Утро было туманным. В кресле водителя Хок отдыхал, прикрыв веки и не вступая в диалоги Люки с Чикой. Мнение у него отрицательное по всем обсуждаемым поводам, но Люка этого слышать не хочет, посему он устранился от обсуждений, советов, споров. Приехали к особняку Шатунова рано, так как не знали точного времени выезда, и, поставив джип в отдалении, ждали.
Что касается Чики, поначалу он – да, кажется тупым, на деле – не тупее других. Покоя ему не давал Гектор, время от времени он возвращался к нему:
– Говоришь, Гек рванул за баблом и пропал? Клиент мог подложить ему свинью.
– Какую? – поинтересовалась Люка, будто не догадываясь, какого рода бывают свиньи.
– Хрен его знает. Ну, не захотел бабки отдавать и… не знаю. Что же Гек имел в виду, когда сказал позвонить мне?
«Все-таки он туповатый, – решила Люка, – раз выбалтывает рассуждения, умный так делать не станет. Умный про себя подумает, потом выскажет четверть того, что надумал. А у нее вошло в привычку по его же наводке задавать нужные вопросы».
– Разве Гек тебе не говорил, кто наш заказчик?
– Хрен там! – возмущенно вскинул руки Чика, а через паузу заржал здоровым дегенеративным смехом: – Кто-то оказался умнее Гека и обставил его! Гы-гы-гы…
– Я найду этого умника, – пообещала Люка.
– Ты? – прыснул он. – Как?
– Время покажет, – отговорилась она, выбрасывая сигарету в окно. – Выезжают! Хок, за ними!
Машина Шатунова плавно скользила к окраине, в этом не было ничего странного. Прямые дороги к аэропорту в пробках, объездным путем время экономится существенно, но странность была, и Люка ее заметила:
– Почему охрана не сопровождает Шатуна?
– Бабки закончились, платить нечем, – пошутил Чика, судя по всему, он большой весельчак.
Машина Шатунова, пересекая старый район с узкими переулками, повернула на улочку, где с трудом разъедутся две легковушки. Чтоб не мозолить глаза, Хок пропускал вперед одну-две тачки и нечаянно чуть не вписался в одну из них – она резко затормозила. Впереди нервно сигналили, Хок открыл дверцу и привстал, чтоб посмотреть, почему стоят.
– Что там? – нетерпеливо спросила Люка.
– Тачка перегородила улицу, – ответил он, плюхнувшись на место. – Видно, выехала из переулка и заглохла.
– А Шатун? Тоже в пробке?
– Ему повезло больше, чем нам.
Дорогу, как только проехал Шатунов, перекрыл Стас и специально заглушил мотор. Марин увеличил скорость, отрываясь от затора, а за дугообразным поворотом у каменной арки затормозил.
– Давай, сынок, – сказал Шатунов. – Надеюсь, ты помнишь…
– Папа, сколько можно! – кинув шляпу с очками на сиденье, упрекнул Пашка отца. – Не волнуйся.
Из арки выбежал молодой человек в точно такой же одежде в стиле сафари – длинных свободных брюках и свободной рубашке из хлопка горчичного цвета с обилием накладных карманов и одинаковой комплекции с Павликом. Он забрался в салон, надел шляпу и очки, Марин без спешки поехал дальше. А Павлик пробежал насквозь арочный проход, ведущий на параллельную улочку, и лег на заднее сиденье легковушки.
– Ну, видели хвост? – заводя мотор, спросил Владимир Витальевич.
– Не-а, – сказал Пашка, подкладывая под голову подушку. – По-моему, фантазии Марина не имеют ничего общего с действительностью.
– Наше дело маленькое, нам сказали – мы делаем, правильно?
– Не знаю. Мне, дядя Володя, не в кайф жить одному в глуши.
– Я с тобой поживу. Своим девчатам сказал, что в дом отдыха путевку со скидкой купил, расплачусь на месте. Все равно отдохну от них, у меня ж четыре бабы! А в деревне хорошо – река, лесок… И покой!
– Это вам нужен покой, а я молодой, мне нужны развлечения.
– Телик там есть. И компьютер. Что еще надо?
Павлик лишь обреченно вздохнул и воткнул в уши наушники.
В аэропорту Марин с Шатуновым поднялись наверх и, выбрав удобную позицию, наблюдали за «Пашкой» внизу, тот склонился над книгой, как ему велели. Конечно, Марин позаботился об охране. Ребята за час до их приезда рассредоточились по залу и держали в поле зрения народ, так что в некоторой степени шеф был застрахован от коварства неизвестных. Главную ставку в этом спектакле делали на «Пашку», но к нему никто не приближался, а время шло. И неоконченный рассказ шефа продолжился…
Ксения
Из СИЗО она прямиком направилась к следователю Ревину, кинув по-хозяйски сумочку на его стол, Ксения оперлась руками о столешницу и с желчной улыбкой ядовито произнесла:
– Друг мой, ты осатанел?
