– Вы штабс-капитана Белозерова, конечно, знали? – спросил Татищев скорее для проформы, так как знал о тесных связях своих людей с симферопольскими контрразведчиками.
– Да, конечно, – подтвердил Селезнев.
– Убит.
Однако известие о гибели симферопольского контрразведчика оставило Селезнева равнодушным. Он знал манеру полковника начинать разговор не с главного и продолжал ждать.
– Только что сообщили с нарочным. Белозеров убит в перестрелке на большевистской явке. Явка была важная, возле квартиры организовали засаду, долго ждали. И вот… – Татищев вновь молча переложил с одного конца стола на другой деловые бумаги. – А почему вы не спрашиваете, что это была за явка?
– Я так думаю, что все необходимое вы мне сами скажете, – спокойно ответил Селезнев.
– Это была явка, выданная нам всего лишь несколько дней назад вашим протеже Климом!
– Мне он, положим, достался в наследство от Щукина. Но вы хотите сказать…
– Я ничего не хочу сказать! Я размышляю! – грубо перебил капитана Татищев. – Я размышляю о том, почему на других нами выявленных большевистских явках происходило все так, как мы задумывали, здесь же…
– Вы подозреваете Клима?
– А вы?
– Я ему верю. Верю в его животное желание жить и в физиологическую трусость. Он не пойдет против нас.
– Если гибель штабс-капитана Белозерова еще можно объяснить случайностью, то побег из окруженного дома большевистского агента нельзя ничем объяснить, разве что двойной игрой Клима. Он знал о подполе, через который можно скрыться, но ничего не сказал.
Селезнев промолчал. В самом деле, что знал он о человеке, который, едва лишь его слегка припугнули, дал согласие на сотрудничество и стал делать это искренне и изобретательно?
Селезнев вспомнил о последнем донесении Клима: ему и его группе поручили ликвидировать представителя банкирского дома «Борис Жданов и К°» Василия Борисовича Федотова. Никакой группы у Клима, конечно, не было, это Щукин предложил ему такую легенду. Судя по всему, в легенду поверили, стали больше доверять. Теперь только нужно было набраться терпения – и рано или поздно севастопольское подполье окажется в их руках.
– А «гость», который сумел вырваться из засады, мог оказаться очень нужным нам человеком, – продолжал полковник. – Я все-таки верю, что это был агент из Совдепии.
«Какие основания у вас так думать?» – раздражаясь, вновь хотел спросить Селезнев, но промолчал, не сомневаясь, что Татищев объяснит все сам.
– На эту мысль меня натолкнула биография хозяина явки, – продолжил Татищев. – Оказалось, что он в прошлом профессиональный революционер, отбывал срок на каторге и в ссылке. В Симферополе поселился в июне прошлого года, за несколько дней до взятия города нашими войсками. Короче, капитан, поднимайте всю нашу агентуру. Человека, бежавшего с явки, надо во что бы то ни стало найти. Подключайте Клима…
– Нет, Александр Августович, Клима трогать сейчас не нужно, – твердо сказал Селезнев и подробно рассказал Татищеву о том, что Клим практически внедрился в севастопольское подполье, что ему поручено подпольщиками ликвидировать… Василия Борисовича Федотова.
Татищев несколько мгновений огорошенно молчал, затем неуверенно спросил:
– И что же… ради сохранения Клима вы предлагаете пожертвовать господином Федотовым?
– Ну зачем же? Это игра надолго не затянется. Просто надо будет предупредить Федотова, чтобы он был осторожен. Может, попросить его на какое-то время покинуть Севастополь. И уж во всяком случае следует взять его под неусыпный контроль. А Клим? Нет Федотова – и нет. На нет и суда нет.
– Ну что ж… пожалуй… – пожевал губами Татищев. – Значит, вы уверены в Климе?
– Да! – твердо сказал Селезнев и затем, еще более твердо и решительно, добавил: – Если сбежавший «гость» оттуда появится в Севастополе, он неизбежно войдет в контакт с местным подпольем. И все. Здесь должен будет надежно и уверенно сработать Клим.
– Согласен! – кивнул Татищев. – И все же… рассчитывая на Клима, попытайтесь и сами, с помощью нашей агентуры, выявить этого симферопольского беглеца. Разведка красных активизирует свою работу в нашем тылу. Мы готовимся к наступлению – такое скрыть невозможно. Естественно, противник постарается узнать о наших планах как можно больше.
– Я понимаю… – Селезнев какое-то время молчал, о чем-то размышляя, затем с иронической улыбкой спросил: – Скажите, Александр Августович, вам не кажется иногда, что все эти истории о сверхумных и сверхпроницательных агентах, шпионах – все это досужие вымыслы малоспособных писателей. Я много лет работал в жандармском управлении, потом в контрразведке. Сюжеты, с которыми я сталкивался – и их было много, – не годились хоть для мало-мальски пристойной бульварной книжки. В них все больше подлость, трусость, ненасытная жадность и прочая патологическая мерзость. Да, и еще много крови. Не той, романтической, а вонючей, смешанной с мочой, пачкающей стены домов и мостовые…
– Вы правы, капитан, – охотно согласился Татищев. – Да ведь и то понять надо: бульварные книжки пишутся дилетантами для дилетантов. Вот еще малость постарею и сам возьмусь за перо. Да-да, серьезно. Я напишу одну-единственную книгу. И она будет без всякой примеси фантазий: факты, только факты!
