тное, односельчане, родственники, гости из соседних деревень толпами приходили к Самбиевым и поздравляли Кемсу с благополучным возвращением сына из Советской Армии.
Три дня спустя вечером, когда поток гостей прекратился, и сестры уехали к мужьям, Кемса с сыновьями осталась одна. В тот день с утра подул холодный северо-восточный ветер; сухой сибирский антициклон, осилив Терский перевал, уперся в Большой Кавказский хребет. Под натиском первых морозов послетали с деревьев прощальные листочки. К вечеру лужицы покрылись тонкой коркой льда, сельская грязь затвердела, пожелтела.
На длинные, во всю стену, деревянные нары, застланные старинным ковром ручной работы, Кемса меж братьев постелила льняную скатерть, на нее поставила широченный поднос. Посреди подноса большая пиала с густой чесночной приправой, вокруг пиалы нежно-желтые кукурузные галушки со следами материнских пальцев при приготовлении, на галушках крупные куски жирного бараньего мяса. Рядом с подносом Кемса ставит три пиалы с бульоном. Классическое вайнахское блюдо «жижиг-галнаш» готово, Самбиевы садятся в кружок, скрестив ноги по-турецки, молча, по рекомендации всезнающего в восточной медицине Лорсы, очень медленно едят, тщательно пережевывают; галушки едят вилками, мясо – только руками. Оставив на подносе жирные куски, переходят к бульону; долго, размеренно пьют, от толстой жировой пленки жидкость долго не охлаждается, и приходится дуть на поверхность.
После еды заговорили о семейных делах: забот много, о вечном безденежье говорят, главное – Лорса погасил все долги. А вот как жить дальше, на сытый желудок думать неохота, но надо. Арзо должен устраиваться на работу, а чтобы выйти в люди, тем более в респектабельном Грозном, зимней одежды у него нет. У Лорсы этих проблем нет, в степях Калмыкии телогрейка – на все случаи жизни лучшая одежда.
Привезенные Лорсой незначительные сбережения ушли на традиционный ритуал; то, что семья Самбиевых могла потреблять несколько месяцев, израсходовали в три дня – кавказское гостеприимство превыше всего.
Теперь соображали, у кого взять в долг. На следующий день Кемсе предстояло перед кем-то унижаться. Сыновья не в восторге от этих поклонов, но как-то прожить надо. Ежегодным спасением был урожай сахарной свеклы, однако в этом году и с ним не повезло.
– Мой участок и участок Зуры Байтемировой были рядом, – делилась своим горем с сыновьями Кемса, – собрали мы урожай в бурты, а технику для вывоза на завод не выделяют. Три дня и ночи мы охраняли урожай поочередно, бегали в контору в день по несколько раз. Завхоз Айсханов божился, что вот-вот выделит машину, но, я знаю, Докуев запретил ему это делать. Эти ублюдки всячески нас притесняют, теперь и Байтемировых тоже, даже Зуру – уборщицу уволили. Ведь Полла их послала к чертям… Молодец!
При упоминании имени Поллы все потупили взгляды, наступила неловкая пауза, и только чуть погодя Кемса продолжила:
– На третью ночь зарядил проливной дождь, даже не дождь, а промозглый ливень. Ну и мы не стали охранять урожай, хотя и предчувствовали неладное. Наутро кинулись в поле, а нашей свеклы нет, и даже трактор сквозь эту грязь вспашкой занялся – следы заметает… Мы расследовали это дело: Докуевские проделки. Хочет нас вконец разорить, на колени поставить, даже такой низостью, как воровство свеклы, не брезгуют, знают, что у нас нет другого подспорья. Братья Докуевы приказали Айсханову, а тот послал своего родственника на гусеничном тракторе. Все абсолютно известно, в маленьком селе ничего не утаишь. Однако я вас прошу, просто умоляю ничего не предпринимать. Этот Айсханов и Докуевы – такая грязь, что руки не отмоешь. Вот только о нашем наделе надо побеспокоиться. Сутками кружится вокруг него Албаст, какую-то табличку к имеющейся повесил. Впритык к наделу, захватив половину нашей земли, построил сокодавочный цех. Прямо напротив нашего надела, в реке соорудил водозабор и через весь участок провел трубопровод. Дороги не ремонтирует, о воде и газе для жителей не беспокоится, а цех, где деньги черпает, возвел в считанные месяцы. Даже свой родовой дом в селе полностью забросили, живут в городе, каждый день туда-сюда мотаются.
То, что мать говорит, сыновьям уже известно. Лорса, как обычно, каждый день по утрам совершает пробежки, при этом обязательно делает гимнастику под родным буком. Арзо в первый же день приезда собрал своих друзей-соседей и устроил на родном наделе маленький пикник в честь окончания службы, с выпивкой и шашлыком.
На следующее утро братья Самбиевы, взяв грабли, вилы и топор, пошли на родовой надел для уборки.
Местный колхоз в лице Албаста Докуева проявляет всяческую заботу и опеку над юридически подведомственной территорией. Ворота и забор свежевыкрашены. Замков нигде нет, так как Самбиевы их срывают, а так все обвязано проволокой. За прошедшие сутки к двум доселе имеющимся табличкам прибавилась еще одна. Братья внимательно, как будто впервые, прочитали надписи. Верхняя: «Министерство культуры ЧИАССР, Министерство образования ЧИАССР. Музей-заповедник». Средняя: «Территория – собственность колхоза «Путь коммунизма» – сдана в аренду». И совсем новая – нижняя: «Вход строго воспрещен. Нарушители караются законом».
