«Бывало всякое, бывало всякое», – про себя повторял контрразведчик. Да, иногда, если красные удирали очень внезапно и быстро, и паника охватывала их командиров сверху донизу, заложников не успевали казнить. Но в Самару в октябре восемнадцатого большевики явились надолго, и «чрезвычайка» оставила там поистине кровавый след. Так что в действительности шанса почти не было.
«Олег же хотел вступить в армию. Почему не вступил? Не взяли из-за возраста? Хотел помочь маме и папе?» Задавать себе вопросы можно было бесконечно, и так же бесконечно ждать ответы на них.
Ушаков оттолкнулся от фонарного столба, о который опирался плечом, и двинулся в сторону арки. Дорогу до квартиры Ольги он запомнил в прошлый раз без труда. На площадке точно так же слабовато горела лампочка, виднелись грязные отпечатки ботинок. Кнопка звонка была сломана, и штабс-капитан постучал.
– Кто там?
От голоса Ольги он невольно вздрогнул.
– Я.
Повисла тишина, и Ушаков ощутил страх от того, что это навсегда.
– Что вам еще нужно?
– Можно открыть дверь?
Его вопрос снова чуть не остался без ответа.
– Зачем? – отрывисто спросила Ольга.
– Я хочу всё объяснить.
– Вы уверены, что сможете?
– Да.
Лязгнул замок, дверь приоткрылась ровно на длину цепочки. Ольга молча смотрела на него через образовавшуюся щель.
– Объясняйте.
– Я не играл ни в какие игры и не следил за вами. Та встреча, когда вас хотел ударить этот сумасшедший, была чистой случайностью, – тихо, чтобы ничего не услышали любопытные соседи, заговорил он.
– А что вы делали сегодня утром возле редакции? Это тоже была случайность?
– Нет, моя обязанность. Я офицер контрразведывательного отдела.
– Служащий министерства, – задумчиво сказала она.
– Ольга, вы должны знать, я не имею права рассказывать о своей службе…
Ушаков запнулся.
– Первым встречным? Договаривайте уж.
– Вы сами всё понимаете, – завершил он свой спич.
На площадке и в квартире вновь установилась тишина.
– Неужели верите, что Савинков решил продаться Чернову с Керенским?
– Тут такая каша заварилась, что я уже никому не верю, – сознался контрразведчик.
– Так зачем вы здесь? – повторила Ольга свой первоначальный вопрос.
– Сегодня мне сообщили, что я вряд ли когда-нибудь увижу своего брата, – решившись, еще тише сказал Ушаков. – Я не хочу к тому же и вас потерять.
В квартире Ольги громко и требовательно зазвонил телефон.
– Простите, я сейчас, – она пропала из дверной щели.
Общаясь с невидимым собеседником, Ольга, видимо, прикрывала трубку ладонью, так что Ушаков не разобрал ни единого слова. Она вернулась минуты через две.
– Что вы мне скажете?
Ольга помолчала немного, потом тяжко вздохнула.
– Давайте продолжим позже.
– Когда?
– Не знаю. Точно не сегодня.
– Я позвоню вам завтра. Нет, послезавтра, – пообещал он.
В ее взгляде из-за дверной цепочки читались и усталость, и горечь, и всё-таки, как мог понять Ушаков, что-то большее, чем тягостные переживания этого затянувшегося дня. Или он всё нафантазировал?..
– Лучше послезавтра, – откликнулась она. – Теперь не стойте, идите.
Он остановился под тем же фонарем напротив дома. Спешить ему было некуда, разве что к поручику Муравьёву. Но тот также задерживался на службе допоздна, мечтая попасть в штат контрразведывательного отдела. «Славный малый, только эти усики его портят», – отчего-то подумалось Ушакову.
«А еще я не спросил Бабушкина про тайную монархическую организацию», – пришла к нему в голову запоздалая мысль. Наверное, генерал и здесь что-то знал. Газета «Речь» намекала на возможность некоего демарша завтра на Всероссийском совещании. Потребуют от Колчака определиться?..
Фигурку Ольги в освещенном проеме арки он узнал сразу. Ступив на тротуар, она на пару секунд остановилась, бегло осмотрелась и зашагала прямо через бульвар. Темнота под фонарями выручила штабс-капитана: девушка прошла метрах в семи-восьми от него.
«Вызвали на работу? В девятом часу? В таком случае повернула бы направо, к Большой Дмитровке. Или вообще выбралась бы через двор и Козицкий переулок», – профессионально соображал он. Между тем, Вяземцева, перейдя проезжую часть, взяла курс на Пушкинский сквер.
«Непростая штучка». Так говорил Бабушкин, этот заслуженный мастер сыска. Надо бы проверить. Контрразведчик начал осторожно продвигаться по своей стороне Страстного. Он почти достиг поворота к скверу, каждый раз прячась за фонарные столбы, когда Ольга, в свою очередь, сделала поворот вправо. Сквер остался по левую руку от нее.
Воспользовавшись этим обстоятельством, Ушаков быстро перебежал через дорогу. Его объект наблюдения удалялся по Малой Дмитровке. Сближаться было нельзя: редкие прохожие не могли послужить достаточным прикрытием. То и дело прижимаясь к стенам домов, офицер, тем не менее, продолжил преследование.
