался? – пришла в себя Люка и, как водится, предъявила претензии: – Я чуть дуба не дала! Думала, умру…
– Не прятался я! Здесь лежать удобней, я прилег отдохнуть, устал весь день сидеть. А ты влетела в салон, как полоумная, ничего не видела.
– Еще бы! Я нашла список групп в смартфоне Гектора, поехала к одному, немного знаю его, а он… он убит. Лезу в джип, а тут меня хватают сзади лапы!
Илья отстранился, с минуту думал, глядя перед собой, потом жестом дал понять ей, что хочет сесть за руль, они поменялись местами. Джип сделал круг в глухом квадратном дворе и выехал на оживленную улицу, сияющую огнями.
– А кабриолет! – всполошилась Люка.
– На платной стоянке за углом, – ответил Илья. – Тебя кто-нибудь видел?
– Когда шла к Умке? Ну, встречались… Ерунда! Это же проходной двор.
– Теперь-то понимаешь, как опасно оставаться здесь? – сел он на своего конька.
– Не начинай! – по привычке рявкнула Люда, но вспомнила, что Илья не бросил ее, стало быть, не заслуживает плохого обращения. – Ну, прошу тебя… Хорошо, допустим, слиняем – где жить? Ладно, на первое время крышей станет джип, а потом? Ну, толканем кабриолет, без Гектора он уйдет за копейки. Надолго нам хватит вырученных денег? А где будем работать? Физкультуру в школе преподавать? Смотри реально: чтоб обустроиться, тем более начать сначала, а ты именно этого хочешь, нужны деньги!
– Неужели тебе мало странностей, которые больше похожи на закономерности?
– Не хочу, чтоб моими руками кто-то прочищал себе дорогу, считая меня дерьмом. Если нас отловят легавые, то и отвечать будем мы, так?
– Ну да.
– Не жирно ему? – завелась Люка. – Так пусть сначала заплатит. И он заплатит, заплатит. Есть вторая проблема – Шатунов. Надеюсь, ты не забыл, что он обещал найти нас? А кто ищет, тот найдет, – это закон. С его-то бабками… Интересно, кем она ему доводилась?
– Прокурорша?
– Да. Для любовницы старовата…
– Ради любовницы не мчатся из города в деревню ночью, рискуя головой. Она была больше, чем любовница.
– А это как?
– Не знаю. Но кем бы ни доводилась, я… я уважаю Шатуна.
– Ой, ой, не дави на психику! – нервно замахала Люка руками. – Короче, в будущем мне не нужны сюрпризы, а они будут, если заказчика оставить живым. Илья, давай сорвем здесь банк и – все, я подчинюсь тебе, буду твоей преданной рабыней.
– Обещаешь? – улыбнулся он, не веря ее клятвам.
– Обещаю! У меня две идеи: Шатуна скрутить и… мы найдем заказчика. Я уже знаю, как его найти.
Заметив состояние Сабрины, Дубенич вызвался отвезти ее домой. С расспросами не приставал, видел: без него тошно. Догадывался и о причине слез – папа. Он катал ее по городу, не считаясь со временем, мысленно сравнивал с матерью, безусловно, сравнение не в пользу Таты.
Мало-помалу Сабрина успокоилась, но с роковой обреченностью смотрела в лобовое стекло, словно ехала на собственную казнь. А еще некоторое время спустя, встрепенувшись, она осмотрелась и, увидев, что все еще далеко от дома, попросила:
– Отвезите меня домой, пожалуйста.
И опять приуныла. Дубенич доставил ее в считаные минуты, когда же начал тормозить, Сабрина вдруг испуганно ойкнула, согнувшись пополам!
– Что с тобой? – озаботился он. – Ты прячешься?
В волнении она схватила его за руку, умоляя:
– Не останавливайтесь! Поедемте!..
– Куда? – с готовностью нажал он на газ.
– Куда-нибудь, все равно.
– Может, посидим в приличном ресторане?
– Нет-нет, от ресторанов меня воротит. Сделаем круг и вернемся, это же недолго.
То, как она просила – словно малышка, оттопырив губы, Дубенича умиляло, однако он получил наконец повод завести диалог:
– Ты очень расстроена, если не заметила, что я катаю тебя час. Догадываюсь, кто виноват. Твой отец личность сложная, неуправляемая….
