Чердынцев присел на стоявший рядом стул.
— Вы ведь давно были знакомы с Горецкой? — осторожно задал он вопрос.
— Давно? — старик пожевал выпирающей челюстью. — Да раза в два дольше, чем вы живете, — он вытащил откуда-то сбоку тряпку, служившую ему, по-видимому, носовым платком, и промокнул голубоватые, в красных прожилках веки.
— И что вы можете о ней сказать? — Макар подался вперед, судорожно сжав под столом кулаки. — То есть, какой она была? Откуда приехала? Чем жила до того, как оказалась в Добринске? Что она рассказывала вам о своей жизни? — Макар заметил, как приподнялись кустистые брови Демонюка и тут же сбавил обороты: — А давайте-ка я пока на стол накрою? Налью вам рюмочку за помин? Я за рулем, но вам, наверное, можно?
— Нужно, молодой человек, определенно, нужно, — кряхтя, старик заелозил в продавленном кресле, расчищая перед собой место на столе. Небольшая медная рюмочка, служившая для приема микстур, нашлась тут же, между лекарственных склянок и пузырьков.
Макар вытащил пробку и наполнил емкость. Старик облизнул бледные губы и аккуратно, стараясь не расплескать содержимое, проговорил:
— Ну что ж, царствие небесное…
Посмаковав выпитое, Демонюк откинулся на спинку кресла и вперил в Макара выцветшие глаза.
— Я понимаю ваш интерес к Амалии Яновне, — кивнул он. — Удивительная женщина. Загадка… Насколько я знаю, до приезда в Добринск она не имела никакого отношения к театру. Несомненно, это было огромным упущением, прежде всего с ее стороны. Ее талант перевоплощения был божественным даром…
Макар с трудом сдерживался, чтобы нечаянно не прервать неспешную речь старика, но и слушать восторги в честь Горецкой ему претило.
— Как вы познакомились? — спросил он.
— Ах да… — Демонюк подцепил из контейнера колбасный кругляш и с наслаждением обсосал его. — Нас познакомил Гриша Горецкий, который впоследствии и стал ее мужем. Надо сказать, Амалия в то время была уже в довольно… э… почтенном для невесты возрасте. И я был несколько обескуражен выбором Гриши. Но знаете, Макар Дмитриевич, потом я стал понимать, что привлекло в ней моего друга, а с Гришей мы были очень дружны, — старик задумался.
Теперь Макар не торопил его.
— Она была абсолютно не зациклена ни на возрасте, ни на красоте, ни на славе. Но при этом обладала таким животным магнетизмом, что невозможно было от нее оторвать глаз. И голос… Она владела им в совершенстве…
— Надо же, — хмыкнул Макар. — А я этого не заметил.
— Ах, вы про тот случай, — понимающе улыбнулся старик. — Я, знаете ли, привык не удивляться ее выходкам. Тогда мне показалось, что она приняла вас за кого-то другого. Возможно, за надоедливого поклонника, но это ведь было не так, правда? — хитро прищурился он.
— Судя по тому, что она завещала мне квартиру, Горецкая прекрасно знала о том, кто я.
Демонюк развел руками:
— Ну и не судите о ней строго. Таланту можно простить очень многое. Гришка любил ее. Вы же видели ее портрет в квартире?
— Конечно.
— Он тоже был очень талантлив. Но беден, словно церковная мышь. Благодаря Амалии, бросил пить, стал рисовать. Возможно, она продлила ему жизнь. Вон, за вашей спиной, посмотрите!
Макар обернулся и стал разглядывать фотографии. Но, кроме как на общей, больше Горецкую нигде не увидел.
— Видите Гришу? — спросил старик. — Знаете, мы ведь с ним в одну гимназию когда-то ходили…
— Простите, но тут так много снимков…
— У забора, в шляпе, — подсказал Демонюк и нетерпеливо пощелкал пальцами. — Она должна висеть рядом с Отелло.
Чердынцев привстал и подошел ближе.
— А в роли Отелло вы? — Макар усмехнулся, разглядывая темный грим и белоснежную тогу Демонюка.
— О да… Золотые времена… — расплылся в широкой улыбке старый актер.
Макар нашел старое фото, на котором был изображен немолодой мужчина в соломенной шляпе. Он стоял, облокотившись спиной на забор, за которым высился деревянный дом в окружении сосен.
— Долго они прожили? — спросил Чердынцев, соображая, чем может помочь ему информация о муже Горецкой.
— Пятнадцать лет, если мне не изменяет память, — ответил Демонюк. — Гриша посодействовал ее устройству в нашем театре, а там уж Амалия Яновна показала себя как прекрасная актриса…
"Актриса, ну да…" — вспыхнул Макар, а вслух сказал для поддержания разговора:
— А кто сделал эту фотографию, вы?
— Нет-нет, Амалия. Сама она не любила фотографироваться. Этот снимок мне подарил сам Гриша незадолго до своей смерти. Он тогда уже болел, поэтому почти все время жил на даче. Там ему дышалось легче.
— На даче…
— Да, у них как-то очень быстро появился достаток. Гриша говорил, что Амалия нашла покупателей на его картины, ну и в общем…
— Что-то я ничего не знаю про дачу, — удивился Макар.
Старик пожал плечами.
— А где, говорите, она находится?
— Насколько я знаю, в пригороде. Не был там ни разу.
— Александр Карлович, вы не будете против, если я ненадолго возьму эту фотографию?
