После выписки из больницы супружеская жизнь наладилась. Единственно, чего не позволил муж Марине, так это заниматься в Москве адвокатской практикой, ему претили звонки незнакомых мужчин и женщин даже в полночь. В этом Марина, хоть и нехотя, подчинилась ему, тем более, что и теща поддержала любимого един-ственного зятя в этом вопросе.
Через месяц молодожены вернулись в Грозный, где должна бы-ла состояться процедура официального знакомства Арзо с родствен-никами жены. Этот ритуал требует значительных затрат от обеих сторон на подарки и организацию щедрого застолья.
У Букаевых интригой этого торжества было не то, что впервые зять навещает дом жены, а то, явится ли специально приглашенный Ясуев с супругой. На радость родителей Марины, важная супруже-ская чета явилась, и не просто явилась, а в сопровождении целой сви-ты, в которую входил и Албаст Докуев.
По ритуалу, молодой зять должен вести себя очень сдержанно, по возможности не болтать, стоять в углу, словом вести себя подо-бающе вежливо, корректно, и даже обязан терпеть некоторые шуточ-ки и колкости в свой адрес.
Албаст не преминул воспользоваться такой возможностью. Слегка выпивший, слащаво улыбаясь, он подошел к смиренно стоя-щему Самбиеву, по-свойски, небрежно ткнул его пальцем в живот.
– Тепленько устроился… Меня обгадил, а сам в Москву удрал? Смотри-ка, какой костюмчик приобрел? А туфли? Прибарахлился сын вечного должника Денсухара… Так ты помнишь, что вы еще по его долгам не расплатились? Расписки-то у меня… Так что ты мол-чишь? Раз такой случай, что встретились, – может, расскажешь, как меня подставил? – с каждой фразой Докуев все ближе и ближе скло-нялся к Самбиеву, и его слащавая улыбка постепенно трансформиро-валась в злую гримасу.
В этот вечер Арзо многое бы стерпел, но упоминание имени его отца Денсухара вывело его из колеи, он чувствовал, как изнутри вскипает, как забилось в учащенном ритме сердце и не стало хватать дыхания.
– Что ж ты покраснел? Аль совесть замучила? – продолжал Ал-баст. – Ничего, скоро ты у меня запляшешь, не так запоешь…
– Да пошел ты… – сквозь зубы прошипел Самбиев матерно.
– Что ты сказал? – отпрянул Докуев.
– Что слышал, – уже громче ответил виновник события.
Брови Докуева полезли на сморщенный лоб; залитые от алкого-ля кровью глаза расширились, часто заморгали. На наглость Самбие-ва он не знал как реагировать, только понимал, что дикий односель-чанин на что угодно горазд, и от невежества даже в такой ситуации может наломать дров.
– Хорошо, хорошо, – сузились губы Албаста, вздулся нос, мел-кая крапинка пота увлажнила лоб. – Ты еще у меня попляшешь, – стал отстраняться Докуев.
– А что откладывать? – сделал шаг навстречу Самбиев, он уже забыл, где он, и какую миссию выполняет. – Пойдем, выйдем да до-говорим, – жестко ухватил он запястье Албаста.
– Отпусти, отпусти, – все еще шипел Албаст.
– Где наш зять? Где зять? – закричали женщины в коридоре.
Самбиев не успел оглянуться, как его схватили несколько пар женских рук и повели на показ. Вначале завели к уважаемым гостям. Здесь тамадой сидел сам Ясуев; он вежливо спросил у зятя о житье-бытье, поблагодарил. Потом Арзо повели к женщинам, на пути стоя-ли дети, которым он должен был давать деньги. Все закрутилось так, что он позабыл об Албасте.
В церемонии нуц-вахар особая ответственность лежит на друге, сопровождающем зятя. Эту роль выполнял Дмитрий Россошанский, прибывший в отпуск к родителям. Он, как ближайший сосед Букае-вых и ныне гость из-за границы, пользовался особым статусом, и по-сему все обошлось без едких застольных острот. Постепенно меро-приятие превратилось в ритуальное чревоугодие, которое продолжа-лось до полуночи. После чего Дмитрий и Арзо спокойно перешли в свою квартиру.
Оставшись одни, друзья продолжили гулять.
– Да что ты такой озабоченный? – беспокоился Дмитрий. – Вы-пей побольше и расслабься, все позади.
Арзо пил, но расслабиться уже не мог. В этот вечер он понял, что у него все «не позади», а впереди. Докуевы что-то замышляют, и от них можно ждать любого коварства, а он, как назло, в Москве и не может хотя бы контролировать ситуацию. Страх за одиноко живу-щую мать, за Лорсу, обитающего в безлюдной пустыне, отягощал его душу, омрачал жизнь. Он хоть и выдавливал из себя улыбку праздно-сти, но глаза его были напряжены, они ожидали подвоха.
Остаток лета Арзо решил провести в Ники-Хита. Марина про-вела в селе всего две-три ночи. Теперь она действительно ожидала ребенка и говорила, что из-за этого у нее масса недомоганий, а посе-му ей лучше быть в городе рядом с мамой и врачами. Арзо этому не противился, даже рад был, он полностью погрузился в крестьянские дела: заготавливал к зиме сено и дрова, возился в огороде, частенько ходил в горы – там, на потомственной лесной делянке были посевы тыквы, фасоли, кукурузы.