– Не о нем я думала, – проболталась она.
– О ком же? – искренне удивился он. – Или о чем? Неужели у красивой девушки бывают нерешаемые проблемы?
– Бывают, Юрий Александрович, бывают.
Судя по ее трагическому личику и безысходности в глазах, она не преувеличивала размеры проблем. Возможно, Тата приходила к нему занять денег для дочери, если дело только в деньгах, Дубенич готов дать. Но даст лично Сабрине, а не ее мамуле, имеющей хобби лезть в чужие карманы.
– Ну-ка, рассказывай, что стряслось, – потребовал он. – Авось найдем решение.
Судя по интонации, он готов взвалить пресловутые проблемы на свои мужественные плечи. Благородно. Впору захлопать в ладоши и скоропалительно переложить заботы на дяденьку, пока тот не передумал. Являясь неглупой, Сабрина вычисляла размер платы, которую он назначит, а Дубенич назначит. Сможет ли она покрыть долг?
– Это неинтересно, – отказала. Да, жизнь без долгов – рай, в этом она убедилась на собственном опыте.
– Не суди всех по своему отцу. Если ему неинте…
– Папа ничего не знает, – перебила она.
– Тем более хочу знать. Если ты не решилась рассказать отцу, то дело серьезное, я правильно понял?
– М… примерно.
– Надеюсь, ты расстроилась не из-за маминого кабака?
– А… – протянула Сабрина, запрокинув голову и с горечью хохотнув. – Она побывала и у вас?
– Побывала. Просила спасти бизнес…
– Умоляю, не надо спасать! Она только влезает в долги, начинает чувствовать себя миллионершей и бегает по косметологам, полагая, что ее спасут от старости. Мама хочет нравиться мужчинам – это заболевание.
У него был более точный диагноз: полное отсутствие совести и тупая наглость, но Дубенич решил поберечь дочь, которой достается с обеих родительских сторон:
– Это страх. Обычный страх перед старостью, когда лишаешься всего, что радовало, составляло смысл.
Очевидно, он знал, о чем говорил, но… круг сделан. Сабрина вторично запаниковала, хотя, кроме автомашины с темными окнами на противоположной стороне улицы, никого не было:
– Не останавливайтесь! За угол повернете и там…
Он проехал мимо машины, которая притягивала Сабрину, как магнит, и мимо ее дома, за углом затормозил. Потом поставил локоть на руль, подпер кулаком скулу и наблюдал, как девушка пытается выбраться, дергая за ручку дверцы.
– Не выйдешь, пока не скажешь, кого боишься, – предупредил Дубенич.
Делать нечего. Усмиряя раздражение, ведь не каждому по нраву, когда суют нос в их жизнь, она выпалила:
– Машина за углом принадлежит одному дегенерату, с которым у меня нет желания встречаться. Вот и все.
– Как же ты войдешь домой?
– Через забор.
– То есть? – вытаращился он.
– Перелезу через забор и спрыгну во двор. Откройте!
Дубенич не спешил снять блокаду, сначала наклонил голову и оценил высоту забора из досок – высоковато. Сабрина поняла, что сейчас он предложит переночевать в другом месте, возможно, даже в его спальне, на его кровати, потому поспешила заверить:
– Я сто раз так делала, как видите, жива. Откройте!
– Сначала дай слово, что приедешь в мой офис и все, что мне неинтересно, но так угнетает тебя, выложишь без утайки?
– Я подумаю.
Она выпорхнула из салона, не забыв сказать «спасибо», сбросила туфли и закинула их во двор. Все же для него стало неожиданностью, когда Сабрина ловко вскарабкалась по рейкам и перекладинам наверх, чему не помешало вечернее платье. Послав ему воздушный поцелуй и помахав на прощание рукой, она соскользнула во двор, а Дубенич рассмеялся в голос.
На другом конце города и Марин перемахнул через забор одним махом. Шатун предупредил, что в качестве сторожа во дворе ползает облезлая шавка, глухая и слеповатая, но лает громко.
