[160] и эшикагаси-баши. Члены меджлиса могли только советовать шаху, но принятие решений всегда оставалось за ним, хотя бы номинально.
Внимательные читатели могут сейчас удивиться тому, что среди перечисленных «столпов державы» нет испахсалара, но главнокомандующий войсками государства приглашался на заседания меджлиса только при обсуждении военных дел. С одной стороны, испахсалар стоял в военной иерархии выше курчи-баши, куллар-агаси, туфенчи-агаси, а с другой – эти трое были ближе к шаху и постоянно виделись с ним на заседаниях меджлиса. Такой «дисбаланс» предотвращал возможность образования единой военной группировки, могущей представлять угрозу шахской власти, а заодно подчеркивал приоритет гражданской бюрократии над военной.
Великий визирь был главой гражданской администрации и хранителем большой царской печати, называемой «мухр и михр асар»[161]. В отличие от своих османских коллег, сефевидские великие визири не имели власти над войском, и это было очень мудро. Меджлис-невис замещал великого визиря, помогал ему в делах (проще говоря – тянул на себе всю рутину), а также заведовал архивом и возглавлял придворных историографов. Правители весьма трепетно относятся к тому, какими они предстанут перед потомками, и поэтому составление хроник находилось под контролем второго человека в государственном аппарате.
Диван-беги не только руководил гражданским судопроизводством, но и контролировал исполнение решений мусульманских духовных судов и духовных судов иноверцев. Преступления против престола и государства, а также такие тяжкие преступления, как убийство, членовредительство, ослепление и изнасилование, рассматривали сообща гражданские и духовные судьи, так что диван-беги тесно взаимодействовал с обеими великими садрами. Да, великих садра к тому времени стало два, один ведал шахскими областями (хассэ), а другой – всеми остальными.
В конце XVII века число членов меджлиса увеличилось до десяти. К «семи столпам» добавились еще три сановника: мустоуфи ал-мамалик (главный казначей), назир и-буютат (заведующий шахским дворцом) и миршикар-баши. Не надо удивляться тому, что в высший совет государства вошел распорядитель шахской охоты. Охота была не только любимым развлечением иранских правителей, но и очень важной церемонией, сравнимой по значимости с официальным приемом во дворце. Кроме того, большое значение имело обеспечение безопасности правителя и других участников охоты, так что миршикар-баши вошел в меджлис «не за красивые глаза».
Шах обладал абсолютной властью, но тем не менее все важные шахские указы согласовывались с муджтахидами на предмет соответствия нормам шариата и фикха. Иначе говоря, важные указы подкреплялись фетвами.
Для общего представления сказанного достаточно, можно возвращаться к Сефи I, беспутному внуку великого гения.
Можно сказать, что шах Сефи не имел совершенно никакого отношения к кызылбашам, поскольку матерью его была наложница-грузинка Диларам-ханум. Судьба Диларам-ханум – яркий пример того, насколько все в этом мире изменчиво. Попав в гарем старшего сына шаха и родив ему наследника, Диларам-ханум могла рассчитывать на то, что со временем она станет шахиней, но ее повелитель был убит по приказу отца, и все надежды на лучшее будущее рассыпались в прах, оставалось только тихо доживать свои дни в гареме, моля Аллаха о том, чтобы с сыном не случилось ничего плохого. Сефи (Сам-мирза) родился в 1611 году, а его отец погиб в начале 1615 года, так что хорошая жизнь Диларам-ханум длилась недолго. Но в 1629 году ее сын вдруг стал шахом… Можно представить, как радовалась этому мать.
