В роли пассажиров в машине с откинутым верхом были только он и юный поручик Муравьёв. Дежурный по отделу майор Еловский отпустил их под личную ответственность, а поднять в ружье весь резерв категорически отказался ввиду отсутствия приказа.
Поручик Бояринцев третьей роты 1-го офицерского генерала Маркова полка во главе патруля из четырех человек был поставлен наблюдать за выездом с Большой Никитской улицы на Моховую. Движение транспорта и пешеходов по местам проезда адмирала и его конвоя не перекрывали, дабы не вызвать сумятицу. Поэтому задачей патрульных было глядеть в оба, а в случае необходимости открывать огонь на поражение и колоть штыком.
К придворно-охранным церемониям марковцы были не особо приучены. То ли дело бой в поле с настоящим противником! Но, как и ко всякой задаче, поставленной командованием, Бояринцев и к этому делу отнесся предельно серьезно. Только довести его до конца поручику не довелось.
В самом начале первого от Бульварного кольца подкатил черный легковой «Рено», и с ним крытый брезентом грузовик. Небрежно распахнув дверцу, из авто вылез подполковник со знаками отличия Корниловской дивизии. Подкрученные усики офицера были еще чернее, чем его средство передвижения. Голенища сапог сияли.
– Князь Гогричиани, – представился он, легким движением козыряя в ответ на уставное приветствие Бояринцева.
Оказывается, по тревоге были подняты дополнительные силы. Возможно покушение на Верховного правителя. Мобильной группе подполковника предписано блокировать выезд на Моховую улицу и не допускать на нее ни конные экипажи, ни автомобили. Исключение только для трамвая.
У князя имелось удостоверение, подписанное самим военным министром Дитерихсом, и подлинность документа сомнений не вызывала. Поэтому поручик подал команду патрулю переместиться на противоположную часть Моховой, ближе к Манежу. Так на правах старшего по званию распорядился Гогричиани.
Кравченко управлял своим «Паккардом» ничуть не хуже, чем лошадьми. Несколько раз Ушакову казалось, что они опрокинутся на поворотах, но нет – машина мчалась дальше, хотя порой угрожающе скрипела железными внутренностями.
– Что из оружия есть? – под свист ветра крикнул штабс-капитан.
– «Маузер», две гранаты, – отозвался запасливый ефрейтор.
Он подготовился, пожалуй, лучше всех.
– Будь готов бросать без команды!
У Романова переулка они чуть не сбили хорошо одетого мужчину в шляпе, который перебегал улицу. Впрочем, Ушакова это озаботило крайне мало. Впереди уже просматривался выезд на Моховую. Штабс-капитан мгновенно оценил обстановку.
Его особое внимание привлек крытый грузовик, повернутый кузовом к проезжей части. Поперек Большой Никитской цепочкой выстроились шестеро солдат с винтовками, тоже лицом к Моховой. Слева, под прямым углом к ним, припарковался черный легковой «Рено».
– Если что, бей по грузовику. Тормози!
«Чёрт, как много их. Если это они, конечно». Далее штабс-капитан уже не размышлял, а действовал.
Кравченко мягко сбавил ход и остановил машину метрах в девятнадцати-двадцати от оцепления, подав носом влево, прямо на трамвайные рельсы. Ушаков соскочил с подножки.
Всё шло гладко, как по маслу. Этот болван поручик из патруля ничего не заподозрил и без лишних слов уступил место «мобильной группе». Бумажка, заверенная самим министром, конечно, сыграла свою роль. Но, кроме того, и Камо был в этом свято уверен, им помогла его фирменная дерзость, испытанная далеко не однажды. Кроме того, он всегда полагался на чутье, ни разу не подводившее. Вчера в Староконюшенном переулке Камо нутром уловил опасность и дал команду уходить. Группа просочилась в прямом смысле под землей, а затем разделилась, чтобы опять собраться сегодня.
Дерзким и простым был и составленный им план: вклиниться в армейское оцепление и, когда адмиральский «Роллс-Ройс» поравняется с Большой Никитской, изрешетить его огнем из пулемета, установленного в кузове грузовика. Минимальное расстояние до цели гарантирует результат. Конвойных и машину с агентами охраны возьмут на себя другие стрелки, которые, как он убедился, владеют винтовками, что твои сибирские охотники. Помимо винтовок, у его боевиков имелись ручные гранаты.
Риск, естественно, был. Как без него? Могут подоспеть солдаты, завязать бой. Не все в такой ситуации уцелеют. В то же время каждый из тех, кто поступил в распоряжение Камо, был готов без колебаний идти на смерть. Иных сотрудников товарищ Петерс в особом отряде ВЧК не держал.
Что касается Симона Аршаковича, то он умирать не собирался. Делу революции такие кадры нужны живыми. Поэтому рядом с выездом на Тверской бульвар его (и тех, кто, может быть, уцелеет) ожидали два конных экипажа. Каждый из них был запряжен парой отменных коней, способных доставить пассажиров (или пассажира) в безопасное убежище.
