— Подожди, не открывай! — предупредила Вера. — Надо узнать, кто там…
В дверь уже барабанили. Громко, настойчиво.
— Кто там? — волнуясь, спросила Вера, приникнув ухом к входной двери.
— Это я, Алеша! Откройте скорей!
— Ветка, где ключ? — засуетилась Вера, позабыв, куда сунула ключ.
— Вот он, мам, на столе лежит.
Дверь распахнули, и на пороге возник Алеша. Он был бледный как призрак и не знал, куда руки девать от смущения…
— Лешенька, что? — предчувствуя недоброе, всполошилась Вера.
— Мама… С мамой беда! Она в больнице.
— Как! Что с ней?
— Голова… По голове ее… молотком. Рана такая ужасная! Без сознанья она. Кровь! Ой, не могу, не могу…
Алеша не выдержал — разрыдался, уткнувшись в Верино плечо. Она обняла, крепко к себе прижала, и так, обнявшись, они прошли в дом.
— Алешенька, миленький, что ж это? Как же это случилось?
— Мама на веранде была. Там у нас оконная рама рассохлась, от стены отошла, и мама ее прибивала. А я возле сидел — читал. Она уж уезжать собралась — в город ей опять нужно было. Но в последний момент спохватилась, мол, дует в окно, сквозит. Хотела прибить ее — раму эту — и на станцию… А я сам хотел, но она засмеялась, говорит: «У меня сейчас столько сил — горы сверну! Ты не волнуйся, Алешка, и на твою долю работы хватит. А мне самой хочется…» Запела что-то, солнце светило…
Алеша осекся, справляясь с волнением, — видно, с большим трудом давался ему этот рассказ. Вера с Веткой слушали молча, не встревали, когда он порой умолкал. Наконец, парень справился с собой и продолжил, теребя и сминая край скатерти.
— Она уже почти все закончила, когда Борька влетел. Такой какой-то… вздернутый, дерганый. Влетел — и сразу ко мне. Начал что-то плести про дом какой-то, про колдовство — я толком ничего и не понял. Он торопился, словами захлебывался, брызгал слюной. Вид у него был совсем ненормальный — все подскакивал, взвизгивал, точно его осы кусали. Потом заорал, мол, что ты сидишь, пойдем! К девчонкам пойдем, мы их сейчас… Я не понял, чего он хотел: то ли побить вас с Машкой, то ли еще что… Схватил меня за руку и начал тянуть. А мама… Она застыла на месте, глядя на Борьку, потом… тихо так ему говорит: Алеша никуда с тобой не пойдет, ему нужно на станцию. А тебе, Боря, надо домой. Есть, говорит, у тебя кто-нибудь дома? И стояла так… глядела на Борьку. С таким удивлением. И глаза у нее такие большие стали. Такие удивленные глаза… А он… Он прыгнул к ней, завизжал: «А-а-а, вы все предатели! Взрослые, гады, сволочи, ненавижу!» Вырвал у нее из руки молоток и…
Алеша охнул, уронил голову на руки и стал раскачиваться. Он стонал и раскачивался, тихо так, жалобно…
— Ты не должен отчаиваться, все исправиться, просто думай о том, что мама будет здорова. Ни секунды не сомневайся, слышишь?
— Да. Я знаю. Я тоже… я и сам… В общем, я постараюсь. Врачи сказали — он в висок не попал. Тогда бы точно… Ох! Он ее два раза ударил. Один раз — в шею, а другой — выше виска. У него руки тряслись, и сам он весь трясся. А потом упал и стал по земле кататься. И пена у него, пена… А у мамы — кровь… Она тоже упала. Вот! Я кинулся, а как увидел это… рану, кровь… Растерялся. Не знал, что делать. Тут сосед. Он был у забора — видел все. И через забор — к нам! Велел мне маму не трогать, к сторожке побежал, «скорую» вызвал. Они быстро приехали. Сказали — времени нет в районную больницу везти — каждая минута дорога. Сказали — отвезут в Свердловку, там первую помощь окажут. А потом решат: можно ли в город перевозить. А пока они ехали… бабушка на веранду вышла. Шум услышала — и проснулась. Увидела маму — и бух навзничь! Ее тоже вместе с мамой забрали. Подозрение на инфаркт. А мама… она на секунду в себя пришла. И говорит мне: «Леша, ты к Вере иди. С нею будь».
— Милый мой мальчик! — Вера снова крепко обняла Алешу, потом встала и отошла к окну — не хотела, чтобы видели, как дрожат ее губы. Ей самой было впору расплакаться…
«Елена, милая Елена! — думала Вера. — Я как в воду глядела, что тебе угрожает опасность, вот-вот с тобой что-то случится. Надо было вернуться, предостеречь. Сережа упал, оступился, Елена искалечена! Ксения… та ждет ребенка — она не вправе собой рисковать. Остаюсь только я. Мне доверены судьбы детей. И Сережа… он тоже взывал ко мне! Его отчаянный крик: „Я люблю вас!“ — был не признанием, нет… Это была мольба! Этим воплем он молил меня вырвать его из той сети, в которую угодил. И вот ведь как странно, я в тот же миг поняла это. Душою, сердцем почувствовала! Меня даже не возмутил этот невнятный бред, только стало его так жаль — ведь он под властью той силы, о которой лучше к ночи не поминать. А ведь скоро настанет ночь!»
Вера невольно вздрогнула. Что может она, слабая женщина, против этой проклятой силы? Что делать?
Ответ пришел сам собой: «Крест и молитва!» Ну конечно, — встрепенулась она, — против НЕГО только это!
— Господи! — взмолилась она еле слышно. — Не оставь нас! Помоги!
