— Что вы от меня хотите?
Голос Ёсико. Видимо, только что проснулась.
— Ночью мне позвонила Мисао. Я пыталась вам дозвониться, но вас не было дома.
— Как это так?
Эцуко занервничала.
— Может быть, вы все же откроете?
Пришлось ждать где-то около минуты, но минута показалась часом. Наконец, дверь распахнулась. Ёсико была в тонком халате, накинутом поверх ночной рубашки, волосы взлохмачены со сна. Эцуко обомлела.
— Что вы расшумелись в такую рань! Мне стыдно перед соседями! — На лице Ёсико появилось беспокойство. — Ведите себя пристойно. Ненормальная!
Она бросила на Эцуко презрительный взгляд, как если бы та устроила пьяный дебош.
Но сейчас не тот случай, чтобы вступать в ссору.
Эцуко подавила в себе растущее раздражение и, продолжая стоять перед открытой дверью, торопливо рассказала о том, что произошло.
Выслушав, Ёсико отрезала:
— Это всего лишь чья-то глупая шутка.
Эцуко ушам не поверила.
— Я уверена, это был голос Мисао! Она назвала меня по имени.
— Это ни о чем не говорит. Кто-нибудь из ваших хахалей захотел вас разыграть. — Ёсико, прищурившись, посмотрела на Эцуко: — Вы же вдовушка, да еще такая молодая.
Чувствуя, как у нее пылают уши, Эцуко оцепенела, утратив дар речи. Невозможно поверить, что перед ней представитель рода человеческого, мать.
Наконец она выдавила из себя:
— Можете думать обо мне все что угодно, но разве вам безразлична судьба Мисао? Она умоляла спасти ее!
— Ну уж и не знаю. Вы сами сказали, что разговор оборвался на «Спа…». Остальное ваши фантазии.
— Но…
В сущности, Ёсико была права, но невозможно обмануться, когда слышишь живой голос, когда к тебе взывают о помощи. У нее не было сомнений. Мисао сказала: «Спасите». Хотела сказать, но связь прервалась, или кто-то прервал.
Эцуко решила сменить тактику.
— Вы ходили вчера в полицию?
— Не ходила. И правильно сделала.
— Почему? Что вы хотите этим сказать?
Ёсико взялась за дверь, очевидно, собираясь закрыть ее.
— Пожалуйста, уходите. Не могу же я здесь стоять в таком виде!
— Госпожа Каибара!
— Нам не о чем говорить.
— Почему вы не подходили к телефону? Где вы были? Вас не беспокоит, что с вашей дочерью?
Ёсико возмущенно вздернула брови:
— Кто вам сказал, что не беспокоит?
— Но…
— Телефон — мы отключаем его на ночь. Просто выдергиваем вилку. В последнее время житья нет от телефонных хулиганов.
Эцуко была вне себя:
— И это в тот момент, когда могла позвонить Мисао? О чем вы только думаете!
Ёсико, как была в тапочках, спустилась на ступеньку вниз. Подавшись вперед, она со злобой посмотрела на Эцуко:
— Я всегда отключаю телефон на ночь, но после того, как Мисао ушла из дому, я этого не делала — а ну как моя дорогая доченька позвонит! Но поскольку нынешней ночью необходимость в этом отпала, у меня не было ни малейших причин изменять своим привычкам. Какая вы все-таки невоспитанная!
Отпала необходимость? Эцуко вновь потеряла дар речи.
Победоносно рассмеявшись, Ёсико сказала:
— Моя дочь, Мисао, позвонила вчера вечером. Около десяти. Сообщила, что она у подруги, в Иокогаме. Говорит, подвернулась какая-то работа. Задержится там до конца каникул, подзаработает денег, а на зимние каникулы поедет с подругой отдыхать куда-нибудь за границу. Это ее слова — хочу поехать на самостоятельно заработанные деньги. Конечно, говорит, я не должна была уходить из дома, не предупредив, но если бы, говорит, я бы сказала тебе, мама, ты бы наверняка была против и не отпустила бы меня.
— Вы спросили, как зовут подругу?
— Спросила. Дочь сказала — зачем тебе, все равно ты ее не знаешь.
— Ложь… — вырвалось у Эцуко.
Ёсико огрызнулась:
— С чего это Мисао будет мне лгать? Вы плохо ее знаете, она на такое не способна.
— Но я отчетливо слышала ее голос!
— Вот поэтому я и говорю — хулиганский розыгрыш. А вы купились, вообразили, что звонит Мисао. Я — ее мать, уж я-то знаю ее голос! Все, рассуждать больше не о чем!
И тотчас затараторила, брызгая слюной:
— Между прочим, я побеседовала и с матерью подруги. Она взяла трубку, мы очень мило поговорили. Приличная женщина. Очень приятная, не то что некоторые. Рада, что Мисао поживет у них. Я, говорит, за ней присмотрю, вы не беспокойтесь. Она не знала, что Мисао без спросу ушла из дома, и очень извинялась, что так поздно мне сообщили. Сказала, что девочки работают в ресторане на Басямити. Ресторан первоклассный, и наши дочери не разлей вода, прямо-таки как две сестренки. Мисао очень довольна.
Как-то все это сомнительно…
Нет, нет. Немыслимо! Заграничная поездка? Работа в ресторане? Сестренки? Будь у Мисао такие планы, она бы не стала скрывать от нее.
— Госпожа Каибара…
— Хватит, оставьте меня в покое! — закричала Ёсико.