– А что такое?
– Думаешь, сделал Шатунова? Где улики, доказательства, что он или по его заказу убили всех этих людей? А свидетельские показания – это же путаница, разнобой и бред. Где хотя бы одно доказательство?
У Ревина, человека в достаточной мере тщеславного и не терпевшего чужого превосходства, особенно когда оно демонстрировалось и задевало его самолюбие, задергался уголок рта. Ксения не без удовлетворения подумала, что крепко достала сего невротика, сейчас он начнет делать глупости.
– Жирнов – не доказательство? – прорычал Ревин. – Он руководил заводом пятнадцать лет…
– Двадцать четыре года, – внесла уточнение она.
– …вдруг пришел Шатунов, а через полтора года Жирнов застрелился! Зато Шатунов чудесным образом стал владельцем завода.
– Хочешь сказать, наши эксперты не смогли отличить самоубийство от убийства?
– А что, так не бывает? – огрызнулся он.
– Нет! – рявкнула она. – У этих экспертов ошибок не бывает, ты это знаешь не хуже меня. Короче, дело развалится в суде…
– Это еще мы посмотрим. А когда левак гнали! Кого послушались бы водители и охранники? Только Шатунова. Он догнал их на трассе, они свернули в лес…
– Развалится, я тебе обещаю, – повторила Ксения, с улыбкой растянув слова до бесконечности. – А камни посыплются на твою голову и головы тех, кто заказал Шатунова. Заказчику после этого все равно придется сухари сушить, кем бы он ни был.
– А чего ты за Шатунова жилы рвешь? Он тебе кто?
– Любовник, – желчно произнесла она и ушла.
Безупречная репутация Ксении не давала повода даже мысли допустить о любовнике, при этом примерное поведение возводилось в ранг крупного недостатка. Ведь человека с червоточиной легко держать в рамках, он будет послушным и управляемым как барашек в отаре овец. А от людей без червивости одна головная боль обеспечена. Кстати, голова у Ревина заболела реально, набирая номер на телефонном аппарате, он цедил:
– Хочу посмотреть на того, у кого встанет на гадюку. Любовник… Выдала желаемое за действительное. Алло, у меня проблема…
На следующем свидании Ксения сразу отметила, что выглядит Ленька более-менее сносно, и это действительно было так. Шатунов рассказал, как попал на завод и как его заполучил, она, записав показания, первым вызвала в прокуратуру Дубенича. И вот он вошел… О, подобные мужчины редкость. Конечно, имеется в виду импозантная внешность, безупречные манеры, сильно отличающиеся от ухваток люмпенов, живущих на окраинах в высотках. Он располагал. И убаюкивал бархатным голосом, обласкивал томным взглядом, но Ксения – орешек крепкий. Начала она допрос жестко, не делая скидок на личное обаяние:
– После смерти Жирнова вы советовали Шатунову уйти…
– Бежать советовал, – не дал закончить фразу Дубенич. – Бежать без оглядки. Я оказался прав. Думаете, те, кто знает Леху, верят в то, что ему шьют?
– Меня интересует, кто положил глаз на завод? – Видя, что «про глаз» он ничегошеньки не знает, Ксения решила воскресить его память, постукивая ноготком с телесным маникюром по исписанным листам: – Это ваши слова, сказанные в ресторане, вот протокол допроса Шатунова…
Она повернула к нему папку, но Дубенич отодвинул ее, не читая:
– Нет свидетелей, которые подтвердили б мои слова…
– Вы уверены? – усмехнулась Ксения.
Дубенич заерзал, стало очевидно, что он лихорадочно восстанавливал эпизод в ресторане, но столько времени прошло – это сделать практически невозможно.
– Да нет у вас свидетелей, – наконец неуверенно произнес он. – Если и есть, я буду стоять на том, что на меня клевещут.
– Значит, вы – приятель Шатунова, но помочь спасти его жизнь не хотите, – констатировала с сожалением Ксения.
– Хочу! – воскликнул он. – Но боюсь. Я передал ему слухи. Слухи!
– Скажите, а почему вы не взяли такой жирный кусок, а отдали его Шатунову?
– Не для протокола, ладно?
– Хм… – улыбнулась она и отложила авторучку, затем переплела тонкие пальцы и подалась корпусом к нему. – Ладно.