— Пожалуйста, — вздохнул старик. — Я не против. Мне кажется, что все это, — он сделал короткое движение рукой, — все равно очень скоро окажется на помойке…
Глава 26 Макар
Макар покинул дом старого актера в смешанных чувствах жалости, сожаления и разбушевавшегося в груди азарта. С одной стороны, ему не хотелось обижать старика скорым уходом, но с другой, его подстегивало желание как можно быстрее выяснить местонахождение дачи, о которой он узнал совершенно случайно. Наверное следовало сначала позвонить Щербинину, или Ерохину, но Макар сразу же отмел эту мысль, объясняя тем, что лишние вопросы не только не приблизят его к цели, но и, что более вероятно, каким-то образом помешают ему. Бог его знает, какие выводы сделает тот же следователь. И не разболтает ли кому-нибудь об этом говорливый и всезнающий худрук. Пожалуй, как это не парадоксально, но верил Макар сейчас только женщинам…
Гостиница была неподалеку, и Чердынцев направился именно туда. Дежурная на ресепшен все так же сидела с вязанием за просмотром сериала и, заметив Макара, лишь коротко кивнула ему.
— Вы не могли бы мне помочь? — обратился к ней Макар. — Скажите, пожалуйста, насколько я знаю, где-то в пригороде есть дачный поселок. Или кооператив…
— Есть, — кивнула дежурная.
— Есть! Очень хорошо, — Макар сверлил ее взглядом, едва сдерживаясь, чтобы не вырвать из ее рук спицы. — А как называется?
— Так их несколько. Вам какой нужен?
— Несколько? — опешил Чердынцев. — Я не знаю, какой.
Женщина наконец отвлеклась от своего занятия и подняла уставшие глаза.
— Через десять километров «Новино» отстраивается. Земля там дорогая. Не знаю, на кого рассчитывают. Москвичам далеко, а местным зарплаты не позволяют.
— Нет-нет, мне нужно место, где строили лет двадцать-тридцать назад.
— А… это, наверное, Кураево. Деревни-то у нас разваливаются, а поселок еще стоит. Расположение у него удобное — железная дорога рядом проходит. Удобно.
— А на машине я смогу туда проехать? — Макар все еще надеялся, что интуиция его не подводит.
Дежурная пожала плечами:
— Вот чего не знаю, того не скажу. Зима, сами понимаете. Если дорогу чистят, то проедете, а коли нет… Как-то ведь туда люди добираются?
— Кураево, говорите? Что ж, возможно, это именно оно и есть… Спасибо вам огромное! — Макар отошел от стойки, подумал минуту, а затем вышел опять на улицу.
Сев за руль, вытащил фотографию и поставил ее перед собой на приборную доску. На черно-белом снимке невозможно было понять, какого цвета дом, и как выглядит его крыша. Но в целом, если, конечно, сосны еще не были вырублены, по этой картинке вполне возможно было найти и саму дачу. Ответить на вопрос, а что же он там, собственно, хочет найти, Чердынцев не мог. Рассуждая логически, он знал, что нужную информацию реально узнать в городском реестре, но все это заняло бы кучу времени, которого у него и так было немного. Макар рассуждал именно так — нет времени на бесплотные переживания и разговоры, есть время только на поиск Симы и Илюши, и каждая зацепка сейчас была на вес золота. В конце концов на автомобиле он домчит быстрее любого поезда, и, если даже дача теперь принадлежит кому-то другому, он хотя бы расспросит о старых хозяевах, которых кто-нибудь да помнит.
Макар набрал номер Валентины и, когда она взяла трубку, произнес в миг охрипшим голосом:
— Валя, это я…
— Я уж поняла…
На заднем фоне раздавались детские голоса, играло фортепиано.
— Вы извините, я на работе, у нас музыкальное занятие, — быстро проговорила Валя. — Вы что-то хотели сказать?.. — осторожно спросила она, и в этой короткой фразе Макар услышал неприкрытое волнение и страх.
— Пока нет, но я хотел спросить: вы не помните, Сима ничего не говорила о поселке Кураево?
— Не помню… А почему она должна была…
— Ничего, это я так, — Макар положил фотографию обратно в карман. — Если что-то узнаю, то сразу вам…
— Макар, то, что вы недавно сказали, это правда?
— Да, — кивнул Чердынцев. — Это долгая история, но я не хочу, чтобы вы думали…
— Я и не думаю. Стараюсь не делать спешных выводов. Сима просто никогда не говорила о том, что случилось. Но знаете, кажется, она вас очень любила. Могу только догадываться о том, что между вами произошло, но это ведь не мое дело, правда? — фраза прозвучала с вызовом, кольнув Макара в висок.
Макар задохнулся и потер веки.
— Спасибо, Валя, спасибо… Если бы не вы…
— Запомните: если вы обидите ее, я вас со свету сживу. Обещаю. Я не знаю, как вы могли оставить ее, но этот поступок, он…
— Валя, давайте поговорим об этом позже? Мне пора. Как только я что-нибудь выясню, то сразу перезвоню вам.
— Я все время на связи. До свидания, Макар…
Минут пять Макар возился с навигатором, выставляя путь до Кураево. Он нервничал, понимая, что поездка в дачный поселок может оказаться совершенно ненужным звеном в поиске Симы и ребенка, и злился на Горецкую с ее фокусами и тайнами. Но этот зуд в голове, который возник при упоминании дома, не утихал, заставляя Макара верить в то, что он двигается в нужном направлении.