Предводитель «Русского национального блока» Василий Шульгин готовился выступить послезавтра с демаршем. Как докладывал агент из его окружения, экспансивный издатель газет «Россия» и «Киевлянин» страстно желал снять с себя грех февраля 1917 года, который никак не могли простить ему истинные монархисты. Один из делегатов, принявших отречение Николая Второго на станции Дно, он собирался предложить участникам Всероссийского политического совещания проголосовать за специальную резолюцию.
– Примерное содержание резолюции таково: от имени всего совещания рекомендовать будущим членам Учредительного собрания утвердить монархическую форму правления – как единственную, вполне соответствующую тысячелетним традициям, – сказал генерал Бабушкин, поглядывая в свои записи.
Верховный правитель принял начальника Особого отдела госохраны поздно, в десять вечера. Наверное, аудиенцию можно было перенести на пятницу, но завтра у адмирала хватало других дел. К тому же, он сам приказал безотлагательно сообщать ему обо всех изменениях обстановки.
– Много желающих поддержать Шульгина?
– Василий Витальевич весьма активен. Ищет сторонников среди прибывших участников – особенно из юго-западных и южных губерний, а также с территории казачьих войск. К нему подключились ближайшие сподвижники. Полагаю, как минимум треть совещания может проголосовать «за», – осторожно высказался Бабушкин.
– Треть? Ну, пускай. Чего нам опасаться? – задал вопрос Колчак.
– Как минимум треть, ваше высокопревосходительство, и при условии, что не случится ничего чрезвычайного, – уточнил Бабушкин.
– Что вы имеете в виду под чрезвычайным событием?
– К примеру, покушение на вас или премьер-министра.
– Вы же принимаете меры для того, чтобы этого не произошло?
Адмирал, как с капитанского мостика, пристально смотрел на Бабушкина, одной рукой крепко сжав спинку кресла. «Сказать об эсерах? О намечавшемся взрыве в Большом? Василий Александрович, быть может, сами расскажете?»
Генерал-майор опять заглянул в записную книжку.
– Готов подробно доложить вам об организации охраны Всероссийского совещания, ваше высокопревосходительство.
– Давайте перенесем это на завтра. Вы свободны, Василий Александрович, – медленно проговорил адмирал.
Бабушкин был уже у двери в приемную, когда Колчак сказал ему вслед:
– Правые, левые – все теперь мечтают избавиться от меня. Все полагают, что на этот раз точно справятся с Россией. Кого Шульгин хочет в цари?
– Среди активных монархистов серьезно обсуждается всего одна кандидатура: великого князя Николая Николаевича, – ответил генерал.
– Я читал его интервью французской газете «Тан». Великий князь уверял, что не жаждет власти и не хочет вмешиваться в политическую борьбу, происходящую в России. Однако если народ позовет или патриарх всея Руси молвит слово, он может вернуться из своего убежища в Генуе, – Верховный правитель усмехнулся краем рта. – Вы-то как считаете, народ – это депутаты Учредительного собрания или за него сойдет и наше Всероссийское совещание?
Настало время для Бабушкина выжидающе поглядеть на Колчака.
– До завтра, Василий Александрович, – добавил тот и этим ограничился.
В приемной своей очереди ждали военный министр Дитерихс и шеф его контрразведки Зыков. Им адмирал тоже велел держать его в курсе предпринимаемых действий. Вечер явно не спешил заканчиваться.
Утро пятницы началось для Ольги Вяземцевой с мыслей, похожих на те, которые лезли в голову штабс-капитану Ушакову. Решительный офицер произвел на нее впечатление сразу, во время инцидента около подъезда партийной штаб-квартиры. На полях и дорогах гражданской войны ей, вообще, встречалось немало решительных мужчин, но этот редким образом сочетал в себе силу, образованность и чувство такта. Умел он и пошутить, и вовремя помолчать. Ольга также с удовольствием узнала, что Сергей – выпускник Московского университета, доучиться в котором ей, к сожалению, не удалось.
В 1914 году, когда Ушаков получал диплом, она сдавала вступительные экзамены. Он воевал, она сидела на лекциях, потом ходила на собрания и митинги. Февральская революция ее окрылила, как и большинство студентов. Ольга вступила в партию эсеров. Большевистский переворот восприняла как узурпацию власти кучкой радикалов – но эта кучка оказалось на удивление цепкой и готовой на всё ради своей утопии. Эсеровская партия раскололась: часть пошла за Лениным и Троцким, часть поднялась на борьбу с ними. Ольга помогала прятать и переправлять на Дон юнкеров, а потом ее приняли в подпольный «Союз защиты Родины и Свободы», созданный Савинковым. Социалисты-революционеры утратили героический ореол в ее глазах, когда начали искать пути к примирению с большевиками, продолжая рассуждать о защите демократии.