Восстанавливая план, нарисованный шефом, Марин двигался бесшумно по незнакомой территории, едва освещенной крошечными фонариками, торчащими из земли, как таинственные огни на болоте. Свет горел и в доме, значит, там не спали. Обойтись бы без шума, домашние не должны знать, кто пришел как вор ночной порой.
Марин выбрал место, откуда видна терраса, присел на бордюр из кирпичей и приготовился ждать хоть сколько, а хозяин вышел минут через десять, прикурил от зажигалки. Марин мелодично и негромко просвистел музыкальную фразу, тотчас на свист отреагировал хозяин:
– Эй, кто там?
Жена, видимо, была недалеко, потому что сразу очутилась на крыльце в ночной сорочке, как обрубок огромной колонны:
– Вова, кто тут?
– Никого, – ответил он. – Показалось.
– Вова, иди в дом, там покуришь, – запаниковала она. – Сейчас много всяких… шляется по ночам.
– Ой, иди, – отмахнулся он. – Меньше баб слушай. Иди!
Когда она ушла в дом, Марин снова просвистел мелодию. Теперь из кустов выползла к его ногам псина, издавая утробные звуки, отдаленно напоминавшие кашель – наверное, это все, на что она была способна. Тем временем Владимир Витальевич вооружился метлой и осторожно двинул к псине. Фигуру, примостившуюся на бордюре, он заметил, миновав цветник, остановился, выдавив:
– Ты кто?
– Тчш! Я Марин Дмитрий, поговорить надо.
– Ну, идем в дом… – с облегчением выдохнул тот.
– Не-не! Откройте гараж, я въеду, там и поговорим. Это срочно.
– Что за конспирация! Ну ладно, иди.
Через несколько минут Марин заглушил мотор в гараже, не включая света в салоне, вышел из авто, пригласив хозяина:
– Садитесь в машину.
Пожимая плечами, тем самым выказывая недоумение, Владимир Витальевич наклонился и заглянул в темный салон. Человека внутри различил, так как знал его не хуже, чем себя, а отпрянул, как от заразы:
– Ты?! Ну, знаете…
Не церемонясь, Марин втолкнул его внутрь и захлопнул дверцу, после чего наглухо закрыл ворота гаража.
Она и не она
А кто помнил о нем? Иваныч и… да, он – Вовка, друг в том классическом понимании, которое усваивали с детства из повестей и романов о настоящей дружбе и братстве, ведь в прошлом веке книжки читали даже троечники.
Иваныч, не застав пару раз Шатунова дома, позвонил на завод, а там паника и слагались сказания по поводу пропажи шефа – ну, как всегда у нас: что имеем, то не ценим, потерявши – плачем. Иваныч махнул к Вовке, оба организовали поиски Ленчика, накатали заяву в милицию, опрашивали рабочих и общих знакомых. У Иваныча были ключи от квартиры Лехи, однажды он приехал и встретил соседку, которая рассказала, что Шатунова арестовали. Ну, хотя бы узнал, где Ленчик находится, что он жив. Правда, жить ему оставалось, как выяснилось, недолго при том наборе обвинений. Оба приуныли, не зная, как защитить Леньку.
И вдруг манна с небес упала: к Иванычу приехал посыльный от авторитета-уголовника, он дал четкие инструкции, что нужно делать и в какой последовательности. Да, несмотря на отсутствие мобильной связи, ее тогда еще не было, в тюрьмах связь с волей была всегда. Иванычу Ленчик доверил не только ключ от квартиры, он единственный знал, где еще и деньги лежат. Уж не в банке. Следуя инструкциям, Володя с Иванычем добились свиданий, возили передачи в СИЗО, наняли адвоката.
Наконец настал день первого заседания суда. Шатунова повезли в наручниках, посадили в клетку, будто в зоопарке, – как не с ним происходило! Точно снился кошмар и почему-то он не кончался.
Зал заседаний был практически пуст, в нем гулко отдавались шаги, не различались голоса, они сливались в одно длинное гудение. Казенная атмосфера выглядела геенной огненной, в которой без отличий горят и праведники, и грешники.