Но такой их совместный путь оказался недолгим. Мимо прогрохотал трамвай, Ушаков в очередной раз замер у какой-то подворотни, а когда сделал шаг вперед, увидел, что Ольга стоит рядом с оградой храма Рождества – и не одна. Там ее ожидал мужчина.
Служба в храме, пережившем атеистическую власть, уже окончилась. В здании было освещено всего два окошка, и к тому же мужчина нарочно расположился так, чтобы никто не разглядел его внешность со стороны улицы. Штабс-капитан сумел разве что прикинуть его рост – неизвестный был ему чуть выше плеча.
Оба наперебой говорили о чем-то. Однажды собеседник сделал жест обеими руками, возможно, для пущей убедительности. Ушаков, сдернув с головы папаху (в ней очень уж характерным получался силуэт), ровным шагом форсировал Малую Дмитровку и спрятался у намеченного им заранее крыльца. Кажется, на него не обратили внимания.
Разговор продлился двенадцать минут: штабс-капитан засек это по своим карманным часам. Ольга развернулась, изучила местность и лишь потом заспешила обратно тем же путем. Мужчина провожал ее взглядом до самого бульвара, а затем лег на противоположный курс. «Кто же вы, Ольга Дмитриевна?» – спросил себя Ушаков, решив докопаться до истины. Для этого он выбрал в качестве следующего объекта мужчину.
Тот, даже не оглядываясь на ходу, брел прямо и прямо. Контрразведчик, однако, был начеку и также сохранял приличную дистанцию. Это его подвело.
При пересечении Малой Дмитровки с Успенским переулком на противоположной от Ушакова правой стороне одиноко стоял извозчик. Проходя мимо, неизвестный вдруг покрыл расстояние до него одним прыжком и заскочил в экипаж. Возница явно ожидал этого и тотчас хлестнул лошадь по спине. Та заржала и взвилась, сани помчались к Садовому кольцу, как на крыльях.
Не имея в своем распоряжении ни транспорта, ни помощников, Ушаков только и смог в бессильной ярости пнуть фонарный столб.
Глава девятаяЗасадный полк
Суббота выдалась пасмурной. Мороз неожиданно спал, и серые снеговые облака низко нависли над Москвой. Почти весь личный состав отдела заранее отправился в Большой театр, чтобы занять позиции согласно боевому расписанию. Но штабс-капитана Ушакова это не никак не коснулось.
– Остаетесь в резерве, – объявил ему подполковник Николаев, едва он прибыл из дома в министерство.
На армейской службе Ушаков отвык задавать вопрос «Почему?» Однако что-то всё-таки отобразилось на его лице, поскольку помощник начальника отдела счел своим долгом дать пояснения.
– Николай Петрович приказал поберечь вас после вчерашнего известия. Только никому об этом, пожалуйста, не говорите. А, самое главное, меня шефу не выдайте.
– Господин полковник, извините меня, но я в контрразведку пришел с фронта, а не из института благородных девиц, – начал закипать штабс-капитан.
Николаев пресек это выступление на корню.
– Господин капитан, извольте слушать старших! Мы тут не в игрушки играем. Ваши посторонние мысли могут в самый ответственный момент помешать вам нажать на спуск или увидеть то, что имеет решающее значение. Раз полковник Зыков решил – быть по сему, и точка.
Заметив, что Ушаков искренне расстроен, он смягчил тон.
– Хватит на ваш век операций. Карьера в контрразведке для вас только начинается, уж поверьте матерому волку. Да и вряд ли сегодня последует чья-то вылазка. Эсерам мы такой урок преподали, от которого они нескоро опомнятся.
– А если это будут не эсеры?
– А кто? Заговорщики-монархисты?
Подполковник рассмеялся от души.
– Большевики, например, – серьезно сказал штабс-капитан.
– Они сейчас деморализованы. Наша агентура ничего ценного по их линии не сообщает, вы же сами в курсе, – ответил Николаев. – Ладно, некогда дискуссии вести. Не расслабляйтесь тут! Резерв – это как засадный полк.
Наверное, можно было ударить челом Зыкову, попросить его пересмотреть принятое решение, но шеф контрразведки уехал в театр в числе первых. По словам других сотрудников, он во всеуслышание заявил: «Номер, как со Столыпиным27, у них не пройдет!»
Примерно с половины десятого в отделе стало непривычно тихо. Из нависших туч на улице крупными хлопьями посыпался снег. Ушаков поднялся из-за стола и долго глядел в окно на то, как солдаты из роты охраны широкими деревянными лопатами сноровисто чистят двор. У стальной решетчатой ограды постепенно выросли целые рукотворные сугробы.
Чувство тревоги упорно не покидало штабс-капитана. «Возможно, стоило сообщить о вчерашней операции в Староконюшенном… Кому? Николаеву? Зыкову? А полагается ли мне знать об этом? Эти двое с биноклем – кто именно их послал?» Ушаков прекрасно понимал, что его доверительное общение с генерал-майором Бабушкиным будет плохо воспринято прямым начальством. Не доложил вовремя – значит, уже под подозрением.
Волей-неволей оставалось помалкивать. Время до начала Всероссийского совещания ползло, как черепаха.
– Не положено без пропуска, – повторил часовой у караульной будки.