По дороге Юра разрабатывал самые разные планы освобождения Кольцова. Можно, например, выяснить, в какой камере содержится Павел Андреевич, а потом ночью с помощью вожжей и веревок перелезть через крепостную стену и передать ему в зарешеченное окно ножовку и напильник… По крайней мере, в любимых им приключенческих книгах почти все герои совершали дерзкие побеги именно таким способом.
А еще можно передать Павлу Андреевичу записку, условиться о времени побега и затем ожидать в назначенном месте с извозчиком или с парой быстрых коней…
Эти мечты согревали Юру в дороге, помогали вытерпеть все трудности и голод. Главное, думалось ему, добраться до Севастополя, а уж там…
Но чем ближе был конец пути, тем больше Юра думал о еде. В Севастополь он приехал смертельно голодным.
Юре почему-то казалось, что в битком забитом богатой публикой городе ему повезет найти деньги. Какая-нибудь рассеянная дама или пьяный офицер обронят, а он найдет. И купит хлеба! Надо только не лениться…
Целый день он плутал по незнакомым шумным улицам, всматривался в тротуар. От мелькания ног в глазах рябило, все сильнее кружилась голова.
До самого вечера Юра неприкаянно и безуспешно бродил по городу. К вечеру резко похолодало, он до синевы продрог. Особенно закоченели обмотанные старой газетой ноги в рваных калошах. Нестерпимо хотелось есть. И спать.
Юра увидел свет в больших вокзальных окнах, и его потянуло туда – к людям, к теплу.
На просторном перроне было многолюдно. На узлах и чемоданах сидели и лежали сотни бедно одетых людей. Время от времени раздавался пронзительный паровозный гудок. И тогда гулкую вокзальную тишину нарушал плач потревоженных детей.
Юра пробирался между тесно сгрудившимися людьми, стараясь ни на кого не наступить. Подошел к широкой застекленной двери, на которой было написано: «Зал для пассажиров I и II класса». Остановился в нерешительности возле дородного швейцара в форме и фуражке с блестящими галунами.
– Куда разогнался? – грубо спросил швейцар.
– Я только немного посидеть, – с мольбой на него глядя, тихо сказал Юра. – Я устал и замерз. Позвольте мне погреться!
Швейцара от такой наглости передернуло. Пригнувшись к Юре, он с угрозой просипел:
– Проваливай отсюда… босяк!
Прибыл поезд. По неширокому проходу на перроне потянулись пассажиры. В их толпе Юра сразу увидел четырех иностранцев. Трое были в английской военной форме, а четвертый, высокий – в элегантном кожаном пальто, с саквояжем в руках. Его лицо показалось Юре знакомым. Да-да! Он несколько раз видел этого человека в штабе Добровольческой армии, когда приезжали французская и английская военные миссии. Это же корреспондент газеты «Таймс» Колен!
Усиленно работая локтями, Юра протиснулся вперед. Англичан сопровождали несколько офицеров из деникинской контрразведки. Они обеспечивали безопасность иностранцев в поездке по фронтам и теперь проводили их в Севастополь.
Ожидая, когда Колен приблизится, Юра в упор уставился на него. И вот они уже совсем рядом, почти вплотную. Колен задержал на Юре недоумевающий взгляд.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Юра, заранее обдумывая, как он будет объяснять свое пребывание в Севастополе.
Колен остановился, оглядел Юру с головы до подвязанных веревочками калош, удивленно пожал плечами и что-то сказал по-английски своим спутникам. Те высокомерно рассмеялись и двинулись дальше.
Юра проводил их растерянным взглядом, в глазах у него задрожали слезы обиды и огорчения. Но Колен вдруг вернулся, извлек что-то из кармана, вложил Юре в руку.
– Возьми, мальчик! – сказал он и тут же бросился догонять спутников.
Тяжелая рука ухватила Юру за шиворот. Швейцар грубо встряхнул его, отшвырнул от себя:
– Вон отсюда, попрошайка! И чтоб я тебя здесь не видел! Юра медленно спустился на привокзальную площадь. При смутном свете тускло горящих фонарей он увидел, как отъехали от вокзала два экипажа. В одном из них сидел Колен.
Разжав кулак, Юра обнаружил на ладони смятый рубль. Устало опустившись на ступени, он долго сидел так, не зная, как же ему быть дальше в этом чужом и негостеприимном городе.
Кто-то остановился возле него. Юра поднял голову и увидел худого парнишку-беспризорника.
– Здорово, – сказал парнишка и озорно подмигнул Юре. – Не узнаешь, что ли?
Улыбаясь одними глазами, он бойко глядел на Юру. Руки беспризорник независимо держал в карманах грубых холщовых брюк. Из-под рваного пиджака горделиво выглядывала полосатая морская тельняшка.
– Я вас не знаю, – пожал плечами Юра, подавленный свалившимися на него неудачами и обидами.
– Ну как же! Мы с тобой в Киеве на собачьей тропе виделись! Еще хотели штиблетами поменяться… – напомнил парнишка, явно сочувствуя Юре.
И Юра узнал его: когда-то давно в Киеве они подрались, но сейчас беспризорник не выказывал никаких враждебных чувств, и Юра обрадовался этой встрече.
– А-а, здравствуйте, – устало улыбнулся он. – Я вас сразу не узнал.
– Зря мы тогда с тобой штиблетами не махнулись, – кивнул беспризорник на Юрины калоши. – А кто-то другой, значит, уговорил… Что квелый такой, замерз?
– Не знаю, – пожал плечами Юра.