– Хотел, признаюсь, хотел взять и еще как! Но… я был уверен, знал: завод отнимут. И предупредил об этом Леху. Так какого черта я буду трудиться над чужим заводом? В те времена даже питейное производство удержать на плаву было сложно, несмотря на дефицит алкоголя, а Леха смог. И вот результат, как видите. Если б я осмелился тогда, сейчас был бы на его месте. Послушайте… В этой истории мне не хочется выглядеть ни сплетником, ни подонком, ни героем – я ни то, ни другое, ни третье. Извините.
М-да… В конце концов, нельзя винить человека за то, что он трус. Ну, не виноват он, это все гены неудачные, бракованные, немощные, значит, вина на тех, кто передал ему их.
Однако в арсенале Ксении имелся запас средств и запрещенных приемов. Через подругу она встретилась с журналистом, прославившимся скандальными статейками. О, пресса… тяжелая артиллерия была в те славные бандитские времена, била по цели насмерть. С подачи Ксении журналист выпустил материал, который напичкал лозунгами типа «молодая демократия в опасности», раздолбал следствие, намекнул всем: кто возьмет завод, тот и есть главный преступник. А в конце сообщил, что центральное телевидение уже летит за беспрецедентным репортажем на реактивном самолете чартерным рейсом.
Шатунов читал и зеленел, поглядывая на веселившуюся Ксению, которая, поигрывая носком туфли, кусала авторучку и щурила хитрющие глаза. Он кинул газету на стол и вместо благодарности отругал ее:
– Соображаешь, что делаешь? Чем ты думала? Пулю хочешь? Она не посмотрит, что ты женщина и работник прокуратуры. Она же дура!
Он не преувеличивал. Отстрел коммерсантов, банкиров, уголовных авторитетов, политических и общественных деятелей приобрел массовый характер – ну так: кругом бандито-пистолето-стрелянто, еще и бомбито взрывались. А Ксения продолжала его удивлять, оказавшись не из пугливых:
– Никто не знает, что я веду работу по спасению горького короля Шатунова. К журналисту ходила загримированной, меня даже муж не узнал бы.
– У тебя муж есть? – обалдел он.
– Есть, – небрежно отмахнулась она. – Я наняла частного детектива, чтобы провел расследование убийств в лесу. Второго наняла, чтоб выяснил, кто именно хотел войти на завод и почему не воспользовался таким распространенным явлением, как рейдерство. Ленька, у меня закончились деньги, говори, где их взять.
– В кочегарку сходи, Иваныч выдаст. Значит, ты замужем…
Какое же он испытал разочарование! Лучше б его расстреляли.
– Вы не боялись, что Иваныч смоется с вашим золотишком?
Марин сканировал пространство аэровокзала, но взгляд Шатунова – одновременно ироничный и сочувственный – поймал боковым зрением, слегка озадачился, дескать, что во мне не так? Усмехаясь, шеф согнулся, опираясь локтями о перила, по-отечески качнул головой и вздохнул:
– Жалко мне вас.
– Кого – нас? – начал заводиться Марин, забыв, кто перед ним. Но ведь фраза шефа прозвучала уничижительно, будто он и те, кого Шатун запихнул в слово «вас», недоделанные раздолбаи.
– Ты даже не понимаешь, что для Иваныча само предположение оскорбительно, – грустно вздыхал Шатунов. – Не повезло вам. Потому что Иванычи вымирают, на вас уже их не хватит, и вам некому будет довериться. Даже собственным детям вы не сможете доверять так, как мы доверяли друзьям. Нет у вас ориентиров… А на мою долю выпали Иваныч, Жирнов, Вовка, Ксения, которым можно доверить не только сундук с золотом, но и жизнь. Сейчас, как известно, жизнь мало чего стоит.
– Вы прямо философ, – фыркнул Марин.
– Нет, что ты, я гэпэтэушник. – Шатунов выпрямился и, держась за перила, тоже обвел взглядом зал внизу, после чего констатировал: – Итак, за нами никто не увязался, это меня радует. А Пашку мы спрятали правильно, тут я с тобой полностью согласен. Поехали домой?
Но командует парадом Марин, который неторопливо достал мобильник и, не выпуская из виду зал, нажимал на кнопки. Шатунову пришлось покорно стоять, слушая:
– Ром, сгоняй в туалет и побудь там подольше.
– А что можно в сортире делать долго? – недоумевал Роман.
– Например, у тебя диарея. Я тоже приду. А вы, Леонид Федорович, идите караулить вещи.
Марин спустился вниз, прошел к туалету, поглядывая по сторонам, зашел. Все в норме: кафель сияет белизной, Рома моет руки, кабинки пусты, в одной он закрылся и посмотрел на часы. Пожалуй, минут пять будет достаточно, а потом со спокойной совестью даст отбой – так он полагал. Но все, что случилось на второй минуте, сравнимо с убыстренной съемкой.