Голова адмиральского конвоя уже показалась на Моховой, возле дальнего от них крыла Московского университета, когда немного выше места засады на Большой Никитской вдруг нарисовался быстро едущий автомобиль. «Князь Гогричиани», стоявший у дверцы «Рено», обернулся на звук его мотора и увидел в кузове «Паккарда», управляемого солдатом, двух офицеров. На группу захвата это вряд ли походило – скорее, на штабное авто.
Конвой следовало подпустить ближе, так как сейчас на линии огня были конные казаки. Выстрелы в неожиданных гостей вспугнут охрану Колчака и, возможно, заставят остановиться. Тогда план развалится. Занять этого штабс-капитана пустой болтовней всего на полминуты, а там шлепнуть вместе с поручиком, и солдата в придачу, решил Камо. В карманах его шинели были два заряженных пистолета, и стрелял он с обеих рук одинаково метко.
«Подполковник» шагнул навстречу штабс-капитану.
Дистанция между ними сократилась от силы метров на пять, когда Ушаков отчетливо рассмотрел большие темные глаза щеголеватого подполковника, прочтя в них не только тень грусти. «Один из опытнейших боевиков, которыми когда-либо располагали большевики», – словно услышал он голос генерала Бабушкина, показывающего ему маленькую фотокарточку из следственного дела.
Правая рука штабс-капитана сама нырнула в боковой карман шинели. В следующий миг по глазам Камо он понял, что тот тоже всё понял и пытается успеть первым.
«Беретта» от Ольги выплюнула свой заряд, когда террорист только поднимал руку с пистолетом. Пуля ударила его в левую сторону груди. Неудавшийся убийца Колчака упал на спину.
– Ложись! – нечеловеческим голосом заорал Кравченко, и Ушаков бросился на снег.
Пролетевшая над ним граната с грохотом взорвалась под колесами грузовика. Цепочка лже-корниловцев рассыпалась. Кто-то повалился, роняя винтовку, кто-то стал палить вдоль по Моховой. В кузове ожил пулемет, но успел дать лишь одну короткую очередь. Прикрывшись «Паккардом», Кравченко метнул вторую гранату, которая упала на брезентовый верх. Ее взрыв покончил с пулеметным расчетом.
Ушаков стремительно перекатился влево, привстал после взрыва и с колена всадил другую пулю в одного из боевиков, стрелявших в его сторону. Сзади что-то крикнул поручик Муравьёв, и тут штабс-капитан ощутил тупой удар в правое бедро.
Утратив подвижность, он понял, что следующая пуля будет смертельной для него. Ловя на мушку своего врага, Ушаков желал только одного – успеть еще раз. Но вместо него успел могучий уральский казак из конвоя. Вздыбив коня, как Георгий Победоносец, он всадил пику в переодетого чекиста.
Глава десятаяПоложительная эмоция
Трещина в штукатурке на потолке была похожа своими очертаниями на реку Нил из географического атласа. Ушаков смотрел на нее и лениво думал о том, что поехать в Африку было бы здорово. Морякам в этом смысле везло больше: они время от времени отправляются в дальние походы, а вот, служа в армии, едва ли увидишь экзотические страны. Имелась в виду, конечно, русская, а не британская или французская армия.
Зато ему повезло с отдельной палатой. Лежать в таких роскошных условиях офицеру довелось впервые. Вчера он потерял сознание не сразу и успел во всех подробностях увидеть конец террористов. Налетевшие казаки смели остатки боевой группы за считанные секунды. Агентам государственной охраны достались в основном трупы.
– Господа, скорее санитаров!
Это был голос поручика Муравьёва. Рукав его серой шинели потемнел явно не от талого снега, но он имел в виду не себя, а Ушакова.
Потом над ним наклонился Кравченко с индивидуальным пакетом. За ним – полковник Рудов из Особого отдела.
– Камо… Подполковник – Камо, – прошептал Ушаков немеющим языком.
Дальше он очнулся уже в госпитале. Врач, который навестил его сегодня, в воскресенье, после операции и долгого сна, сказал, что пулю из бедра извлекли. Было потеряно много крови, и теперь раненому необходим покой.
– Инвалидом не стану? – спросил штабс-капитан.
– Не станете, если будете выполнять мои предписания, – строго ответил врач. – Покой и еще раз покой, молодой человек. Хотя положительные эмоции не повредят.
На просьбу хотя бы послать за газетами он реагировал сердито.
– Прошу повременить день-другой. Лишних движений сейчас тоже не надо.
Поэтому Ушакову оставалось смотреть на воображаемый Нил, предаваясь мечтам…
Из дремоты, в которую он погрузился незаметно для себя, Ушакова вывел нарастающий шум в коридоре. Затем дверь отворилась, и в его небольшой палате сразу стало тесно от вошедших людей. Невысокого худощавого человека с короткой стрижкой, в белом больничном халате внакидку поверх мундира, он видел множество раз на фотографиях и несколько раз поблизости от себя в Омске.
– Не двигайтесь, лежите, – сказал Верховный правитель.
– Ваше высокопревосходительство, – охрипшим голосом начал Ушаков, сам не зная, чем закончить.
– Я хочу поблагодарить вас, – перебил его Колчак. – Горжусь тем, что в моей армии есть такие офицеры. Понимаю, это может прозвучать казенно, но… вы повели себя как истинный герой.