— Что это вы тут делаете?! — сердито закричал мальчик, пытаясь вырваться издержавших его рук. — Это тайна! Секрет! Вот отец узнает…
Гуэрино ухватил его за длинные волосы и оттянул голову назад, чтобы крикун перестал верещать.
— А где он, твой отец, Алессио? — спросил Торкья.
— Здесь! — Помолчал, потом добавил с каким-то странным выражением лица — лукавым, хитрым, словно у него появилась какая-то мысль, от которой щеки залило краской. — Где-то здесь. Вы не знаете где?
Браманте-младший явно был зол и обескуражен, не уверен в себе, расстроен тем, что потерялся в этих катакомбах. Но не испуган ничуть.
— А я знаю, что это такое. Это такая… игра.
После чего резким движением вынул руки из карманов. На пол упал какой-то предмет. Лудо нагнулся и поднял его — игрушечные очки. Ребенок ничего не возразил. Торкья посмотрел сквозь эти очки, увидел пещеру и людей в ней, все разбитое на множество изображений. В этом зрелище было нечто действующее на нервы. Патер сунул очки себе в карман.
— Да, это просто игра. Но очень важная игра.
Все молчали, даже Дино Абати. Перед ними внезапно открылась возможность избежать негативных последствий, она буквально висела в воздухе, и не увидеть ее мог только глупец.
Каждый отлично понимал, что случится, если Браманте обнаружит их здесь. Временное исключение. Отчисление. Позор. Конец учебе в Ла Сапьенца. Лудо, по-видимому, оставался единственным, кому на это было наплевать.
— Ну и что мы теперь станем делать? — спросил Дино.
Торкья поднял с пола один из больших фонарей и пошел к двери. Коридор слева вел куда-то вниз, глубже и глубже врезаясь в камень и уходя под землю. Дальше по ходу в обе стороны ответвлялись другие проходы. Впереди лежал целый лабиринт, нечто вроде паутины, сотканной из разнообразных возможностей, упрятанных в узкие проходы в туфе. И очень немногие из них были исследованы, вспомнил студент.
— Мы продолжаем нашу игру.
Торкья взял мальчика за руку и потащил вперед по коридору, навстречу полному мраку.
ГЛАВА 23
Фальконе велел Розе отыскать какого-нибудь водителя.
— Но я никого из них не знаю.
— Видите этого огромного офицера в мундире? Того, что, кажется, готов выскочить отсюда, так ему хочется курить.
— Это Таччоне. Думаю, это он.
— Именно Таччоне. Вы совершенно правы. А говорите, что не знаете водителей.
— Иной раз так случается, что я, оказывается, знаю больше, чем думала раньше.
— Сочувствую.
— Извините. Я вполне вас понимаю. Мне сказали, что вы едва не погибли.
— Про меня много чего говорят. Скажите Таччоне, чтобы подогнал сюда машину. Мы отправляемся с визитом.
— К кому?
— К человеку, с которым вы уже встречались. Да и я тоже — много лет назад. К Беатрис Браманте.
На лице Прабакаран появилось выражение озабоченности.
— Не беспокойтесь, — буркнул Фальконе. — Я постараюсь действовать мягко.
Бывшая жена профессора жила в одном из больших и густонаселенных кварталов на Мастро Джорджио, в пяти минутах езды. Эти дома уже стали частью истории района, их построили сто лет назад — возвели вокруг двориков в центре и соединили открытыми переходами; семь сотен маленьких квартирок размером со спичечную коробку, этаких городских ячеек, жители которых ютились в жуткой тесноте. В прежние времена, в бытность Тестаччо одним из беднейших кварталов Рима, эти квартирки были так переполнены, что некоторым из обитателей приходилось постоянно ночевать на полу подвесных переходов. Но с тех пор здесь кое-что изменилось, правда, не слишком. Впрочем, тел, закутанных в самодельные одеяла, больше видно не было. Некоторые квартирки теперь стали частной собственностью, и за них на грабительском рынке жилья запрашивали круглые и все время растущие цены. Но большая часть по-прежнему сдавалась в аренду, и там проживала весьма пестрая публика из местных, иммигрантов и студентов, тех, кто всегда ищет жилье подешевле.
Лео попытался припомнить, каким был дом Браманте на Авентино. Весьма солидная семейная вилла, хорошо обжитая, хоть и немного обветшавшая. Такая собственность даже в те времена должна была стоить целое состояние. Отличное местоположение, на холме, смотрит прямо на Большой цирк, сад значительных размеров, совершенно изолирована от мира — добрых пятьдесят метров до ближайших домов с обеих сторон.
Когда палец Фальконе завис над кнопкой звонка у двери в микроскопическую квартирку, он невольно подумал о том, как низко Беатрис Браманте опустилась по социальной лестнице. Дело об исчезновении Алессио — рассудок инспектора полиции отказывался пользоваться словом «смерть», не имея на то неопровержимых доказательств — было неотличимо от прочих дел, связанных с пропажей ребенка, с которыми ему приходилось сталкиваться. Круги по воде, последствия, дальнейшие трагедии становились заметны лишь с годами. У некоторых на это уходила вся оставшаяся жизнь. А иногда и целой жизни не хватало, чтобы детали истории, боль и мрак, выплыли на свет божий и рассыпались, превратившись в ничто.
