Извлеченный из сумки пакет со съестными припасами, опустился на стол.
Батон хлеба, палка колбасы, ломать сала и зеленый жезл тепличного огурца.
Если не появится желания выбраться в город, можно провести в номере все выходные – запасов хватит.
Жуя бутерброд из кружочков «краковской», в два слоя выложенных на ломтике булки, и запивая минералкой из пластиковой бутылки, Ликин прошелся по комнате. От закрытого плотной шторой окна до двери ровно восемь шагов.
– Очень нужная информация, – с иронией заявил Максим Геннадиевич отражению в зеркале. Какая-то неясная тревога, ворочаясь и дергая за нервные окончания, угнездилась в желудке, вызывая дискомфорт.
«Почему родные не берут трубку? Они что, не понимают, как он волнуется?»
На смену тревоге пришло раздражение:
«Неужели трудно перезвонить?»
Сунув сумку под кровать и сложив оставшиеся припасы в холодильник, затарахтевший, едва вилка с хрустом воткнулась в розетку, он направился в ванную комнату.
Обмывшись под холодным душем, Максим Геннадиевич обнаружил, что забыл зубную пасту дома и придется ограничиться полосканием полости рта.
Позевывая, он погасил свет и на ощупь отыскал кровать.
Забрался под одеяло, взял мобильник.
Вереница вызовов, ушедших туда же, где пропали предыдущие. Набрал сообщение и отправил.
«Спокойной ночи. У меня все хорошо. До завтра.»
Максим Геннадиевич чувствовал себя обиженным и поэтому ограничился простыми, вежливыми, но не более словами. Никаких «Люблю, целую, скучаю».
Мобильный телефон опустился на прикроватную тумбочку, а голова на подушку.
Мысли закружились в хороводе, путаясь, сбиваясь в кучки.
Сознание нырнуло в темноту. Затем, ухватилось за мутный образ и принялось творить сновидение, сплетая из нитей сна гротескное отражение реальных эмоций.
Обстановка комнаты до боли знакомая. Квартира, в которой он проживал с младых лет, сперва с родителями, а теперь с женой и собственной дочерью.
Тишина. Лишь изредка, словно сквозь сон, похрюкивал холодильник, ускоривший бег фреона по трубкам.
Темнота. Подмигнула светодиодная лампочка на выключателе, да очертил сферу тускло мерцавший ночной светильник у изголовья кровати.
Максим Геннадиевич окинул взглядом силуэт, просматривавшийся под ворохом взбитого одеяла. Возвышенность вздрогнула, пошла волной. Тело под одеялом повернулось на другой бок. Выглянула розовая пятка.
Ликин ощутил приступ нежности. Вздохнув, уловил кошачье урчанье.
Этот факт его не удивил, как и то, что он каким-то образом обзавелся четырьмя лапами и хвостом.
Спрыгнув с подоконника, он прошествовал из детской комнаты в спальню.
Семейное ложе. Одеяло сбито в ногах, подушка безжалостно скомкана и прижата животом. Ночнушка задралась под самые подмышки, оголив крепкие ноги, изогнутые словно для бега, пышные ягодицы, вызывающе оттопыренные навстречу лунному свету, падающему сквозь приоткрытую форточку, крутой изгиб спины.
Максим Геннадиевич, вожделенно мурлыкнув, облизался шершавым языком.
Одеяло в ногах жены зашевелилось, вздыбилось холмом.
Кот фыркнул и обеспокоенно отступил на несколько шагов.
Из-под одеяла выбралось существо, смутно напоминавшее человека. При этом то, что оно мужского пола, сразу бросилось в глаза. И тут природа не поскупилась, в отличие от других частей тела. Куцые тощие руки, оплетены узловатыми мышцами, проступающими сквозь пергаментно тонкую кожу болезненно сизого оттенка. Вместо кистей они оканчиваются осколки обнаженной кости. Кривые ноги изогнуты коленками в обратную сторону и при каждом шаге изгибаются, словно не в силах вынести вес тучного тела. Выпяченный живот и большие, женоподобные груди словно накачаны изнутри воздухом, так что проступили кровеносные сосуды. Крохотная голова, напоминающая недоеденный чизбургер, покрытый волосами – плесенью, пушистой, словно тополиный пух, почти полностью утоплена в складках жира. При всей несуразности, от существа веет угрозой.
Ужасное существо нависло над женщиной, возбужденно вздрагивая всем телом и роняя слюну. Из пасти вывалился неимоверно длинный кроваво-красный язык. Он свесился к оттопыренной женской попке и лизнул белоснежную кожу, оставляя мерзкие даже на внешний вид слизкие следы.
Кот жалобно пискнул, впился коготками в ковровое покрытие.
Язык, продолжая движение, соскользнул в ложбинку, задергался.
Женщина, исторгнув сладострастный стон, сильнее выпятила ягодицы, подавшись навстречу ласке.
Максим Геннадиевич разгневанно мяукнул.
Существо заскрипело, задергалось, демонстрируя степень возбуждения и недвусмысленность намерений.
Сознание кота заволокло яростью, он подобрался, сжимаясь словно пружина, и метнулся на врага.
Мелькнула кровать, спина существа приблизилась.
Кот выставил лапы и обнажил когти.
Пролетев сквозь существо, Максим Геннадиевич врезался в прикроватную тумбочку и шлепнулся на пол. От неожиданности пресловутое кошачье умение всегда приземляться на лапы подвело, и он шлепнулся боком, перекувыркнувшись пару раз, перед тем как остановиться.
