— Нет, господин, — быстро ответил Петр.
Но прожженный царедворец, мастер интриг, Меджкем сразу почувствовал фальшь в его голосе. Порядочные люди, увы, не умеют врать, даже во спасение.
— Пойдем, — тихо, боясь спугнуть удачу, приказал Меджкем, — пойдем покажешь мне свое жилище.
Когда Имрана выволокли из хижины, Меджкем спросил хозяина:
— Это кто?
Петр пожал плечами и сказал:
— Не знаю.
Меджкем повторил вопрос.
— Не знаю, — повторил Петр, — первый раз вижу.
— Но он же находится в твоем доме, — пояснил Меджкем.
— Вор, наверное, — ответил Петр, — забрался в дом, выпил вина и заснул. Я здесь не причем.
Имран слабо удивился, увидев в тюремной камере еще одного заключенного, ибо он был уверен, что его поместят в одиночку. Имран тут же решил, что это шпион, тем более что он был без цепей, поздоровался и подошел к стене, которую венчало крошечное вентиляционное окно. Он поднял руку, но дотянуться до окна не было никакой возможности, мешали цепи.
— Помочь? — спросил сосед по камере.
— Помоги.
Сосед подошел, наклонил спину и уперся руками в стену. Имран кое-как взобрался на него и дотянулся до окошка.
За тюремной стеной были видны оливковые рощи, скалы и холмы вдали. Имран слез с доброхота, подобрал цепи пошел и сел у стены, в своей излюбленной позе.
— Что-нибудь увидел?
Имран покачал головой, разглядывая сокамерника. В помещении был полумрак, но Имран разглядел его светлые волосы и сверкающие здоровым любопытством глаза.
— Как тебя зовут? — спросил Имран.
— Назар.
Имран кивнул.
— Ты христианин?
Назар неопределенно пожал плечами.
Имран задал новый вопрос:
— Это камера смертников?
Назар вновь пожал плечами:
— Наверное.
Имран удивился:
— Ты что же? не знаешь, за что сидишь?
Назар почесал в голове:
— Я вообще-то здесь по-другому делу.
— Понятно, — сказал Имран, хотя ничего на самом деле не понял.
— Я давно здесь?
— Второй день, ты был без памяти, когда я зашел сюда, били тебя, наверное, не один час. Я даже поспорил, выживешь ты или нет? Проиграл. Ты удивительно быстро пришел в себя.
— С кем поспорил?
— Ты его не знаешь, — махнул Назар, — раны на тебе заживают быстрее, чем на собаке.
Имрану не понравилось сравнение с собакой, и он сказал:
— Попридержи язык, — потом добавил. — Где-то я тебя видел.
— Твоя судьба решится в течение месяца, — продолжал Назар, не обратив внимания на последнее замечание, — Мунис отправил донесение халифу, но вслед за донесением сам отправился в Багдад, все это продлит твою жизнь, но не надолго, тебя ждет смертная казнь.
— Жаль, — сказал Имран, — ничего у меня не получилось столько людей погибло из-за меня и все напрасно.
— Неудачи одних людей дают миру больше чем удачи других, — возразил Назар.
Имран тяжело вздохнул. Снаружи донесся протяжный крик муэдзина, призывающий верующих к молитве.
Имран сказал:
— Человек по имени Назар два раза спасал меня, таинственным образом вынося с поля боя. Не имеешь ли ты к нему отношения?
— Насчет первого утверждать не берусь, — ответил Назар, — но спасал тебя действительно я.
— А кто же ты, ангел? — спросил Имран.
— Ну, кто про себя такое скажет, — скромно заметил Назар, — скажем так, я посредник или лучше сказать порученец.
— А разве ты не можешь спасти меня еще раз? — спросил Имран.
— Нет.
— Почему?
— Я не знаю почему, не посвящен, просто у меня больше нет подобных поручений. Между нами, говоря, ты и так перебрал. Это справедливо, я так считаю. Вернее это несправедливо по отношению к другим, чем ты лучше их, да ничем. На тебя обратили внимание только благодаря твоему удивительному, я бы даже сказал возмутительному везению. А после того, как ты, выпутавшись из всех передряг, вновь добровольно напросился на неприятности, было решено оказать тебе покровительство. Но теперь твое время вышло.
— А может, ты еще раз спросишь? — с надеждой спросил Имран.
— У меня нет такого права. Они сами приказывают, когда сочтут необходимым.
Назар помолчал, затем добавил:
— Впрочем, тебе никто не может запретить использовать свое необыкновенное везение и попробовать спастись еще раз.
— Спасибо и на этом, — усмехнулся Имран. Он поднялся и стал расхаживать по камере. Назар с улыбкой наблюдал за ним.
— А чему ты радуешься? — не глядя на него, спросил Имран.
Назар пожал плечами.
— Зачем ты здесь, если у тебя нет поручения, или ты пришел полюбоваться на мою казнь?
