т, когда никого не было поблизости, он цапнул Сабрину за плечо и, развернув лицом к себе, прорычал:
– Если ловушку мне устроила, пасть раздеру до ушей…
– Веди себя прилично, – выдернув плечо, процедила она. – А то ни шиша не получишь.
Бомбила на улице скотина и хам, а у Дубенича – тихий, скромный малый, с туповатыми, но трогательными глазами невинного поросенка. Он скромно уселся на стул, шмыгнул носом, надел улыбку и с преданностью уставился на Дубенича, который, не миндальничая, а по-деловому сказал:
– Пиши расписку. – И положил перед парнем лист бумаги, кинул авторучку, прохаживаясь по кабинету, диктовал: – Пиши число, свое полное имя… Написал? Пиши, что Шатунова Сабрина Леонидовна… взяла у тебя деньги в долг… Изначальную сумму не забудь указать.
– Какую? – поднял тот на Дубенича удивленные глаза, не все слова русского языка он знал наизусть.
– Ту, которую ты ей дал. Пиши, почему долг вырос… что сегодня ты получил от нее всю сумму сполна при свидетелях… и не имеешь претензий. Ставь свою роспись, в кавычках напиши фамилию разборчиво.
Из сейфа он достал стопку денег (да, кое-кто держит «в тумбочке» на мелкие расходы валюту пачками), поставил на стол, прочел расписку и завизировал. Расписалась Сабрина, позвали секретаршу, девушка прочла и тоже поставила подпись. После подписной процедуры Дубенич придвинул стопку евро к бомбиле.
– Это… – потряс он распиской, – будет храниться у меня. Чтоб ни ты, ни твои кенты никогда не появлялись на горизонте Сабрины. Забудь о ней навсегда, иначе однажды не увидишь рассвет следующего дня. Бабло получил? Теперь – вон.
Его будто ветром сдуло, а Сабрина осталась…
Поскольку девочка убитого знала, ее попросили задержаться, само собой, Аня не бросила сестру. В лабиринтах этажа Марин отыскал полуразбитые стулья и усадил на них девушек. Зойка уже не рыдала, она сидела, опустив низко голову, подбородком касаясь колен, а сцепленные в замок пальцы опустив на носки ботинок. Думала. Марин рассчитывал, что после этого случая у нее встанут на место мозги, которые отлетели от черепа, когда она увлеклась чернотой.
Трупу примерно около двух суток, установить более точно, когда совершено убийство, невозможно. Окно было открыто, май, конечно, баловал прохладной погодой, но перепады температуры (днем-то теплее) нанесли трупу заметный урон. Теперь смену одних признаков смерти другими уже не различил бы самый опытный патологоанатом.
Когда выносили упакованный труп, Зойка, глядя на черный мешок, брезгливо поморщилась. Следом появился следователь и пригласил ее на кухню, подскочила Аня, но обе с места не двинулись, а уставились на Марина, мол, чего стоишь, разве нас не надо спасать? Конечно, надо. Он знал, как следаки умеют путать, Зойка с ее-то вредоносным характером наболтает лишнего, потом доказывай, что она имела в виду. Усадив Аню назад, Марин привел Зою на кухню.
– А вы кто? – поинтересовался следователь.
– Друг сестры. Зоя несовершеннолетняя, допрашивайте ее в моем присутствии, раз у нас нет адвоката.
Сейчас понятие «друг» проходит в формате «любовник», значит, человек близкий, что и требовалось. Пока следак допрашивал Зойку, Марин, слушая одним ухом, изучал кухню, дополняя свое представление о хозяине.
Это каморка. Много позже постройки дома каморку отделили стенками из ДСП, поклеили обои, которые не менялись лет девяносто – итак, хозяину на быт было плевать. Открытые полки, шкафы здесь негде ставить, двухконфорочная плита залита до того, что какого она цвета, не определишь – Умбра-грязнуля. Ну, и чашки-плошки красноречиво рассказали: он не заботился о сохранности и стерильности утвари. Все же здесь был относительный порядок, значит, убийца искал нечто нужное ему только в комнате.
– Как же так, – тем временем недоумевал следователь, – ты общалась с парнями, которые назначали тебе свидания в экзотических местах – на кладбище, а сама не знала, как их зовут?
– Ну… – замялась Зойка, потому что вопрос логический и указывал на ее недоразвитость. – Ну, не знала… Выбирая путь гота, мы выбираем себе новые имена – зачем же нам старые?
– А ты не допускала, что с тобой могла случиться беда?
– Нет! Нас много было… больше десяти!
– Я рад, что еще встречаются доверчивые и наивные люди, но, как показывает практика, они обычно за это очень дорого платят. Чем же вы занимались на кладбище?
– Музло слушали. Спорили…
– Подходящее место для музыки, – вздохнул следак. – И распивали спиртные напитки, занимались сексом?
– Нет! – гаркнула маленькая ведьма.
Мысль… Мысль бередила Марина. Кое-что про го´тов он выудил из Интернета, кое-что вытащил из Зойки. Воспринимал всю эту «культуру» как сборную солянку – некрофилия, монофилия, сомнофилия, асфиксофилия и много-много всяческих – филий, а также полным бредом. При всем при том готы, как понял Марин, – это образ жизни и образ мыслей, у них есть правила, как в любой организации, хотя они отрицают правила…
– Значит, вечная жизнь? – задумался следователь, а у самого застряли смешинки в глазах. – Ну, вот, смотри: вашего лидера проткнули ножом, а он банально умер – это как? И где вечность жития?