Удивительно, но страха как не бывало! Этот внутренний голос, прозвучавший из самых глубин естества, напомнил, что о них не забыли. О них помнят, им помогают, ведут… Они под защитой!
Она обернулась к детям, и те поразились перемене, произошедшей с ней: такая решимость светилась в ее потемневших глазах.
— Нам надо держаться всем вместе, ни на минуту друг друга не оставлять… Завтра собираем военный совет. Только не здесь, я думаю, лучше всего перебраться к Ксении. Но все это завтра, сегодня — спать! Мы все устали, а сделать нужно немало, поэтому надо набраться сил. Беру командование на себя, никто не возражает?
Алеша и Ветка согласно закивали в ответ.
— Алешенька, Маша у нас, сейчас она спит. Ей тоже сегодня досталось… нам бы не потревожить ее. Ну, с Богом! Спокойной ночи. Да, чуть не забыла… Алеша, скажи… ты крещеный?
— Да, — он с удивлением поглядел на нее.
— Крест нательный есть на тебе? Я не праздный вопрос задаю — это важно.
— Есть. Мама надела.
— Ну и слава Богу!
Теперь за него и за Ветку Вера была спокойна. Оставалась Манюня. «Ничего, — подумала Вера, затворяя за собой дверь в комнатку. — Я ведь тут, с нею буду».
О том, что может с ними случиться, как и о том, что крестик не сможет их защитить, Вера предпочитала не думать…
Глава 12Уцелевшее письмо
Дом подрагивал под порывами ветра — за окнами бунтовал молодой мятежный июнь, не желавший поддаваться наступлению ночи.
— Дом, дорогой, — шептала Вера, прижавшись щекой к теплой дощатой стене, — ты мой корабль… Вынеси нас на берег! Помоги нам переплыть эту ночь!
Она не могла заснуть. Всюду слышались стуки, скрежет и треск, точно обшивка дома — ее корабля — корежилась под шквальным натиском ночи.
«Что там, наверху?.. Будто ходит кто-то…»
Осторожно, чтобы не скрипели ступени, Вера поднялась наверх, к детям. В комнате было темно, только свет полной луны ложился под ноги зыбкой шаткой дорожкой. Вера вступила на эту дорожку и тотчас же замерла, услыхав в углу у окна странные звуки. Словно кто-то царапал когтями деревянную стену… Она шагнула к окну, наклонилась, стараясь разглядеть, что там в углу… И в тот же миг ясно почувствовала: кто-то стоит за спиной!
Обернулась и увидела… Буратино. Манюнину куклу, которую запечатлел на рисунке ее отец! Буратино твердо стоял на своих деревянных ногах и, скалясь, глядел на Веру. Треугольник его трикотажного колпака с кисточкой мерно болтался за спиной. Как маятник: туда — сюда, туда — сюда… В его оскаленной широкой улыбке было что-то жуткое. От одного вида этой куклы, освещенной луной, Вере стало нехорошо. Она попятилась, наткнулась спиной на стул и вскрикнула. Зажала рот, глянула на детей — спят. Никто не проснулся, не пошевелился даже — ни Алеша, ни Веточка… Взяв себя в руки, она перевела взгляд на куклу. Буратино исчез!
Вера глазам своим не поверила: ведь только что тут стоял, возле двери…
В растерянности она застыла посреди комнаты. И тут со стороны насторожившего ее пустого угла под окном донесся неприятный, ни на что не похожий, звук: будто кто-то протяжно кряхтел на одной ноте металлическим голосом. Пересилив страх, Вера шагнула во тьму, и тут ее что-то наотмашь ударило по щеке. Прикрыв руками лицо, она шарахнулась в сторону… над головою металась птица. Черная, крупная, похожая на ворону, только глаза не вороньи — дикие, горящие красным огнем…
Откуда она взялась? Вера тщательно заперла на ночь все окна, никакой птицы не было… Тварь не давала ни мгновения передышки, била крыльями над головой, пару раз спикировала, норовя вцепиться когтистыми лапами в волосы, достать острым клювом. Вера отмахивалась изо всех сил — возня поднялась такая, что, кажется, всполошится весь дом. Ничего подобного! Дети спали, не проявляя ни малейших признаков беспокойства. Вещички аккуратно развешаны на спинках стульев, лунный свет мерцает на ярком Веточкином сарафане, казавшемся в темноте кровавым пятном…
Вера кинулась к окну — хотела его растворить, чтобы прогнать птицу. За окном послышался низкий протяжный вой. Она отпрянула прочь, ожидая нового нападения… Никакого движения. Подняла глаза — никого. Птица пропала.
Вера со стоном осела на пол: «С ума, что ли, схожу?..»
Отерла со лба холодный пот. Огляделась. В комнате струился призрачный лунный свет. А возле Алешиной кровати, под стулом, на котором были сложены его вещи, белел светлый прямоугольник. Она потянулась, подобрала. Письмо! Измятое скомканное письмо из прошлого! Она сразу узнала почерк. Незнакомка снова вышла на связь…
Вера осмотрела комнату — все было тихо. Только ровное дыхание детей нарушало покой, да лунный свет заглядывал в окно. Она перевела дыхание. Отчего-то возникла уверенность, что детям ничто не грозит. Подошла к Ветке, склонилась… Спит. Алеша? Тоже. Она по очереди перекрестила спящих и на цыпочках вышла из комнаты, оставив дверь чуть приоткрытой. На всякий случай, чтобы сразу услышать, если что…
Заглянув к Маше, Вера убедилась — та спокойно спала, посапывая во сне. Плотно задернула шторы в гостиной и села под абажуром читать…