– И начнете ее конечно же с жизнеописания «королевы шпионажа» Мата Хари?
– Мата Хари – тоже изобретение газетчиков. Маты Хари как таковой не было, – серьезно ответил Татищев. – Настоящее ее имя – Маргарита Зелла, и легенды о ней далеки от действительности. Меня же интересует не вымысел, а факт. Нет, я начну с Сунь-Цзы… Читая рукописи этого китайского историка, видишь, что шпионаж был широко распространен в его стране еще за пятьсот лет до Рождества Христова. Так что по сравнению с китайцами англичане, кичащиеся многолетним опытом своей разведки, – младенцы. Нет, я хочу написать книгу, в которой будет рассказано только о лучших разведчиках мира. И будет эта книга не для обывателей, потому что в ней не будет стрельбы, погони, скачек… Каждый рассказ будет о театре одного актера. Причем гениального актера.
– О чекистах тоже расскажете? – попробовал шутить Селезнев.
Татищев смотрел на него без тени улыбки.
– Непростительно умалять достоинство врага, это ведет к неизбежным ошибкам. Ни одного серьезного труда о разведке и контрразведке невозможно сейчас написать, не упоминая чекистов. Возьмем хотя бы того же Кольцова. Разве он не достоин главы в моей книге о гениях театра одного актера?..
Телефонный звонок помешал полковнику продолжить.
– Слушаю. Добрый день, ваше превосходительство!..
Разговор был недолгим. Татищев осторожно положил на рычаг трубку и зло посмотрел на Селезнева:
– Поздравляю вас, капитан!
– Что-то случилось, господин полковник?
– Звонил генерал Вильчевский. К нему обратился господин Федотов с просьбой немедленно устроить встречу с главкомом. Утверждал, что контрразведка не дает возможности заниматься делом, ради которого он здесь. Настаивает, что на него было совершено нападение, организованное именно контрразведкой.
Селезнев неуверенно сказал:
– У него нет доказательств!
– Это несерьезно, капитан.
И вдруг Селезнева обожгла догадка. Подавшись вперед, он сдавленным от волнения голосом сказал:
– Это опять блеф, Александр Августович! Понимаете: это грандиозный блеф! Я начинаю понимать, почему господин Федотов добивается встречи с главнокомандующим и почему он прямо указывает на нас! Он решил убедить барона, что это мы похитили у него сергеевский документ. Вы понимаете? Это тонкий расчет афериста!
Вот теперь пришло время полковнику Татищеву забыть о задуманной некогда игре – ему стало по-настоящему страшно. «И сам барон, и его окружение считают, что документ у Федотова, – думал он. – И если этот коммерсант скажет, что мы его ограбили… Поверят ему, а не нам! И тогда…»
Татищев тихо проговорил:
– Не дай бог, чтобы господин Федотов додумался до этого. Если такое случится… – он нервно дернул ворот своего старого, но хорошо отглаженного бостонового костюма, – то от меня останется разве что этот костюм, а от вас…
Начальник контрразведки медленно поднялся.
– Идите! – тяжело сказал он. – Я должен подумать! – И добавил: – Полковник Щукин освободил Кольцова где-то на полпути между Симферополем и Севастополем. Рано или поздно он появится там или здесь. Предупредите своих агентов, что он аресту не подлежит. Он должен быть мертв. Там или здесь. Или где бы то ни было. Но мертв!
Оставшись в одиночестве, полковник подошел к одной из своих любимых картин и задумался. Если господин Федотов действительно пожалуется, что сергеевский документ у него похищен, подозрение сразу же падет на него. Подозрение, опровергнуть которое не дано: в ставке решат, что документ ему, Татищеву, понадобился для контригры против самого Врангеля…
Татищев вдруг подумал: он, всю жизнь ставивший ловушки на других, оказался сам в западне. Надо было искать выход! Но где он?..
Дверь в номер Федотова была заперта. Татищев негромко постучал. Щелкнул замок, на пороге показался Федотов – в рубашке без галстука, в домашних туфлях. На лице совладельца константинопольского банкирского дома промелькнуло удивление.
– Чем могу служить?
Татищев не спешил с ответом. Собираясь к Федотову, он не знал, с чего начнет свой разговор, ибо главным было другое – чем этот разговор закончится.
– Не кажется ли вам, полковник, что наше молчание затягивается? – напомнил о себе Федотов. – Я жду объяснений.
– Ошибаетесь: объяснений жду я! – с вызовом ответил Татищев. – Вы позволили себе заявить, что мои сотрудники преследуют вас. Столь необоснованное обвинение, забота о чести вверенного мне учреждения заставляют меня решительно требовать объяснений!
– Знаете, полковник, – нахмурился Федотов, – боюсь, что подобный тон лишает меня возможности вообще говорить с вами о чем бы то ни было. Что же до объяснений и доказательств с моей стороны, то их получит его высокопревосходительство Петр Николаевич Врангель. Вы в свою очередь сможете обратиться за разъяснением к нему. – Федотов встал, давая понять, что разговор окончен. В его глазах была только насмешка – насмешка сильного, ничего не боящегося и, кажется, беспощадного человека.