Дверь отворилась. В первый момент инспектор даже не узнал ее. Хозяйка здорово постарела. Волосы Беатрис были такими же длинными, но теперь стали совершенно седыми. Вытертый до основы синий кардиган с длинными рукавами, которые она зажала в ладонях, туго обтягивал костлявое тело. Умное и привлекательное лицо, которое Лео помнил, теперь покрылось морщинами. Вместо трагического недоумения, которое Фальконе хорошо запомнил четырнадцать лет назад, на нем теперь застыло мрачное и горькое выражение.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, кто к ней пришел. И тогда в глазах Браманте возникло ни с чем не сравнимое выражение лютой ненависти.
— Что вам угодно? — резко спросила несчастная, скрипнув зубами. — Мне нечего вам сообщить, Фальконе. Совершенно нечего.
— Ваш муж…
— Мой бывший муж!
Лео кивнул:
— Ваш бывший муж вчера убил человека. Мы полагаем, что он и до этого убивал. Сегодня утром, кажется, пытался убить и меня.
Это не произвело на нее ни малейшего впечатления. Лед не треснул.
— Меня это совершенно не касается. Никаких…
Хозяйка замолкла и уставилась в пространство, не глядя на стоявших перед ней троих полицейских, — застывшая фигура, олицетворение ярости.
— Синьора, — вдруг вмешалась Прабакаран. — Извините меня. Это все моя вина. Мне не следовало нынче утром являться к вам одной. Это было ошибкой с моей стороны. Пожалуйста, повторите то, что вы рассказали мне утром. И мы сразу уйдем.
Беатрис не двинулась с места. Лео Фальконе заглянул в квартиру. Маленькая комнатка, битком набитая холстами.
— Вы по-прежнему рисуете? Да, следовало ожидать…
На холстах, насколько было видно, присутствовал один и тот же сюжет. Со всех картин смотрело юное лицо с синими глазами, оно словно бросало вызов всему, что было перед ним, спрашивало о чем-то, а о чем, оставалось только гадать.
— Мне необходимо найти Джорджио, прежде чем он успеет наделать новых глупостей. Кроме того, я хотел бы наконец закрыть дело Алессио. Раньше это сделать было невозможно. Вокруг него… — инспектор некоторое время подыскивал нужное слово, — …подняли слишком много шума. Что весьма печально и достойно сожаления. Но теперь я твердо намерен выяснить, что с мальчиком случилось, и покончить с этим раз и навсегда. С вашего разрешения…
Она что-то сказала, но Фальконе не расслышал. Впрочем, вероятно, это было всего лишь проклятие. После чего хозяйка распахнула дверь пошире, хотя и явно очень неохотно.
— Благодарю вас. — Фальконе поманил Прабакаран за собой.
ГЛАВА 24
Беатрис Браманте извинилась и ушла в ванную. Фальконе, Роза и Таччоне уселись на тесный жесткий диван около крошечного обеденного стола. Им была видна смежная спальня и темный открытый дворик за ней. Вся квартирка была меньше гостиной в доме Браманте на Авентино, ее Лео помнил отлично.
— Вы ничего не сказали про полотна, агент, — едва слышно бросил инспектор, стараясь скрыть явный упрек.
— Их тут не было, — ответила Роза, не в силах отвести взгляд от лица, что смотрело с картин с жалобным выражением. — Нет, не так. Я видела их, но они лежали в углу. Не были выставлены, как сейчас. Полагаю, я вызвала приступ воспоминаний.
Фальконе вздохнул. Его выводила из себя манера молодых вечно сразу же делать выводы. Потом вернулась Беатрис Браманте, и Лео с гораздо большим тактом, нежели можно было себе представить полтора десятка лет назад, провел ее через все подробности, которые она затронула утром в беседе с не в меру ревностной Прабакаран. Хозяйка без колебаний пересказала все, не проявив особых эмоций, но выказав точно такой же чисто деловой подход, какой усвоил сам Браманте после исчезновения Алессио. Фальконе напомнил себе, что тогда они являли собой очень преданную друг другу семейную пару.
— А чем вы теперь занимаетесь?
— Работаю на полставки в детском саду. Немного рисую. Просто для себя. Нигде не выставляюсь.
Руководитель группы бросил взгляд по сторонам.
— Извините, но не могу не спросить… Почему вы живете здесь? Почему не на Авентино?
— Адвокаты стоят дорого.
— Но ведь Джорджио признал себя виновным. И судебного расследования не было.
— Он сам так решил. Я пыталась убедить его, что нужно протестовать. И потратила большую часть своих денег на адвокатов, которые считали, что смогут его переубедить. А дом уже и так был заложен, на нем висела куча долгов. Кроме того, когда муж сидел в тюрьме, а сын пропал… — Ее темные глаза обвиняющее сверкнули из-под челки. — Этот дом уже не подходил мне, я ведь практически превратилась в старую деву.
Лео кивнул, соглашаясь.
— И вы развелись. Не против, если я спрошу, чья это была идея? Ваша или его?
— Я против. Но если это поможет побыстрее вас выставить, отвечу. Идея принадлежала Джорджио. Я навещала его в тюрьме раз в неделю, каждую пятницу. Ему это, кажется, было совершенно безразлично. И однажды, примерно через год, он сказал мне, что подал на развод.