– Что же делать, владыка? В ближайшее время нам опять предстоят большие испытания. – Врангель взял епископа под руку, прошел вместе с ним по кабинету. – Вы правы: проходит жизнь, та самая, что у каждого одна-единственная… Как, каким образом можем мы поощрять воинов-героев? Учрежденными в Российской империи орденами?..
– Царские ордена лишь царь вправе давать, – возразил епископ.
– И я так думаю. Поэтому хотел посоветоваться. Мы ведь в надежде, вере, в уповании на чудо черпаем силы для борьбы за Русь святую. И я подумал: а не учредить ли нам новый орден – Святого Николая Чудотворца? Если вы, ваше преосвященство, готовы поддержать меня, попытайтесь подготовить статут будущего ордена.
Преосвященному идея понравилась. После ухода епископа Врангель взялся за текущие дела. Необходимо было набросать проект приказа о бережном отношении к пленным: откуда еще черпать резервы, когда начнутся бои? И ни в коем случае не казнить бывших офицеров, которые пошли в красные командиры, как это случалось у Деникина. Не ожесточать, а привлекать на свою сторону изменивших присяге…
Не успел барон продумать первые фразы, как адъютант доложил о прибытии генерала Слащова.
«Началось! – с раздражением подумал барон. – Ну что, что еще у него стряслось и заставило без вызова, без предупреждения сюда примчаться!..»
Слащов, невыспавшийся, возбужденный, заговорил с порога:
– Я – по важному делу! Велите принести кофе, ваше высокопревосходительство!
Залпом, в несколько глотков, выпив большую чашку крепкого и черного как деготь кофе, он подошел к карте, по-хозяйски уверенно раздвинул шторки и, нервно тыча указкой в карту, заговорил:
– Не только мне и вам, но всем, и противнику в том числе, ясно: вырваться из «крымской бутылки» на оперативный простор мы можем только через Перекоп и Чонгар. Противник, естественно, ждет наших действий. Он возвел на предполагаемом направлении главных ударов мощные оборонительные сооружения, подготовил ловушки для танков. Его артиллерией пристрелян там каждый аршин земли. Если мы через все это и прорвемся, то ценой потерь, при каких дальнейшее наступление станет попросту невозможным.
– Вы затем только и прибыли сюда, оставив войска, чтобы втолковать мне это?
– Я прибыл, чтобы предложить вам новый план!
– Хорошо, если б так, – недоверчиво кивнул Врангель. – Я готов вас выслушать. Говорите.
– Десант! – громко, будто выстрелив, сказал Слащов. – Суть плана – десант и внезапность! Мой корпус, которому должны быть приданы кавалерийская бригада и артиллерия на конной тяге, погрузится на имеющиеся у нас мелководные транспортные суда и военные корабли. Это будет десант, какого еще не знала история войн! Ночью в темноте флотилия через Керченский пролив войдет в Азовское море и высадит десант в глубоком тылу большевиков, вот здесь, в районе села Кирилловка. Берег почти не охраняется, красные здесь нас не ждут… Отсюда мы сделаем стремительный марш на Мелитополь с задачей пленить штаб Тринадцатой армии красных, лишить их войска связи и управления. Посеять панику. В этот момент корпуса Кутепова и Писарева и нанесут удар через Перекоп и Чонгар по уже деморализованному, боящемуся окружения противнику… Уверен, в такой ситуации красные побегут, не использовав и десятой доли своих возможностей.
Врангель сразу понял и оценил задуманное Слащовым. Преимущества, которые сулил такой десант, были настолько очевидны, что барон сразу же мысленно утвердил его.
– Вы убедили меня, Яков Александрович. Каким кодовым названием мы обозначим этот план?
– «Седьмой круг ада»! – без малейшей паузы, как говорят о давно продуманном, сказал Слащов.
Барон улыбнулся:
– Седьмой так седьмой. Однако любите вы таинственность…
– Таинственность? – переспросил Слащов, подчеркивая значимость этого слова. – Совершенно справедливо заметили, Петр Николаевич. Как вы понимаете, нельзя незаметно провести подготовку целого корпуса к десанту, нельзя скрытно посадить такое войско на суда и вывести флотилию в море. Поэтому вместе с «Седьмым кругом ада» я обдумал еще и несколько других. Скажем, в «Первом круге ада» местом высадки десанта будет назван район Одессы. В «Третьем» – район Новороссийска. И так далее. Это – для чрезмерно любопытных и разведки противника… А что касается «Седьмого круга ада», то о нем должны знать только вы и я.
– А главы союзнических миссий? – быстро и сухо уточнил Врангель. – А Кутепов, Писарев, Абрамов?.. Мой штаб, наконец? Вы не считаете, что подобное недоверие оскорбительно?
– Нет, не считаю, – ответил Слащов резче, чем следовало. Видимо, сказывались и возбуждение, и усталость, и раздражение. Потом, щадя самолюбие барона, он примирительно сказал: – Опыт этой войны показывает, что многие наши планы преждевременно становятся достоянием разведки красных.