А существо, торжествующе дергаясь, опустилось на женское тело. Проникло в него.
Кот отчаянно закричал, пытаясь остановить творящееся безобразие.
Его никто не услышал. Разве что существо, но его крики несчастного лишь тешили.
Дергаясь, изгибаясь, оно плотнее прижималось к женскому телу. Острые обломки костей, которыми заканчивались руки, вонзились в спину. Вспороли кожу, прорвали мышцы, погрузились дальше.
Брызнула кровь, заставив Максима Геннадиевича в ужасе спрятаться под кроватью.
Но скрип матраса и булькающие звуки не дали отрешиться от того, что происходило сверху. Разыгравшееся воображение лишь добавило масла в огонь.
Кровь, пропитав простынь и матрас, крупными каплями забарабанила по ковру.
Кот мяукнул и выметнулся из спальни.
На пороге детской комнаты Максим Геннадиевич обернулся.
В дверном проеме спальни покачивалось существо. Все такое же возбужденное, но теперь густо перепачканное густой, липкой кровью, только что растерзанной жертвы.
Заскрипев, оно встрепенулось, словно пес, выбравшийся из воды. Капли крови украсили стены и пол.
Существо двинулось на кота, не оставив сомнений в намерениях.
Максим Геннадиевич, заорав, бросился к детской кроватке, надеясь разбудить, спасти…
Тело пронеслось сквозь холм одеяла, провалилось сквозь матрас и шлепнулось на пол.
Существо вошло в комнату.
Максим Геннадиевич прыгнул на него, не с надеждой, но в бессильной злобе и отчаянии. Ибо ждать, во стократ хуже, нежели действовать, даже если эти действия – впустую.
В этот раз он не пронзил тело, словно голограмму.
Существо стремительно обернулось. Массивный окровавленный орган припечатал кота между глаз и сбил на пол. Ни ковер с мультяшными зайцем и волком, ни деревянный пол, ни даже железобетонное перекрытие не задержали его падения. Ликин ухнул в темноту, продолжая считать кружащиеся перед глазами светлые точки.
Как и всякий кот, Максим Геннадиевич приземлился на лапы. Вернее, на ноги, поскольку к этому моменту обрел привычный облик.
Когда хоровод искорок перед глазами погас, он обнаружил, что находится на улице.
И город укутан в темноту. Не горит не одной лампочки.
Кто-то скрывался в подворотнях, замышляя недоброе.
Чем тише Максим Геннадиевич старался идти, тем громче звучали шаги.
Где-то рядом должен находиться спасительный отель. Он чувствовал, что должен любой ценой добраться до него. И тогда кошмар закончится, и он проснется.
Он шагал все быстрее, почти бежал…
Появилась луна. Кроваво-красная, пророчащая ненастье и беды.
В ее свете отель, появившийся буквально в двух шагах, выглядел огромной печью крематория, призывно распахнувшей створки.
Максим Геннадиевич попытался затормозить, но ноги не послушались, безвольно скользя над землей. Его понесло вперед быстрей.
Ухватившись за столб электропередач, оказавшийся в зоне досягаемости, он замер.
Руки, дрожа и хрустя суставами, вытянулись, удлиняясь и утончаясь.
Столб стал удаляться, медленно, но неуклонно. Два метра, три… пять… десять…
Руки вытянулись, став не толще вязальной спицы.
Он отчего-то не испытывал боли, лишь безмерное удивление.
Створки печи хлопали, словно пасть кровожадной твари.
Максим Геннадиевич поджал ноги, из последних сил напряг мышцы, в отчаянной попытке отсрочить неизбежное.
Пятки опалило нестерпимым жаром. Онемевшие пальцы соскользнули и тело, словно резинка из детского пистолета, со свистом влетело в разверстую пасть.
Крик потонул в свисте ветра и реве огня.
Непроизвольно сжавшись в комок, словно бы это каким-то образом смягчит удар, Максим Геннадиевич зажмурил глаза.
Удара не последовало. Стих ветер, жара больше нет. Лишь дыхание, оглушающее громко отдается в ушах.
Застонав, Ликин расслабил мышцы, приоткрыл глаза.
Он в номере. Обстановка едва различима в желтоватом свете Луны, с любопытством заглядывающей сквозь прореху в шторах и голубоватых отсветах лампы, пробивающихся из коридора в щель под дверью.
Осознав, что это всего-навсего кошмар, порожденный вечерними волнениями и новым местом, Максим Геннадиевич шумно вздохнул. Стерев со лба ледяной пот, покосился на дрожащие пальцы.
– Приснится же такое.
Нащупав мобильный телефон, поднес к глазам.
Таймер высветил 03.43. Две полоски сигнала, но ни мигающего колокольчика, ни конверта. Значит, пропущенных звонков или сообщений нет.
Поборов острое желание набрать жену, Максим Геннадиевич вернул мобильник на прикроватную тумбочку и направился в санузел. Позвонит позже, когда жена с дочкой проснутся. Приснившийся кошмар не повод будить их среди ночи.
Медленно отходя от нервной встряски, вызванной невероятно реалистичным сном, Ликин умылся холодной водой и принялся изучать свое отражение.
Белки глаз покрыты густой сеткой лопнувших сосудов, словно небо росчерками молнии. От этого взгляд у Максима Геннадиевича стал странным, словно у кролика-альбиноса. Пугающим и испуганным одновременно.