Ответом ему было молчание.
– Согласно указу Верховного правителя Москва объявлена под усиленной охраной, – так же уверенно продолжил полковник. – Из этого вытекает, что ваше дело будет рассмотрено в особом порядке военным судом. Вы взяты под стражу при проведении тайного сборища, целью которого было планирование нападения на военный объект и террористического акта. Все ваши намерения нам известны. Повторяю вопрос: есть желающие признаться и облегчить свою незавидную участь?
Снова тишина. В тесноватом, кое-как освещенном зальчике пахло потом, ненавистью и страхом. «Идейные, видимо», – пришел к заключению Ушаков.
– Что ж, для смертного приговора каждому из вас имеющихся доказательств более чем достаточно, – резюмировал Зыков.
На прилавке перед ним были разложены изъятые у боевиков револьверы и пистолеты разных систем, четыре финских ножа и две ручные гранаты, а также паспорта и удостоверения личности. По приобретенному в Сибири опыту штабс-капитан знал, что казнили и за меньшее зло, даже если речь не шла об умысле против адмирала.
Зыков сделал пол-оборота влево, намереваясь, судя по всему, распорядиться о приводе понятых и начале официального обыска.
– Ваше высокоблагородие! – раздался голос старшего агента Ливенцева, показавшегося из-за двери, которая вела в некое подобие хозяйского кабинета.
Шеф поворотился в его сторону.
– Что у вас?
– Бумаги нашли, господин полковник, – отрапортовал Ливенцев.
– Какие бумаги?
– От члена Внутреннего бюро ЦК партии, – по памяти процитировал старший агент.
– Сволочь жандармская! – заорал вдруг, делая попытку развернуться, стоявший ближе к выходу боевик. – Фальшивки подкидываете?!
– Кому сказали стоять смирно? – агент рядом с ним, бывший начеку, двинул террористу под ребра.
– Что это вы так волнуетесь, почтенный? – Зыков шагнул к задержанному. – Назовите-ка лучше имя, фамилию. Оправдайтесь, если можете. Я – полковник Зыков Николай Петрович, начальник контрразведывательного отдела Военного министерства. С кем имею честь?
Если бы не сила и реакция агента, плевок точно достиг бы цели.
– Чтоб ты сдох, начальник! Всех вас надо было под корень! – успел выкрикнуть эсер прежде, чем получил новый удар, сильнее предыдущего.
– Прекратите, – распорядился полковник, отходя подальше. – У нас не ЧК.
Николаев, уже стоявший на пороге, вопросительно кашлянул.
– Оформляем?
– Да. Господин капитан, вас попрошу за мной, – и начальник контрразведки вместе с Ливенцевым прошел за прилавок и далее в кабинет.
Самая интересная бумага представляла собой лист машинописи. Адресатом ее значился председатель Исполнительного комитета партии «Союз защиты Родины и Свободы» Савинков Борис Викторович.
– Однако, – только и вымолвил полковник Зыков.
Документ, если судить по его внешнему виду, являлся черновиком письма за подписью члена Внутреннего бюро Партии социалистов-революционеров (обновленной) Р.Г. Лукашевича. Автор текста делился с адресатом краткой характеристикой текущего момента (ее похожим образом изложил на совещании сам Зыков, давая оценку боевикам-эсерам) и, что важнее всего, сообщал о своих переговорах с членами заграничного ЦК основной эсеровской партии. Из этих деятелей были упомянуты Чернов и Авксентьев.
По сведениям, содержавшимся в черновике письма, зарубежный ЦК положительно отнесся к инициативе Савинкова установить постоянную связь с ним через Внутреннее бюро. Также Савинкова Б.В. информировали, что ЦК ПСР в принципе не возражает против его вхождения в состав Временного революционного правительства после победы вооруженного восстания, но залогом такого решения станет совместная боевая работа.
– Вот вам и отдельная фракция. Одна шайка-лейка, – сказал шеф контрразведки.
Ушаков бережно взял лист за самый уголок, поднес к лицу.
– Отпечатки снять бы.
– Снимем, конечно. Картотека пока бедновата, – с сожалением отреагировал Зыков. – А у вас сомнения имеются?
– Слишком просто всё, господин полковник. Важнейшая улика – и хранится в какой-то жалкой каморке: приходи и бери. Пишущую машинку нашли, кстати?
– Никак нет, – ответил Ливенцев.
Зыков одобрительно кивнул штабс-капитану.
– Я вас понимаю, вы правильно подходите к делу. Профессионально, как учили. Теперь, пожалуйста, запомните мои слова. На этой войне профессионалов очень мало, почти нет. Бал правят дилетанты – причем, как с одной стороны, так и с другой. Побеждают те, кто допускают меньше ошибок.
Перед авторитетом главы контрразведки с его опытом жандармской службы Ушакову, пожалуй, было нечего возразить. Тем более что он сам менее чем за год вдоволь насмотрелся на просчеты и ошибки сторон. Действительно, откуда было взяться сильным конспираторам в рядах этой молодежи? Настоящие профессионалы иначе организовали бы охрану собрания и не позволили бы схватить себя так легко.
