Вскинули луки. И давай стрелять. Гораздо точнее, чем жители аула. С десяток стариков и трое мальчишек, постанывая, отошли от ограды, со стрелами в плече или боку.
Кокжал, как раненый зверь, подскочил к ограде. Свирепо потряс повозку, попытался оттащить в сторону. Ему на помощь кинулись еще четверо разбойников.
Атымтай просунул копье, кольнул одного в шею. Бандит заклокотал кровью, упал под копыта коня.
Беррен метнул нож. Попал другому разбойнику в глаз, тоже выбил из седла.
Тауман встал в полный рост, перегнулся через проход, ударил третьего палицей. Расколол голову на мелкие части, как орех.
Размахнулся еще раз. И тут ему в грудь впились стрелы, одна за другой.
Великан зарычал, откинулся назад.
Повозки в проходе затряслись от усилий лиходеев.
– Тащите, тащите! – кричал Кокжал. – Вырвем печени этим ублюдкам и скормим псам.
Ерофей перезарядил пищаль. Отбежал подальше на пригорок, чтобы взять проказника на мушку. Прицелился.
Выстрелил.
Кокжал дернулся. Лицо кровью покрылось. Завалился на шею коня, тот понес его прочь. Неужто в голову попал?
Что там дальше с верховодом стряслось, непонятно. Московит и сам на виду оказался. В него тоже послали стрелы. Одна ударила в грудь, по панцирю. Больно, прям по сломанным ребрам. Вторая вонзилась в ногу. Вот ведь мордофили сиволапые.
Хромая, забежал под прикрытие тына.
Тати трясли повозки на воротах еще сильнее. Казалось, сейчас оттащат в сторону, и ворвутся в аул.
– За мной, – крикнул Серке. – Руби их.
Полез через преграду. Уронил шлем, даже не заметил. Вылез наружу, прыгнул в самую гущу ворогов. И давай махать мечом в разные стороны.
За ним вскарабкался Беррен. Следом Атымтай.
Тауман тоже попробовал, да не справился. Повозка не выдержала его веса, подломилась. Гигант опрокинулся назад. Из ран на груди текла кровь. Щенок прыгал рядом, звонко лаял, тряс лохматыми ушами.
– Ерофей, помоги, что стоишь, – взревел великан.
За повозками, там, где сражались товарищи, дико завопили. Оттуда взлетела отрубленная рука, упала внутрь ограды. На ней остался кусок красного рукава. Кто-то из татей лишился конечности.
Бывший стрелец подбежал к Тауману, помог взобраться на повозки. Силач перевалился наружу. И с диким ревом вступил в бой.
Негоже отсиживаться в уголке, пока соратники против рожна поперли. Поднатужился Ерофей, стрелу из ноги вырвал. Скрутил повыше раны веревкой, дабы кровь замедлить. Бердыш схватил, но вверх не полез.
Еще чего. Вон, сбоку в ограде, прореха еле заметная.
Московит протиснулся сквозь тын, напал на супостатов с краю. Откуда не ждали.
Хватил по спине одного, задел по плечу другого.
Третий готовился ткнуть Таумана саблей, отвлекся на Ерофея. Завизжал, повертел оружием. Замахнулся.
Ерофей пригнулся, ударил по ногам. Отрубил одну, противник закричал, повалился. Кровь хлынула из обрубка.
– Пошло веселье, – пробормотал Ерофей, отер лицо и пошел дальше.
Хотел было ударить еще одного кокжалова прихвостня. Тот рядом стоял, бился с Берреном.
Но вдруг мимо пролетел топор. Стукнул татя по шлему. Со звоном отскочил. И тюкнул северянина по лбу. Хорошо, что тупой стороной, а не лезвием.
Пошатнулся Ерофей. Осел на колени. Оглянулся, узнать, кто топор кидал. Ну, конечно, кто еще. Сасыкбай.
Старик стоял на повозке. Виновато развел руками.
Ерофей повалился лицом вперед. Заметил, как Беррен зарубил оглушенного врага.
А еще рана опять разболелась. И чего, спрашивается, полез наружу? Стрелял бы изнутри. Попугал бы басурман, с огнестрелом малознакомых.
В общем, невеселые мысли в голову полезли. Прикрыл Ерофей глаза, немного забыться хотел.
Но тут крики дикие послышались. Расхотелось в сон впадать. Он осмотрелся. Все так же, лежа, брюхом вниз.
Дружно, оказывается, побежали лиходеи. Как зайцы от псов. Не выдержали, значит. Хорошо.
Лежал московит блаженно, нежился. Голова в тумане, из раны кровь хлынула.
Услышал, как Серке рядом остановился, поинтересовался:
– Что это с Ереке стряслось? Жив ли?
И прежде, чем ему ответили, издалека закричал какой-то постреленок:
– Серке-батыр, быстрее! Бандиты на аул с другой стороны напали. Ваши люди еле держатся.
Где уж здесь до раненого северянина. Услышал Ерофей топот. Забыли про него. Помчались на выручку. Серке на ходу кому-то объяснял:
– Это, наверное, Заки и Кармыс дерутся. Вот почему их тут не было.
Ох и больно же. Мочи нет.
А Серке крикнул, уже издалека:
– Сасыкбай-ата, останьтесь, помогите Ереке.
Не оставил все-таки, молодец. Теперь и забыться дозволено. Закрыл глаза Ерофей. Окунулся в беспамятный сон.
Глава 12. Молодо-зелено
Очнулся северянин вечером. Двинулся, зубами заскрипел от боли. Тело изранено, еле шевелился.
Повертел головой. Полумрак. Справа от него на кошме Заки. Голова обмотана белым тряпьем, на ткани темные пятна крови. А дальше кто лежит?