– Вижу, что замерз… Уезжаешь куда-нибудь?
– Нет. К тете приехал, а ее нету… – выдумал Юра, отводя глаза в сторону, чтобы не заплакать от чужого сочувствия.
– Померла, что ли?
– Н-нет… выехала куда-то.
– Хорошо тебе, – сказал вдруг хриплым и жалобным голосом беспризорник. – Родичей у тебя чертова уйма. В Киеве ты тоже к тетке приезжал. А у меня – никого. Через то и сюда подался. Тепло тут и прохарчиться можно… – Он помолчал затем жестко добавил: – Ладно, чего зря ошиваться! Еще и замести могут… Зовут-то как?
– Юрой.
– А меня – Ленькой. Ну, еще Турманом. Голуби такие есть – турмана. Очень я их уважаю… Айда ночевать! Тут недалеко. – Ленька повернулся, ушел в темноту.
Юра несколько мгновений колебался. Но делать нечего – пошел следом. Они куда-то долго пробирались проходными, дворами, пока не уперлись в высокий забор. Ленька пошарил темноте руками, отодвинул доску.
– Пролезай, – сказал повелительно Юре.
Юра неуклюже протиснулся в щель и очутился во дворе, где огромными штабелями высились тюки прессованного сена.
Следом за Юрой пролез Ленька и установил доску на место. Потом он обогнал Юру, заскользил между темными штабелями. И вдруг исчез. Юра остановился, растерянно озираясь по сторонам. Тихо и опасливо позвал:
– Леня! Где же вы?
Но вокруг стояла все та же мрачноватая тишина. Юра позвал снова, громче:
– Леня!.. Леня!..
Почти над самым его ухом раздался тихий, довольный смешок, и Ленька высунул из отверстия, проделанного между кубами сена, свою взъерошенную, отчаянную голову.
– Ну, чего? Труханул? – Он улыбнулся и скомандовал: – Давай за мной!
Юра пролез в отверстие и пополз следом за Ленькой. Впереди забрезжил тусклый огонек. Они очутились в небольшой пещере, сделанной беспризорниками в штабеле сена.
– Турман, ты? – настороженно спросил кто-то.
– Я, – отозвался Ленька.
– А с тобой кто?
– Кореш один. Из Киева, – небрежно бросил Юрин покровитель.
Юра присмотрелся. Посередине на возвышении из нескольких кирпичей чадила самодельная коптилка. Пещера была выстлана бумажными рекламами, сорванными с афишных тумб. Валялись кучи какого-то тряпья.
Одна куча шевельнулась, и из нее высунул голову грязный белобрысый беспризорник. Он похлопал большими сонными глазами и удивленно сказал:
– Смотри, человек пришел!.. Уже утро? Да?
– Ночь, Кляча! Спи!
Потом Ленька тронул кого-то за плечо.
– Ну, чего? – отозвался плаксивый голос.
– Колеса твои где?
Беспризорник достал из-под лохмотьев, заменявших ему подушку, старые ботинки, протянул Леньке.
– А ну, примерь! – С великодушным видом Ленька передал ботинки Юре.
Тот надел их.
– Годятся?
– Да.
– Ну и носи… пока.
Но Юра запротестовал:
– Нет-нет! Это ведь его ботинки!
– Носи, тебе говорят! Он все равно на улицу не ходит… Хворый он, может, даже помрет… Правильно я говорю, Сова?
– Хворый, – тихо подтвердил беспризорник. – Видать, помру. Носи…
Откуда-то из норы в сене Ленька вытянул завернутую в тряпку краюху хлеба, разломил, один кусок протянул Юре:
– Ешь! Ешь – рот будет свеж! А потом спать будем… Ты вот здесь ляжешь. – Он по-хозяйски показал Юре его место и затем задул коптилку.
Некоторое время они молчали. Потом Юра тихо сказал:
– Леня!.. Слышите, Леня? А ведь я вам все наврал. Никакой тетки у меня в Севастополе нет.
– Твое дело. Хочешь – врешь, хочешь – правду говоришь, – философски отозвался в темноте Ленька, не спеша жуя хлеб.
– У меня тут человек один… Он для меня все равно как родной… – доверительно продолжал Юра.
– Ну и чего ж ты к нему не пошел? – спросил Ленька, не переставая жевать.
– Так он в крепости.
– Служит, что ли?
– Нет.
– Арестованный?
Юра промолчал.
– Паршиво, – задумчиво сказал Ленька. – Из крепости за здорово живешь не сбежишь! Там стены по восемь аршин толщины… А он что же – за красных, тот человек?
– За красных, – с неожиданной гордостью за Кольцова и одновременно за себя ответил Юра.
– Я тоже за красных, – сообщил Ленька. Задумчиво продолжал: – Если выручить его хочешь, подкоп надо делать… Или напильник передать. Он решетки перепилит – и тю-тю.
– Хорошо бы, – грустно сказал Юра. – А только где он там? Крепость во-он какая, как найти?
– Давай спать, – сказал Ленька. – Выспимся, а потом еще подумаем, на то и голова дана. Утром не придумаем, так через день. Нам бы деньжатами разжиться… С деньгой, брат, любое дельце обтяпать можно!
И снова наступила тишина.
– Лень, а Лень! Рубль у меня уже есть.
– Рубль… Ха! Тут, может, миллион нужен. И уж никак не меньше тысячи!
Долго они, лежа в темноте, перебирали разные варианты, как в короткий срок и наверняка достать много денег. Ленька сказал, что самый лучший способ – украсть.