Соседка, подметавшая перед своим домом, зыркнула в их сторону, точно ее ущипнули. Вылупила глаза.
Эцуко, заставив себя успокоиться, сбавила тон:
— Я уверена, что слышала по телефону голос Мисао.
Ёсико поджала губы и промолчала.
— Мисао позвонила вам около десяти?
— Сколько раз можно повторять! Вы что, глухая?
— Около десяти, да?
Ёсико фыркнула:
— Ну да.
Звонок к Эцуко был около полуночи. Невозможно представить, чтобы за какие-то два часа положение Мисао так круто изменилось.
«Госпожа Сингёдзи — спа…»
Безжизненный, опустошенный голос. Точно доносящийся из бездонного колодца.
— Госпожа Каибара…
Эцуко, вскинув голову, пристально посмотрела на Ёсико. И тотчас поняла, что говорить с ней уже бесполезно.
— Где ваш муж?
Ёсико нахмурилась:
— К чему вам?
— Ваш муж знает, что Мисао ушла из дома?
Щеки Ёсико побагровели от гнева, лицо передернуло. Выдержав паузу, она ответила ледяным тоном:
— Если вас так интересует, мой муж сейчас в заграничной командировке и вернется не скоро. Он очень занятой человек.
Эцуко почувствовала себя беспомощной. Потерпев поражение с матерю, она еще питала надежды на беседу с отцом…
— С ним можно как-то связаться?
— Уж не думаете ли вы, что я сообщу вам номер его телефона? — взвизгнула Ёсико. — Можете сколько влезет считать себя подругой Мисао, но это не дает вам право совать свой нос в мою жизнь! Пожалуйста, больше не надоедайте мне!
И в возбуждении, захлебываясь, выпалила:
— Слава богу, Мисао нашлась. Жива и здорова. Я — ее мать, и могу сама управиться с этой своевольной девчонкой. Мне помощники не нужны. Уходите. Если вы от меня не отстанете, я вызову полицию. А у меня, между прочим, есть родственники, работающие в полицейском управлении.
Дверь с шумом захлопнулась.
14
Делать нечего, оставалось не солоно хлебавши ехать на работу в «Неверленд». Она опоздала на пятнадцать минут.
Вошла. Услышала со всех сторон обычные приветствия. Не имея сил ответить, села за свой стол.
— Что случилось? — Иссики поднялся и подошел к ней. Эцуко никогда не опаздывала, к тому же он наверняка по лицу заметил, что она не в себе.
— Мне надо с вами посоветоваться, — сказала Эцуко.
— Хорошо, давайте пройдем в комнату совещаний.
Иссики первым вышел в коридор. Эцуко, сделав над собой усилие, встала, извинилась перед коллегами за опоздание и за то, что должна временно отлучиться, и последовала за начальником.
— Вы плохо выглядите. Что-нибудь случилось с отцом или с дочерью? — спросил Иссики.
Эцуко отрицательно покачала головой.
— Значит, проблемы с работой?
Одна молодая сотрудница прозвала Иссики «ходячей вежливостью». Со своими подчиненными он разговаривал с той же неизменной учтивостью, что и с клиентами страховой компании. После грубых тирад Ёсико его любезные манеры были как бальзам на раны.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
Эцуко рассказала. Иссики выслушал, время от времени вставляя вопрос.
— Ну и ну, вот так история! — воскликнул он, когда она закончила, но ничто на его добродушном лице не выдало волнения.
— Вы тоже думаете, что я зря паникую? — спросила Эцуко.
Иссики опустил голову и, немного подумав, сказал:
— Нет, я так не думаю. Вы правы, в разговоре мы всегда улавливаем то, что наш собеседник не хочет или не может сказать. Речь значит больше, чем составляющие ее слова. Есть общее настроение. Малейшие оттенки интонации меняют смысл сказанного. Если вы расслышали: «Спасите!», значит так оно и есть.
Рассудительный тон Иссики подействовал на Эцуко благотворно. Спало внутреннее напряжение. Вернулось понимание того, что необходимо сохранять спокойствие и выдержку.
— Что вы теперь намерены предпринять?
— В каком смысле?
— Сразу уточню, меня интересует, что вы будете делать в качестве сотрудницы «Неверленда», а не как частное лицо.
Эцуко удивленно посмотрела на Иссики.
— То есть, вы хотите сказать, что отныне это дело не имеет никакого отношения к «Неверленду»?
Иссики кивнул. Положив по-женски изящные руки на стол, слегка подался вперед:
— Вы же понимаете… Мы, сотрудники «Неверленда», до самого конца остаемся псевдодрузьями. Звонящие нам люди с одной стороны — чрезвычайно одинокие, а с другой — очень осторожные. Несмотря на свое одиночество, они опасаются всех тех хлопот, которые неизбежно возникают, когда заводишь настоящих друзей. Потому-то и обращаются к нам, существующим для них лишь как голос в телефонной трубке, хотят избежать неприятностей, сопутствующих непосредственному общению. Другими словами, дружба по телефону их вполне устраивает. Ясно я излагаю?
Эцуко кивнула.
— Это же так удобно — знать друга только по голосу. Есть желание, набираешь номер, и, пожалуйста, тебя готовы выслушать. Как волшебная лампа Аладдина. Нет необходимости — можно со спокойной душой не звонить. Никто не выскажет упрека. У нас здесь главный тот, кто звонит. Мы не более чем пассивные слушатели. Но для того, чтобы телефонная исповедальня наподобие «Неверленда» существовала, есть одно непременное условие — мы ни при каких обстоятельствах не должны переступать черту.