Адвокат что-то бубнил на одной ноте, без выражения, без содержания и без пауз. Может, молился? А по виду – атеист конченый. Шатунов не прислушивался к этому чудаковатому мужчине, который судей боялся, кажется, еще до своего рождения. Леха, опустив голову, сидел и думал о точке, что сегодня будет поставлена. Или крест поставят. На нем, на Шатунове, разумеется.
– Ай-я… – вдруг панически протянул адвокат, слова его стали внятными, потому что наполнились содержанием. – Нам капец, Леонид Федорович, эту суку мало кому удалось переговорить. Она максимум требует. Господи, откуда ж взялась эта змея, а? Господи, за что ты нас караешь? И какой идиот назначает бабу государственным обвинителем? Паранджу на них на всех, паранджу! И в подвалах держать. Надо что-то придумать…
Шатунов выпрямился, ибо начали представлять тех, кто участвует в заседании суда, да нечаянно его глаза уперлись в… Не может этого быть!
Чуть наискосок за отдельным столом сидела… Ева! Миллион мыслей кишело под черепом, словно черви, разъедающие мозг, – нет, невозможно, так не бывает. Это похожая на нее…
Нет, она, Ева! Только прическа другая, волосы зачесаны строго назад, на затылке пучок… костюм от синего чулка – не ее одежда…
Ева не поднимала взгляда от бумаг, которые читала, по-деловому делая в них отметины авторучкой. Все-таки другая…
Но именно эта женщина прибегала к нему за любовью, таяла от его поцелуев и отдавалась до самоотречения. Как она попала сюда, как узнала про него? И почему сидит не среди зрителей… или слушателей…
Вдруг дошло! Нет, как молотком по темечку стукнуло: Ева здесь не в качестве зрителя, а… кого? Кто она в этом храме ужаса?..
– Зачем спектакль закатил? – справедливо возмущался Владимир Витальевич, выслушав Шатунова и уяснив, что ссору друг затеял понарошку, как говорят дети. – Нельзя было договориться?
– Ты ж не артист, – оправдывался тот. – Не смог бы убедительно сыграть, чтоб все поверили: мы навеки в контрах…
– За-чем? – взревел друг, которого все равно терзала обида и теперь ему было сложно поверить в хитроумный план.
Плюхнувшись на водительское место, Марин, ценя свое время, которое у него отнимали, да еще ночью, когда люди сладко спят, переговоры взял на себя:
– Можно я? Нам нужен надежный человек, Леонид Федорович назвал вас. Вечер и ссору придумал я. Для чего: убийцы не должны искать Пашку у вас.
– Здесь прятать его нельзя, – возразил Владимир Витальевич. – У меня Машка… Светланка с Лилькой – это мои дочери. У меня теща! А моя теща… ты, Ленька, знаешь ее.
– Павлик не у вас будет жить, – успокоил его Марин. – Но именно вы доставите парня в деревню, где снят дом. Если б и вы с ним пожили… но мы не настаиваем.
– А если преступники ни о чем таком не помышляют?
Человеку, привыкшему к обывательскому режиму, который не предусматривает резких скачков и поворотов, трудно свыкнуться с военным положением и повышенной личной ответственностью. Не дав согласия, он вынудил Марина разложить ситуацию на составные:
– Убийцы хорошо организованы и тренированы, знают, на что идут и что получат в случае неудачи. Устранить Ксению Эдуардовну тихо не вышло, произошел сбой. Теперь им нужно убрать последствия сбоя, а нам – просчитать, что они сделают в первую очередь. Поставьте себя на их место: чтоб задницу не подожгли, как надо поступить?
– Заставить молчать Леху, – предположил Владимир Витальевич.
– Сначала выманить, узнать, что ему известно, ведь Ксения Эдуардовна могла наболтать много чего. В этом заинтересован, прежде всего, заказчик. А как выманить одного, без сопровождения? Выкрасть самое дорогое – сына. Кстати, и Сабрину нужно спрятать. Ну, что смотрите, будто Америку открываю? Нет, я, конечно, могу ошибаться…
Но верилось в это после его расклада уже с трудом. Владимир Витальевич, еще имея массу вопросов, с готовностью заявил:
– Что я должен делать?
А Шатунов был уверен, что Володька поймет и простит, а главное – не откажет ему.