Марин беззвучно затрясся от смеха, стоя за спиной девчонки, а Зойка попала в тупик. Подвох чувствовала, но не понимала, где он, в чем. Следак продолжил, кажется, воспитывать девчонку:
– Нет, ты объясни: как вы, поклоняясь смерти, стремитесь к вечной жизни? Зачем вам вообще жизнь?
– Смерть и возрождение… – неуверенно внесла уточнение Зойка.
– Так почему же ваш лидер не возрождается? – давил на нее следак. – А едет сейчас в морг. Потом поедет на ваше излюбленное место – на кладбище и никогда, поверь, никогда оттуда не выберется.
Вот-вот, сплошные нестыковки. Но если в Зойкиной комнате интерьер несет атрибуты готического угара, то в доме одного из лидеров готика не ночевала. Да, в шкафу висит черная одежда и средневековый плащ с цилиндром, на двери прилеплена змея кусачая, на плече анкх, а больше – ни намека. Наблюдениями Марин поделился с Рожкиным, выйдя с ним в коридор, а юную готичку доверив следователю, у которого, к счастью, есть чувство юмора.
– У Зойки подушка с черной наволочкой, – перечислял он, – которую она сама сшила. Аня не разрешила покрасить стены в черный цвет, Зойка ограничилась ковриком у кровати. Ночная рубашка, тапочки черного цвета. Черепушка из стекла на столе… Сразу видно: девочка серьезно увлечена трауром. А здесь? И намека нет на готику! Только в шкафу пара шмоток. Маловато.
Рожкин потирал руки в латексных перчатках, словно они у него замерзли, жест выдавал интенсивную работу его замечательных извилин. Однако извилины выкрутили не то, совсем не то:
– Считаешь, преступления не связаны друг с другом?
– У меня прямо противоположное мнение!
– Здесь Мамай войной прошелся, а на месте преступления в Пухове идеальнейший порядок.
– Именно этот факт и убеждает: между двумя убийствами есть какая-то, может, очень далекая, связь. Здесь убийца что-то искал… э… мелкое! Не знаю, что именно. Думаю, нашел, раз вы до сих пор ничего подозрительного не обнаружили. А в Пухове искали человека. Скажи, убийство Умбры похоже на ритуальное?
– Нет… Впрочем, он по пояс голый… – засомневался Рожкин да тут же отмахнулся. – Нет! Ни знаков-символов, ни других прибамбасов из этой области на трупе, под трупом и вокруг…
– А знаки на рукоятке?
– Орудие убийства атам – ритуальный магический обоюдоострый нож. Имей в виду, это еще и холодное оружие, весьма распространенное. В нашем случае – новодел грубой работы, таких поделок миллион.
– Извини, перебью. Заметь: в Пухове Ксения убита профессионально, да? Вплоть до оружия. А Умбру убили самоделкой, но со знаками на рукоятке.
– Марин! – сморщился Рожкин. – Почти на все рукоятки лепят символы. Я же говорил: народ обожает магию, обереги, колдовство. Когда в мозгах ноль, прибегают к колдовству… Слушай, а вдруг убийца хотел, чтоб мы подумали, будто это ритуальное убийство? Удар ножом, кстати, нанесен профессиональной рукой.
– Молодец! – хлопнул его по плечу довольный Марин. – Это же пришло и мне на ум. Смотри, мужик не деточка типа Зойки, а взрослый дядя. Что ему нужно среди пацанвы, если он не педофил? Я у Зойки спрашивал, какой возраст у го´тов, – от тринадцати до двадцати трех. Двадцать три – потолок! А он заместитель бога смерти, значит, главарь. Да явно мозги детворе пудрил готикой, к которой сам относился скептически.
– Куда клонишь? Я не понимаю.
Куда клонит? Ну, куда-то в правильную сторону, пока еще не определился, в какую. Марин покрутил пятерней в воздухе, а умных слов в запасе полно, чтобы ими козырнуть:
– Надо подумать. Есть дедуктивный метод, то есть от общего к частному, а есть индуктивный – от частного к общему. Вы идите классическим дедуктивным методом – мотивы, версии, улики и так далее, а я… я путем индукции. Вместе мы склеим это непростое дело.
– Ты ничего не перепутал в методах? – подколол его Рожкин.
– Неважно, – обнял его за плечи Марин. – Индуктивные умозаключения связывают частные предпосылки необязательно через законы логики. Я как раз иду вне логики. Случайно встретив на кладбище Зойку с татуировкой на плече, смотри, куда пришел – к новому трупу с татуировкой на плече…
Рожкина позвали, пора было заканчивать осмотр места происшествия, он обещал сообщить, если накопает что-либо интересное. Марин загнал в машину обеих девчонок, выжатых как лимон, и отвез домой, приказав малявке сидеть дома. И припугнул, а как иначе?
Сабрина опустила ресницы. Очень сложно вести диалог на щекотливую тему, особенно когда собеседник сверлит тебя глазами, абсолютно не считая свое предложение непристойным. Преодолевая смущение, она перевела его красивые слова с русского на русский, чтоб расставить все точки:
– Итак, вы хотите, чтоб я оказывала эскорт-услуги, но исключительно для вас, а проще – стала вашей любовницей. Таким образом, я отработаю долг.