Письмо было найдено, по словам старшего агента, вместе с картой местности вокруг Военно-артиллерийского завода и планом самого предприятия. Все бумаги лежали в потайном отделении хозяйского письменного стола. Впрочем, потайными подобные отделения давным-давно оставались разве что в воображении торговцев мебелью, а для вскрытия замка вполне хватало обыкновенной отмычки.
После совершения необходимых по закону процедур задержанных вывели и погрузили в один из фургонов. Убитого и раненого поместили в другой фургон, под надзор трех агентов. Туда же уложили боевика, получившего удар в горло. Он по-прежнему был без сознания, и по команде Зыкова его тоже везли в тюремный госпиталь. Для сопровождения этой мини-колонны и перевозки своих оставшихся сотрудников прибыли еще четыре экипажа. Господам офицерам подали автомобиль.
Выезд из Марьиной Рощи носил следы триумфа. Шеф был доволен, и не скрывал этого. Радовало его и то, что военная контрразведка достигла успеха без малейшего участия Особого отдела государственной охраны. Коллегам из МВД оставалось кусать локти.
Глава седьмаяНепростая штучка
Связаться с Ольгой в четверг Ушаков, действительно, не смог. Сразу после операции в Марьиной Роще эсеровских боевиков, доставленных в министерство, принялись допрашивать. Для участия в этом был мобилизован весь наличный состав контрразведывательного отдела. Но, кроме уважительной причины, у штабс-капитана имелись и другие основания повременить со звонком.
Находка старшего агента Ливенцева поставила его перед сложным выбором. Выходило, что вождь «Союза защиты Родины и Свободы» вел двойную игру, с одной стороны, участвуя в выборах, а с другой – войдя в тайные сношения с вражеским подпольем и, более того, торгуясь за место в будущем эсеровском правительстве. Адмирал бы прав, не дав Савинкову портфель министра?
А самое главное для него, Ушакова, заключалось в том, что девушка, которая обаяла офицера с одного взгляда, работала в газете этого бывшего террориста и нынешнего изменника. О малейшей возможности ее участия в теневой деятельности Бориса Викторовича даже думать не хотелось.
Следуя букве служебного долга, он был обязан доложить начальству о своей встрече с Вяземцевой. Внутренний голос, наоборот, подсказывал ему, что не нужно торопиться с таким шагом. Ольга моментально была бы втянута в оперативные комбинации полковника Зыкова, и вряд ли ее отношения с Ушаковым получили бы какое-то продолжение…
«Судьбу свою повстречаешь», – вспомнил он слова старухи на вокзале. Отогнать прочь подобные размышления никак не удавалось даже в присутствии эсера из числа арестованных террористов, следователя и писаря из унтер-офицеров. Уже третий час длился допрос, пока не давший результата.
– Что вы имеете сказать по поводу обнаруженных у вас планов Военно-артиллерийского завода? – монотонно бубнил следователь, манерой держаться больше напоминавший не борца со шпионами и подпольщиками, а счетовода.
– Я повторяю: ничего о них не знал, – тоже монотонно, облизывая пересохшие губы, отвечал боевик.
– Кто передал вам эти планы? С какой целью? – гнул свою линию следователь.
Арестованному было лет двадцать. Могучим телосложением он не отличался, но, как прикинул Ушаков, вполне мог оказаться неплохим бегуном на короткую дистанцию. Насколько хорошо террорист владеет изъятым у него «Бульдогом» калибра 7,65 миллиметра, проверить, к счастью, не довелось.
– Назовите свою настоящую фамилию, имя, отчество, – «счетовод» завел шарманку с самого начала.
Арестант, с которого так и не сняли наручники, с брезгливой миной отвернулся.
В кабинет без стука заглянул Николаев.
– Капитан, выйдите ко мне.
Уже в коридоре, плотно закрыв за Ушаковым дверь, он сказал:
– Хватит ломать комедию. Не хочет говорить, и не надо. Всё равно не жилец на этом свете.
– Что-то произошло?
Подполковник довольно потер ладони.
– Двое запели, как соловьи. Каются, что их втянули. Сами, дескать, не предполагали никакого террора, хотели только агитировать народ против диктатуры Колчака.
– А что-нибудь ценное сообщили?
– О да! В нашей сети – крупная рыба: тот самый господин Лукашевич из Внутреннего бюро. Оба указали на него, и приметы сходятся. Их допрашивали раздельно, так что ошибки быть не может.
– Мы знали его приметы? – спросил Ушаков.
– Наш агент кое-что передал заранее, – подтвердил Николаев. – Он же и надоумил их насчет завода. Клюнули!
– Провокация?
– Важный элемент сыска, без нее никуда, – помощник шефа контрразведки ободряюще хлопнул Ушакова по плечу. – Помните того молодца, который плевался в магазине? Это и есть Лукашевич. Николай Петрович побеседует с ним тет-а-тет, прямо сейчас.
– Заговорит ли?
– Не сегодня, так потом расколется. Если верить очевидцам, у атамана Семёнова24 он уже всё выложил бы, но… адмирал запрещает нам физические меры воздействия. Воля Верховного правителя – закон. Хотя кое-кого из наших клиентов я прижал бы, они этого заслуживают, – подытожил Николаев.