— Ну, можно так расценить мой визит, а можно сказать, что я пришел проводить тебя в последний путь. Все зависит от точки зрения и от характера, который эту точку определяет. Но ты уже высказал свою точку зрения и в связи с этим я должен определить ее, как редкое свинство, учитывая все то, что я для тебя сделал. Или ты думаешь, что тот лаз в скале выводил к реке, нет, ты ошибаешься. Он заканчивался змеиной ямой. Прежний владелец очень любил отпускать провинившихся крестьян на волю по этому каменному желобу. Они подобно тебе, радовались, попав в этот лаз, думали, что избежали неминуемой смерти. Я поймал тебя в самом конце, затем мне пришлось прогрызть скалу зубами. Я теперь долго не смогу грызть баранью лопатку, а ведь это мое любимое блюдо…
— Ну ладно, извини, — сказал пристыженный Имран.
Возмущенный Назар поднялся и шумно дыша, принялся расхаживать по камере.
— Ну, хорошо, я свинья неблагодарная, — воскликнул Имран, разведя руками, — удовлетворит тебя это извинение.
Назар остановился, довольно кашляя.
— Ну, учитывая то, что ты мусульманин, да.
Назар удовлетворенно опустился на корточки.
Имран подошел, сел, прямо напротив него и, заглянув ему в глаза, с изумлением обнаружил, что у Назара нет зрачков. В глазных яблоках светилась небесная синева, сквозь которую был виден какой-то дворец сотканный из облаков. У Имрана заслезились глаза. Он вытер слезы, отодвинулся и попросил:
— Сделай для меня одно одолжение, я буду тебе обязан.
— Какое одолжение? — настороженно спросил Назар.
— Сообщи одному человеку о моем положении.
— А ты знаешь, что со мной сделают, если узнают об этом? Меня лишат света.
Имран развел руками.
— Подумаешь, меня лишили свободы, и вот-вот лишат жизни, а ты боишься лишиться света. Да в темноте по нынешней жаре, даже приятней, прохладней во всяком случае.
— Ты не понимаешь, — со знанием дела, сказал Назар, — темнота — это нечто большее, чем простое отсутствие света, это тоже материя, но иная, та от которой отказались.
Имран тяжело вздохнул, пошел и лег на земляной пол лицом к стене. Назар вновь поднялся и стал нервно ходить по камере, бормоча что-то себе под нос. Имрану показалось, что он слышит такие слова, как «неблагодарность» и «против правил». Продолжалось это довольно долго. Имран даже успел слегка задремать, когда Назар остановился за его спиной и глухо спросил:
— Имя?
— Ахмад Башиp, — не оборачиваясь, ответил Имран, — последний раз я его видел на борту торгового судна отправляющегося в Сицилию.
— Я ничего не обещаю, — сказал Назар.
Когда Имран обернулся, в камере уже никого не было. Имран улегся поудобней и закрыл глаза, намереваясь заснуть. Но снаружи загремел засов, дверь отворилась, и в камеру вошли люди. Имран услышал голос, от которого у него холодок побежал по спине, он испытал чувство, которое испытывает человек, когда слышит шипение змеи. Насмешливый голос:
— Кажется, о «Махди» ты, наконец, таки обрел достойные тебя стены.
Имран медленно поднялся на ноги и, растянув лицо в улыбчивой гримасе, повернулся к говорящему.
Меджкем стоял, вдев большие пальцы одной руки за пояс, перетягивающий его рваный местами, халат, в другой он держал четки Имрана. Он был безоружен, но у двух стражников, стоявших по бокам от него имелись и алебарды и табарзины.
Имран перебрал в уме несколько вариантов ответа, но остановился на простом вопросе:
— Ворота ты открыл?
— Я, — с гордостью сказал Меджкем.
Продолжая улыбаться, Имран сказал:
— Я раньше думал, что подлость и предательство — это вынужденные человеческие поступки. Обстоятельства складываются так, что человек проявляет слабость. Я даже сам, когда-то оказался в подобной ситуации.
Но потом выяснилось, что мой поступок не оказался решающим. То есть даже вынужденное предательство порядочного человека не приводит к тяжелым последствиям, в то время как, негодяй, я имею в виду тебя Меджкем, в любой ситуации будет поступать в соответствии со своими порочными склонностями.
По мере того, как Имран говорил, Меджкем все более мрачнел, и когда наступила пауза, он сказал:
— Ты стал не в меру болтлив.
Имран молчал, размышляя над причиной визита Меджкема.
— Мунис получил приказ халифа, — продолжал Меджкем, — не медля ни секунды вернуться в Багдад. Там началась заварушка, айары зарезали начальника тайной службы, когда арестовали зачинщиков, начался бунт. Так что пока его нет, ты в моей власти.
— Айары отомстили Абу-л-Хасану, — понял Имран, — и в этом тоже была его вина.
Спокойная задумчивость заключенного ввела Меджкема в заблуждение и он, потеряв бдительность, неосторожно приблизился к Имрану. Наш герой молниеносно накинул на шею негодяя цепь и, повалив на пол, принялся душить. Меджкем захрипел, вцепился Имрану в лицо, раздирая его в кровь. Стражники бросились их растаскивать, но сделать это было не просто. И поскольку глаза Меджкема уже вылезли из орбит, им пришлось треснуть заключенного по голове тупым концом алебарды и только после этого, Меджкема удалось освободить от цепи. Имран лежал без чувств. Меджкем отдышался и стал бить бездыханное тело ногами. Один из стражников оказался совестливым и помешал ему. Тяжело дыша, Меджкем вышел из камеры, за ним последовали стражники. Лязгнул засов. Наступила тишина.