Переживания Арзо по поводу угроз Албаста Докуева оказались напрасными: жизнь в селе текла размеренно, блаженно, со скукой. Этот покой так нравился Арзо, что в город он ездил, как на мучение, как на урок обществоведения, преподаваемый больной женой и че-ресчур заботливой тещей. В его честь устраивались обильные засто-лья. Однако есть под взгляды услужливых женщин он стеснялся, и несмотря на протесты букаевских женщин шел к родным – Россо-шанским, и там досыта пил с Ларисой Валерьевной и Леонидом Анд-реевичем чай, поедал нехитрую, но вкусную снедь. Дмитрий, погос-тив всего неделю, уехал в Москву и оттуда направился снова в Ирак, а его родители ласкали снимки внука, к Новому году ожидали, что вся семья приедет в Грозный.
Теперь Арзо в городе не ночевал: у Букаевых не положено; у Россошанских неприлично, тоже из-за тех же Букаевых. Очень позд-но из очередной поездки он возвратился в Ники-Хита. Кемса, ожидая сына, не спала, и была какой-то возбужденной.
– Сказать тебе новость? – игриво улыбнулась она.
– Какую новость? – встрепенулся Арзо, и еще до ответа матери сам понял: Полла приехала.
Все, спокойная, размеренная жизнь Самбиева закончилась! Он, как трусливый охотник, боящийся дичи, но жаждущий ее, ходил во-круг да около байтемировского дома. Потерял он покой: по ночам не спал, есть не хотел, работать не мог. Все мысли были о Полле. Он страстно желал ее увидеть. Всю ночь ерзая в постели, думал, что на-утро пошлет ей записку, но дневной свет отрезвлял его, приглушал страстный порыв, и он, тяжело переживая, не вступал в контакт – ос-терегаясь «стать не мужчиной» в глазах любимой.
Каждый день не по-сельски модно одевался Арзо и бесцельно бродил по селу, угощая двух-трех местных бездельников-алкоголиков спиртным, сигаретами. Кемса, да и вся округа, знала цель прогулок сына. Через несколько дней она не выдержала:
– Хватит тебе шастать по селу, людей смешить, не выйдет она на улицу. Проворонил, теперь оставь и ее и себя в покое.
Сын ничего не ответил, стал теперь днями лежать в тени под деревом, на жару и аппетит жаловаться.
– Может, тебе врача вызвать? – лукаво спрашивала мать.
– О! – озарились глаза Арзо. – А это идея! Нана, а ну-ка при-хворни чуточку, а мы соседку за Поллой пошлем.
– Я тебе «пошлю», – не на шутку рассердилась мать. – Тебе не хватает, как ты ее ужалил своей женитьбой? Оставь ее – будь мужчи-ной!
– О-о, – завыл лежа сын, а про себя подумал, – какой я мужчи-на! Дешево купился, а точнее продался.
Однако мать есть мать, родное дите ей в любом случае ближе и невинней. Вечером Кемса засобиралась в гости к Байтемировым, а Арзо аж заволновался, будто сватов засылает к Полле, с нетерпением ждет он возвращения матери.
Поздно вернулась мать. Тяжело вздохнула.
– Эх! Дурень ты, Арзо, дурень! Такую девушку на кого проме-нял? Твоя Марина разве жена? И мне не сноха, и тебе просто обуза.
– Хватит нотации читать, – не выдержал сын. – Поллу видела?
– Видела… Тебе привет передает, со свадьбой поздравляет. На вид не унывает, а глаза тоску выдают. Зура тайком рассказала, – Кем-са сделала паузу, стала убирать прядь седых волос, вылезших из-под косынки, видно, и ей это нелегко пересказывать. – Оказывается, она не знала, что ты уже женился. Младший брат стал описывать твою свадьбу, а она плакать навзрыд и выбежала на улицу. – Тут Кемса сама прослезилась. – Любила она тебя, а ты…? На кого позарился?
– Хватит! – крикнул Арзо и тоже выскочил на улицу.
Конечно, он не плакал, но душа ныла, страдала. Кто бы знал, как он хотел ее увидеть, просто увидеть?!…
И тут неожиданно, к радости родных, домой приехал Лорса. По заведенному правилу братья пошли на родовой надел, к родному бу-ку-великану.
Под кроной бука прохладно, свежо. От близлежащего леса веет сыростью, ароматом перезревшей земляники и тутовника. В воздухе стоит густой гул насекомых, стремительно кружащих над пестрым ковром разнотравного бурьяна.
Лорса вдохнул всей грудью.
– Как здесь блаженно! – улыбнулся он. – Особенно после зноя пустыни… Наша земля – самое красивое место в мире!
– Да, – поддержал его Арзо.
Они вначале поговорили о житье-бытье, потом перешли к де-лам.
– Ко мне на точку приезжал мой ротный, теперь он подполков-ник, – начал Лорса.
– А как он нашел тебя там? – перебил его брат.
– Сам не знаю… Зовет на год служить. Спецзадание.
– Никаких заданий, – отрезал Арзо. – Ты и так еле выкарабкал-ся из Афгана, вон рану свою вспомни!
– Обещают большие деньги и квартиру в Грозном, – опустил глаза Лорса.
Только сейчас Арзо обратил внимание на его поношенные, не по жаре толстые, с выступившей от пота солью ботинки, такие же штаны и черную, выцветшую рубашку.
– В этом году снова засуха, падеж овец зимой будет, – продол-жал он,- а я никак многое освоить не могу, многое не понимаю… Ты пойми. Арзо, не чабан я, не чабан, это не по мне… Там одно хорошо – уединение. Так от этого уединения зимой волком завоешь… А пахать сколько надо? А дети растут, что мне с ними делать?… Короче, дал я согласие.
– С Афгана раненый вернулся, квартиру должны были дать – дали?