– Расскажите поподробнее… обо всем… с самого начала, – попросил Фролов.
За последние полчаса все перевернулось в голове Бондаренко. Но он заставил себя собраться с мыслями и начал рассказывать.
Фролов слушал внимательно, не перебивая. И когда Бондаренко рассказал, что Красильников был сегодня у него и сообщил, что Кольцов добрался до Севастополя, Фролов попросил его:
– Мне надо встретиться с ними, с Красильниковым и Кольцовым.
– Нет ничего проще. – Бондаренко взглянул на часы. – Через сорок минут у меня с ними назначена встреча. В «Нептуне».
Фролов ответил не сразу.
– В «Нептуне»? Это, пожалуй, рискованное предприятие, – задумчиво сказал наконец он. – Может, есть какое-то другое место? Более подходящее для банкира?
– Разве что у Красильникова на маяке?
– Нет, все же лучше – в «Нептуне». В восемь часов. Надеюсь, к тому времени там уже не будет посетителей?
Около восьми Бондаренко пошел встречать Фролова. Он провел его черным ходом, при этом они долго шли в сумеречном, пахнущем прокисшим вином складе среди огромных бочек и бочонков, ящиков, картонных коробок и корзин.
Вошли в каморку. Фролов рассеянно огляделся, привыкая к свету. Красильников и Кольцов разом обернулись к вошедшему следом за Бондаренко гостю. Что-то бесконечно знакомое почудилось им в этом худощавом вальяжном господине, одетом броско и вызывающе, с руками, унизанными тяжелыми золотыми перстнями.
Нет, Фролов не так уж изменился за время их разлуки. Но они знали, были твердо убеждены, что он находится сейчас в Харькове, и увидеть его здесь никак не предполагали. Поэтому первая мысль и у Красильникова, и у Кольцова была одинаковая: «До чего же этот человек похож на Фролова!» Вторая мысль не успела возникнуть, потому что Фролов сказал своим знакомым, слегка хрипловатым голосом:
– Неужели не узнаете? Неужели так изменился? – и едва заметно улыбнулся застенчиво и обезоруживающе.
Фролов знал, кого он здесь, в «Нептуне», встретит, и был готов к этому. Но и Кольцов, и Красильников были огорошены, потрясены этой встречей. Фролов подошел к ним, обнял, тихо сказал:
– Думал, что жизнь меня уже ничем не удивит. И вот, пожалуйста…
Бондаренко, наблюдая за происходящим, только сейчас понял, что все они – давние друзья, связанные одной опасной работой и одной нелегкой судьбой.
Уже когда сидели вокруг бочки-стола, Фролов задумчиво сказал:
– Что воевать буду – знал. Что в Чека призовут работать – догадывался. К тому, что в тыл к противнику зашлют, в общем-то готов был. Но вот что во вражеском тылу буржуем сделаюсь – это мне даже в дурном сне не снилось. – Фролов отщелкнул массивную крышку золотого брегета, посмотрел на циферблат. – Однако от вечера воспоминаний – к делу. Вы тоже наслышаны о готовящемся наступлении. Я так понял: главный момент этого наступления – операция, которую разработал генерал Слащов. Скорее всего им задуман десант. Но – когда и куда?
– Подпольщики, работающие в порту, называют два направления: Одессу и Новороссийск, – сказал Бондаренко.
– Слышал об этом и я. Да что-то не укладывается в голове. Районы эти хоть и обширны, но переплетены сетью дорог. По ним наше командование легко и быстро сможет перебросить войска в любое место. Береговая охрана там тоже довольно надежная. Нет, задумано что-то другое!..
– В штабе армии работает наш человек, – сказал Бондаренко. – По его информации, о предстоящем десанте там не говорят.
– Вот это и интересно. Вот это и наводит на всяческие размышления! – сказал Фролов. – Думаю, что Врангель решил не посвящать до поры до времени в подробности предстоящего наступления даже свой высший командный состав. За исключением, конечно, избранных…
– Послезавтра у Врангеля намечено совещание, – сказал Бондаренко. – Видимо, и сам Слащов прибудет в Севастополь.
– Значит, у него и спросим: где да когда? – досадливо усмехнулся Красильников.
– Я это к тому, – продолжил Бондаренко, – что есть мыслишка одна. Подготовили мы диверсию в порту, на складах. Ждали подходящего момента. Так, может, это он и есть – может, испортить им ихнюю обедню? Я имею в виду совещание.
– Совещание не испортишь, – задумчиво вздохнул Фролов. – Разве – настроение, да и то… А не знаете, Степан Иванович, где обычно Слащов оставляет свой поезд?
– В разных местах. Чаще – на тупиковой ветке у вокзала или возле мастерских.
– А в порту, возле складов, его нельзя поставить? – Фролов вилкой на днище бочки начертил набережную, квадраты и прямоугольники складов, провел ровную линию железнодорожной ветки. – Вот здесь?
– Что ты задумал, Петр Тимофеевич? – вскинул на него удивленные глаза Красильников.
– Почему – я? Это же ты предложил спросить у Слащова: где и когда? – улыбнулся Фролов. – А я подумал: что ж, если хорошо подготовиться, то можно и спросить…
Теперь уже все трое недоуменно смотрели на него.
– Но для начала, повторяю, надо выяснить: возможно ли загнать слащовский поезд в этот тупичок, на территорию складов?