Первым делом слетели таблички, из них на краю участка подожгли костер, а потом в огонь полетели бурьян, сучья, мусор. Быстро управились братья с делом, сели на корневища бука.
Арзо с удовольствием закурил.
– Пристрастился ты к этой заразе, – недовольно проворчал Лорса.
– Да-а, – махнул головой Арзо и, глядя на весело играющий костер, спросил. – Как жить-то дальше будем? Что, всю жизнь чабанить собираешься?
– А что мне еще делать?
– Летом будешь поступать заочно в институт, – как утвержденный план постановил старший брат.
– Как я поступлю? Ничего не знаю.
– Готовься… Даже тупорылые имеют дипломы, а ты чем хуже?
– А что мне диплом даст? С моей-то биографией, с судимостью.
– Какая судимость?! – скривилось недовольно лицо Арзо. – Да в нормальном обществе, за то что ты прописал задницу Албаста – орден бы дали.
Лорса засмеялся, а Арзо тем же безапелляционным тоном продолжал:
– Снимем мы с тебя судимость. Вон посмотри: подонок Анасби Докуев человека застрелил, и его не только через год выпустили, еще оправдали, и даже на хорошую работу устроили. Говорят, снова в милицию переходит, а в цехе поставят управляющего, скорее всего этого шелудивого пса – Айсханова.
– Да-а, – печально опустил голову Лорса. – Весь мир эти Докуевы захватили, как пиявки впились во все доходное.
Треснули головешки в костре, в небо устремились резвые искорки, чуть-чуть поиграв, превратились в пепел и безвольно, поддаваясь любому дуновению, грязной сажей ложились на раскисший под неярким осенним солнцем грунт.
– Так значит, говоришь, что Анасби вновь в милицию пошел? – переспросил Лорса, уставившись в лицо брата и увидев утвердительный, молчаливый кивок, продолжил свою мысль. – Значит, Албаст и Домба делают деньги, а Анасби их прикрывает как орган правопорядка… Вот скоты… Так этому Анасби не только в милиции, в тюрьме ему нет места. За одну Поллу я бы его растерзал. – В этот момент в его руки попал мелкий сучок, и он безжалостно искромсал его в жилистых руках.
При упоминании имени Поллы лицо Арзо, как и накануне вечером, резко изменилось, опечалилось.
Осеннее солнце достигло зенита, напоследок с прохладцей согревало мир. Легкий, освежающий ветерок с равнин шаловливо заиграл с редкими, уже отвердевшими в издыхании, пожелтевшими листочками на краях корявых ветвей великана. Как цветок раскрытый, трехгранный красновато-коричневый орешек бука упал между братьями, весело подпрыгнул и покатился к ногам Лорсы. Тот поднял перезрелый, в нежных колючках плод и залюбовался им.
– Арзо, а ты когда в последний раз залезал на наш бук?
– Пару лет назад пытался, но не смог, – признался старший брат.
– Ха-ха-ха, наш бук покоряется только чистосердечным… Полезли, я помогу… А для начала, перед физической нагрузкой, сделаем небольшие дыхательные упражнения.
Лицо Лорсы стало серьезным, целеустремленным.
– Делай, как я тебя учил, – порекомендовал он. – Не торопись.
Совершив медитацию, Лорса разулся, как перекачанный мячик, резво подпрыгнул, легко отжался на самой нижней толстой ветке и с проворностью обезьяны полез вверх.
– Залезай, – крикнул он, будучи уже высоко. – Какой отсюда вид! Просто дух захватывает!
Зараженный удалью брата, Арзо начал было разуваться, но шум двигателя отвлек его к улице. Хлопнула дверь машины, заскрипели ворота, издали показался Айсханов Шалах.
Заместитель председателя колхоза приближался быстрой властной походкой. Айсханов в корне изменился. В прошлое лето вдруг выяснилось, что он заочно окончил сельскохозяйственный институт. Когда он там учился, никто не знал, однако диплом был налицо. И теперь как высококвалифицированный специалист он по достоинству занимал должность первого заместителя. Албаст ценил рьяность помощника, каждое усердие щедро поощрялось. Выросший в нужде высокомерный по природе Шалах, немного обогатившись, с показной нарочитостью стал «козырять» своим преуспеванием. Дорогая, вызывающе-блестящая одежда, лакированные туфли даже в грязь, запах одеколона и дорогие сигареты – все это заимствовано у хозяина. А когда председатель выделил новенький, персональный «пирожковоз», он вовсе завальяжничал, речь с подчиненными запестрела угрозами, матом, барственностью, к пущей важности – отвисло брюшко, и тогда в ход пошли даже оплеухи. Правда, не всем подряд, а кто не даст сдачи.
– Самбиев, – на ходу кричал Айсханов, – как ты посмел войти на охраняемый участок? Это территория колхоза. А кто снял таблички?
Зампредседателя остановился в нескольких шагах от Арзо, так, чтобы и кричать можно было и махать соответственно руками.
– Куда делись таблички? – повторил он еще строже вопрос.
– Вон горят.
– Что-о-о-? – раскрылся в гневе рот Шалаха. В это время орешек бука наискосок пролетел мимо его плеча, он поднял взор, и следующий плод угодил прямо в его умный лоб.