Приподнялся Ерофей на локте, поморщился. Тощий силуэт, угловатый череп, длинный лук. Ясно дело, стрелок. Лежал рядом с Заки, постанывал. Видать, крепко досталось.
Встал Ерофей. Отпил воды из кувшина. Вышел из душной кибитки.
Солнце село. Небо темно-синее, ранние звездочки подмигивают.
– Ну как, урусут? Очухался?
Оглянулся Ерофей. Оказывается, у кибитки Сасыкбай сидел.
Кивнул. Сел рядом. Старался дышать потихоньку, рану не бередить.
– Сейчас ужин принесут, перекусишь.
Помолчали.
Старик наклонился, выплюнул насвай.
– Молодцы вы, ребята. Отбились от Кокжала. Ты еще и пулю ему в лоб залепил.
Ерофей молчал. Прикрыл глаза, на стену кибитки откинулся.
– Славное дело сделали. Как говорится, даже мелкие пташки в нашем краю становятся орлами! Хорошо, все живы остались.
Неподалеку замычала корова.
– Ты куда путь держал, Ереке? В Чач, кажись?
– Да.
– Отлежись у нас поначалу. Сразу не уезжай.
– Еще невестимо, уцелеем ли, – пробурчал Ерофей.
– Как это? – удивился Сасыкбай. – А кто нам еще грозит? Ойраты, что ли?
– Мы с Кокжалом еще не закончили.
Старик хрипло засмеялся.
– Остынь, Ереке. Кончился Кокжал. Ты настоящий батыр. Сначала Шону завалил, потом Кокжала. У вас на севере все там такие умельцы?
Ерофей покачал головой.
– Ничего не кончено. Кокжал жив. И скоро опять придет.
– Кокжал трусливая тварь, может только с женщинами и детьми драться. На низкую стену любой взберется. А он получил отпор, теперь не сунется.
– Он придет, – терпеливо повторил Ерофей. – Надо готовиться.
Сасыкбай вздохнул.
– Хотите еще полежать на наших корпешках, пощупать девушек, всех баранов съесть?
Ого, такого Ерофей не ожидал.
– Аксакал, ты чего злой такой? Тебе старушку под бок надо, полегчает.
Старик отвернулся.
– Если бы кто другой про старуху сказал, Ереке, а не ты, я бы его пинками прочь погнал. Что ты знаешь о моей старухе? Или тебе уже напел кто-то из наших?
– Ничего не знаю.
Сасыкбай помолчал. В темноте его лицо еле виднелось.
– Шона двух моих дочерей забрал. Натешился вдоволь, а они в реку бросились. Не выдержали сраму. Моя жена лицо ему расцарапала, не хотела дочерей отдавать. Он и приказал ее привязать к хвосту коня и отправить в степь.
– Неужто можно так с людьми? – спросил Ерофей. Оказывается, у других еще хуже бывает, чем погибель всей семьи от хвори.
– Можно, оказывается. Барабан уже привык к ударам. Я тогда в отъезде был. Сын мой на войне с ойратами погиб, защитить семью некому было.
– Ты, это… Крепись, старик.
– Да, я еще крепкий. Не берет меня смерть. Жаль только, что это не я убил Шону и Кокжала. Своими руками.
– Послушай, Сасыкбай. Кокжал еще жив. А вы уже хотите выгнать нас из аула. Что будете делать, коли они вернутся? С чего вы так взъелись на нас?
Дед повернулся, спросил, глядя исподлобья:
– А вы точно отличаетесь от Кокжала?
Ну, это уже чересчур, пожалуй. Поднялся Ерофей с кряхтением, хотел в кибитку войти.
– А что, разве не так? Вон, ваш мальчишка опять куда-то побежал. Не иначе, как Буркановой дочке под платье залезть. Не уймется никак.
Остановился Ерофей. Пошел искать Серке. Пусть вразумит несмышленыша. Не то и впрямь разъяренные старички вытурят их из деревни.
Аул еще не спал. На привязи ржали лошади. Как там Сивка да Каурка поживают, кстати?
Возле кибиток дымили казаны. Женщины жарили лепешки. Одна старушка заметила Ерофея, угостила ароматными кругляшами, дала кислого прохладного айрана.
Перекусил московит, пошел дальше.
– А, Ереке! – закричал какой-то старик, выйдя из кибитки. – Ты чего хмурый такой? Давай праздновать победу над проклятым Кокжалом, да поразит тарантул его черное нутро.
Ерофей глянул в кибитку через откинутый полог, заметил внутри Буркана, отца Гайни. Заторопился.
– В другой раз, почтенный. Я Серке ищу, знаешь, где он?
– Как где? Опять с Абдикеном, что-то обсуждает.
Ну конечно, где еще ему быть?
Ерофей пошел к большой кибитке старосты. Откинул полог на входе, шагнул внутрь.
Серке и впрямь оказался здесь. Разговаривал с Абдикеном и тремя другими старцами. О том же, о чем и Ерофей с Сасыкбаем говорил. Обрадовался северянину, спросил:
– А вот он то же самое скажет, я уверен. Как думаешь, Ереке, сломили мы Кокжала окончательно?
Ерофей потрогал повязку на ноге, поморщился от боли. Отодрал окровавленную тряпицу. Покачал головой.
– Конечно же, нет. Он жив. Скоро придет сюда.
Абдикен недовольно скривился.
– Я своими глазами видел, как урусут прострелил мерзавцу голову. Он подох, как бродячий пес. Его шайка разбежалась.
Серке махнул рукой.
– Легче повернуть вспять Коксу, чем переубедить упрямца. Сколько вы даете нам времени?
Абдикен глянул на других стариков.
– Три дня. Потом ты и твои люди должны уехать из аула.