– Это я смогу сказать завтра, – пообещал Бондаренко. – Надо связаться с железнодорожниками.
– Займитесь этим! И надо предупредить всех наших людей, что они послезавтра понадобятся.
– Да, но… – Бондаренко замялся. – А как же с вашим подозрением насчет провокаторов?
– Это же не означает, что мы должны прекратить работу, – сказал Фролов. Коротко объяснил Кольцову и Красильникову, почему он пришел к выводу о том, что белой контрразведкой в подполье внедрен провокатор.
Слушая Фролова, Красильников вспоминал Кузьму Николаевича, который погиб вскоре после того, как у него на явке побывал Дмитрий Ставраки…
Ставраки!
Это после его визита на Фонтанную за явкой установили надзор, а потом и разгромили ее, чудом не схватив Кольцова. Это ему, Ставраки, было поручено ликвидировать Федотова, о чем тут же узнала контрразведка…
И Красильников сказал:
– Я знаю, кто провокатор… Дмитрий Ставраки!
– Митя? – воскликнул пораженный Кольцов. – Он что же, тоже был связан с вами?
– О твоем друге детства я тебе потом все объясню, – вздохнул Красильников.
– Он давно связан с подпольем? – спросил Фролов. – Многих ли знает?
– Только нашу группу, – ответил Красильников.
– Явки?
– Мы встречались с ним на квартире Наташи Старцевой. Он иногда навещал ее на правах старого товарища.
– Наташу надо предупредить. Вполне возможно, что за ее квартирой и за нею уже установлена слежка… Лучше, если она на время покинет Севастополь. – Фролов озабоченно прошелся по каморке, спросил у Красильникова: – Со Ставраки ты сможешь встретиться завтра? Хорошо бы с самого утра!
– Конечно.
– Для начала его надо как-то изолировать. Подумай, – сурово сказал Фролов. – А уж потом, окончательно во всем разобравшись, решим его судьбу. – Он вновь извлек брегет, щелкнул им. – Поговорим о других неотложных делах…
– Извини, Петр Тимофеевич, – сказал Красильников. – Что с землечерпалками? Неужто и впрямь намерен ты их у Врангеля закупать?
– Добро, принадлежащее народу, покупать для народа за его же деньги? – Фролов тихо засмеялся, покачал головой: – Хорошего же мнения, Семен, ты и обо мне, и о Дзержинском!.. Нет, товарищи дорогие. Мои переговоры с белыми генералами ведутся для того, чтобы флотское имущество не перехватил кто-нибудь другой. Чтобы оно действительно не было продано на сторону. А окончательно его судьбу решать будут крымские подпольщики. В документах, которые мне предстоит вскоре подписать с правительством Врангеля, оговорено: финансовые расчеты между сторонами совершаются по прибытии судов и землечерпательных караванов в указанный банкирским домом порт. Зарубежный, естественно. Вот если они и впрямь придут туда, платить придется. Значит… – Он замолчал и оглядел товарищей, словно предлагал им закончить за него все недосказанное.
– Значит, суда и караваны должны прийти не в зарубежный, а в наш порт! – первым отозвался Кольцов. – В Одессу, например.
– Да, но это возможно лишь в том случае, если команды их будут сформированы из надежных, верных нам людей! – Красильников озабоченно посмотрел на Бондаренко: – Все понял, Степан?
– Понять-то понял, – полностью разделяя его обеспокоенность, сказал Бондаренко, – но попробуй в короткий срок такое количество надежных людей подобрать!
– У вас будет на это время, – сказал Фролов.
– Не проще ли тогда иначе сделать… Надо тайком подпортить на судах машины.
– А что! – поддержал его Красильников. – На буксирах такую прорву из Севастополя не утянешь! Глядишь, и останутся караваны в родном порту до прихода наших…
– Останутся ли? – сказал Фролов. – А если белые перед эвакуацией решат уничтожить их? Нет, товарищи, проще – не всегда хорошо и надежно. Так что придется и тебе, Семен, и вам, Степан Иванович, подумать над нашим планом. Но сейчас давайте вернемся к операции со Слащовым…
На землю уже опускалась ночь, но они неторопливо и скрупулезно продумывали операцию, которая могла приоткрыть завесу над тайной врангелевского наступления… В нескольких кварталах отсюда особо доверенные штабисты Врангеля тоже сидели сейчас над военными картами и сводками… А сотни тысяч людей, разделенных на два лагеря, ждали, когда пробьет пока неведомый им, грядущий, не знающий жалости час. Машина уже была запущена на полную мощь. В ней все было так отлажено и бесповоротно, что казалось, любая попытка одного или нескольких человек вмешаться в четко спланированный и пока еще глубоко скрытый от посторонних глаз ход событий будет наивна и смешна.
Но так только казалось…
Были уложены чемоданы, и Таня Щукина неприкаянно ходила по гулким комнатам, все еще не желая смириться с завтрашним отъездом. Комнаты, после того как с них поснимали шторы и занавески, картины и фотографии, выглядели казенно и неуютно.
Перебирая любимые книги, она увидела выпавший на пол листок. Подняла его, взглянула. «Милый и добрый господин градоначальник! Пребывая вдали от вас, я все же мысленно с вами…» Письмо от Павла. Он с генералом Ковалевским выезжал на фронт и каждый день слал ей оттуда такие письма, нежные, трогательные и немножечко дурашливые…