– Ну что ж… – вздохнул, не глядя на него, Врангель. – Ну что ж, Яков Александрович, пусть и на сей раз будет по-вашему…
Слащов поначалу не обратил внимания на загадочное «и на сей раз» – до мелочей ли было! Но потом подумал: неужто барон ведет свой счет каждому возникшему между ними недоразумению? Ай да главком!..
Глава тридцатая
Самое, быть может, трудное для лазутчика в тылу врага – это двойной счет на каждом шагу: «Так поступил бы я, а так должен поступить человек, в образе которого я живу; так сказал бы я, но так не скажет человек с моей легендой…» Этот самоконтроль никогда не покидал Петра Тимофеевича Фролова.
Жизнь его в Крыму была сверх меры насыщена будничным бытом, как унылое зудение мухи в осенней паутине. Поиски и аренда складских помещений, заботы об их ремонте, наем сотрудников… Бог знает, о чем только не приходилось ему заботиться!
В это утро его ждал генерал Вильчевский. Он держался с Фроловым менее официально, без настороженности. После взаимных приветствий Вильчевский предупредил, что с оформлением деловых отношений придется немного подождать.
– Назревают важные события. – Тон у генерала был доверительный. – Мы буквально с ног сбиваемся! Но это ненадолго – горячая пора минет, и мы быстренько все оформим.
За этими намеками и недомолвками скрывалось, конечно, что-то действительно важное, но Фролов сделал вид, что его нисколько не интересуют штабные тайны. Тем более что он уже догадывался: «назревающие события» – это наступление… А вот когда и где конкретно оно начнется – выяснить необходимо. И передать своим. Значит, наступила пора связываться с севастопольскими помощниками. Была у него еще и явка в Симферополе: требовалось, не откладывая, проверить, сохранилась она или нет…
Вильчевский по-своему понял затянувшееся молчание.
– Пусть вас эта задержка не тревожит! Можете в любой час побывать в порту. Осмотрите суда и землечерпательные караваны. Вас встретят и покажут все, что вас будет интересовать.
– Я понимаю, такие дела в один день не решаются, – примирительным тоном проговорил Фролов. – Однако же и задержка нежелательна.
– Конечно, конечно. – Вильчевский откинулся на спинку кресла. – Обещаю вам, все решится без проволочки.
– Заранее благодарен, – суховато отозвался Фролов. – Все упомянутые мной условия остаются в силе. – И, не давая Вильчевскому возможности ответить, продолжил уже без прежней сухости: – Пока же я думаю заняться другими делами. Прошу вас посодействовать в поездке в Симферополь. Рассчитываем открыть там филиал. Основная же российская контора нашего дома пока будет располагаться здесь, в Севастополе.
– И правильно! Поближе к штабам! Поскольку в эти смутные дни только с их помощью и можно решать дела, – одобрил мысли Фролова генерал Вильчевский. – Пропуск в Симферополь вам выпишут в любой удобный для вас день, я распоряжусь.
– Благодарю вас, – наклонил голову Фролов. – Вы становитесь добрым гением нашего дома.
– Стараюсь. И чем же ваш банкирский дом будет заниматься в Симферополе, если не секрет? – оживился Вильчевский. – В Симферополе флота нет. Значит ли это, что в круг торговых интересов вашей фирмы входит не только закупка судов?
– Совершенно верно. Если, конечно, дело масштабное.
Помолчали. Затем Вильчевский осторожно спросил:
– Ну а если бы вам предложили контракт на вывоз пшеницы?
– Пшеницы? – с оттенком удивления переспросил Фролов. – Откуда же ей взяться сейчас в Крыму? Возможно, какой-то мизер и наберется, но…
Вильчевский рассеял его сомнения:
– Излишки пшеницы составят семь-восемь миллионов пудов!
– Вот как?! – Фролов смотрел на генерала озадаченно. – Но, простите меня за этот вопрос, откуда?
– Будет пшеница! – с той же значительностью повторил Вильчевский. – Будет, и в скором времени.
– Если позволите высказать предположение… – прищурившись, неспешно проговорил Фролов. И тут же – быстро, не оставляя генералу времени на раздумья, спросил: – Хлебные запасы Северной Таврии, так?
Генерал предостерегающе посмотрел на него.
– Да ведь это, Павел Антонович, не секрет, – продолжал Фролов, – другого пути из Крыма в Совдепию, как через Северную Таврию, у армии просто нет… Однако вы, извините великодушно, предлагаете сейчас нам мифический хлеб. А нас интересует реальный.
– Будет! – еще раз твердо сказал Вильчевский. – И давайте, Василий Борисович, условимся на будущее: я всегда отвечаю за свои слова!
– Понял, Павел Антонович, – улыбнулся Фролов. – В конце концов, нас меньше всего интересует военная сторона дела: была бы обещанная вами пшеница!
Он встал. Рукопожатие его было крепким и надежным. Когда Фролов вышел, противоречивые чувства испытал генерал Вильчевский: с одной стороны, напористость совладельца банкирского дома, его властная манера не выпускать из своих рук нить разговора смущали генерала, но с другой… С другой стороны, эта уверенность и широкая смелость впечатляли, вызывали к нему еще большее доверие.
Узнав от дежурного, что о нем уже дважды осведомлялся полковник Татищев, капитан Селезнев, не заходя к себе, направился к начальнику контрразведки.