Кто-то вошел. Марин решил посмотреть, кто. Он взобрался на унитаз и выглянул – двое мужчин в кепках и с нелепыми шарфами на шеях замешкались у раковин. Там же и Роман мыл руки, между прочим, в шляпе и очках – парню было приказано не снимать их до особого распоряжения. Вдруг! Мужики заломили Роме руки назад, тот, лягаясь не хуже лошади, заорал нормальным мужским голосом, но никак не мальчишеским:
– Караул!.. Убива… Да пошел ты, гад!
Один из нападавших зажал ему рот ладонью, второй стащил шляпу вместе с очками и панически крикнул:
– Не он! Бросай!
Одновременно с криком Марин выскочил из кабинки, направив на потасовку пистолет, и тоже с воплем:
– Стоять! Руки!..
Бах! – в него выстрелил невысокий мужчина с красной рожей, но повезло! Повезло, что краснюк не целился, стрелял наугад, в сторону голоса.
– Ух ты, ё!.. – втянул голову в плечи Марин.
М-да, пуля, если б летела в него, попала бы до того, как он произнес первую букву. Секунды хватило, чтобы оба похитителя, – а то, что это они, не вызывало сомнений, – кинулись бежать. Высокому не повезло. Роман, к тому времени лежавший на полу, успел оклематься от удара и, оценив обстановку, с силой оттолкнулся руками о кафельный пол. Он проехался на пятой точке к выходу и перегородил преступникам выход. В результате высокий похититель споткнулся о его ноги да со всего маху плашмя хлопнулся на пол.
– Держи его, Рома! – Марин перепрыгнул обоих и помчался за краснюком.
Среди небольшого количества людей на улице Люка сразу заметила выбежавшего из здания аэровокзала Чику, он бежал к ней. Она открыла дверцу со стороны пассажира, чтоб сэкономить ему секунды, завела мотор, ногу занесла над педалью… и вытянула шею. Нет, Илья не появился! Вместо него бежал высокий молодчик. Ну, тут все понятно: раз оба бегут, значит, первый убегает, а второй догоняет.
Чика залетел в салон, захлопнул дверцу, гаркнув:
– Трогай!
– А Хок? – спросила Люка, глядя в лобовое стекло и не опуская ногу на педаль.
– Я сказал, трогай! Мы попали в ловушку…
– Нет. Будем ждать.
– Ты что, не видишь?! Вон того?.. У него ствол!..
– Без Хока – нет! – огрызнулась Люка. – Пешком топай…
Она осеклась, увидев перед носом лезвие ножа, которым не колбасу режут, впрочем, для колбасы он тоже сгодится. Люка приподняла одну бровь, скосила глаза на нож. Она не испугалась, отнюдь, выражение ее лица было преподлым, чем ошеломило Чику. Его глаза бегали туда-сюда, по лицу текли струи пота, а преследователь – он уже вот, рядом, поднимает ствол… Чика приложил лезвие к шее Люки и зарычал на манер раненого зверюги:
– Гони, сучка, а то я тебя чикну на хрен!
– А я успею выстрелить, – хладнокровно сказала она. – И ты сдохнешь раньше, чем я.
Ну конечно! Люка ткнула в его живот дулом пистолета. От игры ва-банк до полной победы Чика отказался, видно же сразу, что у девки не все дома, возьмет и пальнет. А ранение в живот – страшная штука, это больно и очень больно. К тому же смертельно, особенно если стреляют в упор. Чика упал на спинку, закрыл лысые очи и матерился, как зверь, однако беззвучно.
– Трогай… – взмолился он. – Перестреляет нас.
– Заглохни, – упрямо сказала Люка, стиснув зубы. – Не выстрелит. Он закона боится, ему за каждую пулю по десятке накинут. Открой заднюю дверцу!!!
Последнюю фразу она отчаянно прокричала, одновременно нажимая на педаль газа, потому что из аэровокзала выбежал Илья.
Когда срывается махина на колесах и несется на тебя, а ты всего в нескольких метрах от нее, то увернуться невозможно, если на долю секунды задуматься о том, что грозит смерть под колесами.
Марин не задумался и успел. Его все равно задело. Но какое счастье, когда, встретившись лицом с асфальтом, понимаешь, что все-таки остался живым, несмотря на боль в теле. Он перекатился на спину и, приподнявшись на локтях, увидел: джип едет на бешеной скорости вдоль аэровокзала, разгоняя прохожих, тормозит, визжа колесами…
Второй похититель нырнул в джип, как торпеда, – дверца была открыта. Эх, не успели ребята из охраны схватить его за ноги и вытащить, авто с болтающейся дверцей и торчащими ступнями унеслось. Марин целился по колесам и не выстрелил. Тоже не успел. А за рулем, кстати, сидела дама.