Она научилась правилам конспирации, освоила разные виды оружия – от револьвера системы «Наган» до пулеметов Максима и Льюиса. Могла менять внешность и скакать на коне. Служба в ОСВАГе способствовала раскрытию в ней и других неожиданных способностей. Понятно, что личная жизнь в таких условиях имела характер почти символический. Ей вполне серьезно представлялось, что после всего пережитого и увиденного вряд ли кто-то сможет завладеть ее сердцем. Зарево родного города, гибнущего под динамитными авиабомбами и снарядами, то и дело стояло у нее перед глазами. Есть ли на Земле что-то настоящее и светлое, выше и сильнее того зла, которое погубило прежнюю жизнь? Вопрос всех вопросов оставался для нее открытым…
Как и в предыдущие дни, Борис Викторович приехал в дом на углу Камергерского переулка и Большой Дмитровки рано, в начале девятого. На ходу поздоровался с помощниками и секретарями (лишних эмоций он не любил), скрылся в отдельном кабинете. Попросил подать чай с лимоном. Далее к нему ненадолго зашла Любовь Ефимовна Дикгоф25. Потом объявили, что в девять с четвертью состоится собрание с участием сотрудников редакции. Номер газеты «За свободу!», посвященный Всероссийскому совещанию, уже разлетелся по Москве и другим городам. Предстояло обсудить дальнейшие планы.
На часах было девять, когда на лестнице, ведущей из вестибюля, показалось несколько офицеров в армейской форме. Их сопровождали четверо или пятеро людей в штатском. Двое охранников из числа ветеранов «Союза» были оттеснены и обезоружены. Одновременно с этим дом окружили солдаты, которые высыпали из подкативших фургонов.
– Военная контрразведка! Всем стоять! – крикнул один из вошедших.
Через полминуты офицеры уже заходили в приемную председателя исполкома. Впереди шагал, как на параде, бравый полковник в расстегнутой шинели, с седеющей бородкой и усами на волевом лице. За ним не без труда поспевал человек в пальто и шляпе-котелке, державший в руке клеенчатый портфель.
Для того чтобы разобраться в происходящем, Ольге хватило гораздо меньше тридцати секунд. Но поверить в реальность стремительно развернувшихся событий всё равно было тяжело. Ей, личному секретарю и двум помощницам Савинкова неизбежно отводилась роль статистов.
Агент, забежавший вперед процессии, без спроса распахнул дверь кабинета. О том, что далее происходило внутри, можно было лишь догадываться.
– Здравствуйте, Борис Викторович, – сказал полковник повелительным тоном.
Савинков стоял перед окном и смотрел на солдат, окруживших дом.
– С кем имею честь? – спросил он.
В голосе несостоявшегося министра не было ни тени робости.
– Полковник Зыков, начальник контрразведывательного отдела Военного министерства.
– Шпионов ловите, полковник? А местом не ошиблись?
Зыков превосходно знал биографию главного террориста первой русской революции и всё-таки невольно восхитился его выдержке.
– У нас есть ордер на ваш арест, выданный прокурором Москвы. Со мной следователь прокуратуры Андрианов. Прошу подчиниться и следовать за нами.
– Что за чушь? В чем меня обвиняют?
Следователь в котелке полез в портфель.
– В государственной измене, – не дожидаясь его, ответил шеф контрразведки.
Стоявшие полукругом агенты и офицеры чуть подались к окну.
– Стрелять не стану, не волнуйтесь, – Савинков был сама уверенность. – Подайте сюда ордер.
Мощный лоб, давящий взгляд, властные манеры. Не зря еще в семнадцатом году пресса величала его кандидатом в Бонапарты. Бегло осмотрев официальную бумагу, Савинков пожал плечами.
– Что ж, позвольте хотя бы одеться.
Контрразведчики сделали полшага назад.
– Разумеется, – не стал возражать Зыков.
– То, что вы творите, однозначно провокация. Без адвоката я не буду давать показания, – беря пальто с вешалки, добавил лидер «Союза защиты Родины и Свободы».
– Имеете право, – согласился полковник.
– Верховный правитель не мог одобрить такой произвол, – повысил голос Савинков, уже выходя в приемную в сопровождении агентов. – Я сумею оправдаться перед ним!
Следователь прокуратуры, не сказавший за всё время ни слова, семенил позади.
В кабинете остались другие сотрудники для проведения обыска. Ольга в платье, даже не надев шапку, выскочила за процессией на улицу, на мороз. Возле оцепления, рядом с фургоном для перевозки арестованных, в серой английской шинели с погонами штабс-капитана пехоты, перетянутой ремнями, с кобурой на боку, стоял Сергей Ушаков.
Контрразведывательный отдел праздновал победу. Нет, конечно, в служебное время не могло быть и речи о распитии чего-либо спиртного. Празднование заключалось во всеобщем подъеме духа, радостных репликах и шутках-прибаутках. Время от времени в юмористическом ключе упоминались конкуренты из Особого отдела, прозевавшие эсеровский заговор прямо под собственным носом.
Арестованные боевики пока отрицали приготовления к теракту в Большом театре. По словам тех из них, кого удалось разговорить следствию, Всероссийское совещание считалось слишком сложной мишенью, к которой не было доступа. Добыть взрывчатку с завода якобы хотели впрок, для будущих нападений на командующего Московским округом Май-Маевского и других «палачей революции», имена которых назовет Внутреннее бюро ЦК.