По части подозрительности шах Сефи сильно превосходил своего великого деда. Ничего удивительного в этом нет, ведь слабые правители боятся, что у них отнимут власть, больше, чем сильные и уверенные в себе, и оттого стараются принимать как можно больше предосторожностей. Придя к власти, Сефи начал избавляться от потенциальных конкурентов, начав со своих лишенных зрения дядьев Султан Мухаммед-мирзы и Имкамкули-мирзы. Юный шах видел угрозу не только в ближайших родственниках, но и в представителях боковых ветвей дома Сефевидов, в том числе и в сыновьях, рожденных матерями-сефевидками. «Предосторожности» шаха Исмаила II не шли ни в какое сравнение с тем, что творил Сефи I – столь массового истребления потомков шейха Сефи ад-дина никогда еще не бывало.
Шах Сефи не ограничивался истреблением одних лишь мужчин. В ночь на 20 февраля 1632 года, ночь Мабаса[162], шах приказал казнить сорок женщин из гарема, которых он заподозрил в заговоре против себя. На тот момент гарем возглавляла Зейнаб бегим, четвертая дочь шаха Тахмаспа I, рожденная матерью-грузинкой. До сих пор все никак не представлялось случая для того, чтобы рассказать об этой выдающейся женщине, но сейчас настала пора исправить это упущение.
В конце правления Исмаила II Зейнаб бегим была обещана в жены Аликули-хану Шамлу, тому самому, который был наставником юного Аббаса-мирзы. Отдавая за Аликули-хана одну из своих сестер, шах Исмаил хотел обеспечить себе его преданность. Но дело так и не было доведено до конца (скорее всего, из-за смерти Исмаила) и Зейнаб осталась жить во дворце, а после убийства Махди Улья возглавила шахский гарем и начала принимать участие в политических делах. Так, например, она поддерживала Хамза-мирзу и всячески пыталась укреплять его влияние при дворе. После гибели Хамзы Зейнаб бегим стала сторонницей Аббас-мирзы, который считал ее своей приемной матерью – настолько они были близки – и прислушивался к ее советам. В большую политику Зейнаб бегим уже не лезла – Аббас бы этого не потерпел, а вместо этого помогала племяннику управлять хассе и занималась внутренними дворцовыми делами. Впрочем, Аббас допускал Зейнаб бегим к участию в советах высших сановников и дал ей почетную должность хранительницы шахской печати. Мнительный шах полностью доверял своей тетке. Есть сведения, что именно Зейнаб бегим посоветовала умирающему Аббасу избрать своим преемником Сам-мирзу – по крайней мере тот стоял на пороге восемнадцатилетия, и можно было не опасаться засилья регентов. Не исключено, что после смерти Аббаса многие нити управления государством на какое-то время перешли к Зейнаб бегим. Короче говоря, это была влиятельная женщина, мудро не выходившая за границы допустимого.
Но, видимо, в начале 1632 года границы допустимого были перейдены или так показалось шаху Сефи. Многие историки склонны усматривать в «кровавой ночи Мабаса» стремление шаха выбить опору из-под ног Зейнаб бегим. Вполне возможно, что так оно и было, а мнимый заговор стал лишь поводом. Сефи не осмелился посягнуть на жизнь бабки, относившейся к числу старейших представителей дома Сефевидов. Он сослал Зейнаб бегим в Казвин, где та смогла провести остаток своих дней в мире и спокойствии. Зейнаб бегим умерла в мае 1640 года, когда Сефи I еще сидел на престоле, и была с почетом похоронена в святилище имама Резы.
После удаления Зейнаб бегим от двора главой гарема стала Диларам-ханум, постепенно достигшая влияния, сравнимого с влиянием Зейнаб бегим. Диларам-ханум находилась в привилегированном положении – в отличие от всех других, окружавших шахский престол, ей не приходилось дрожать за свою жизнь – каким бы жестоким и мнительным ни был бы шах Сефи, замышлять зло против родной матери он не мог. Но при всем влиянии Диларам-ханум, Сефевидским государством правила не она, а другой человек – великий визирь Мирза Мухаммед Таки, прозванный за светлые волосы Сару[163] Таки.
Сару Таги родился в 1579 году или около того в Тебризе в небогатой семье, знавшей лучшие времена. Послужив некоторое время в шахской армии, Сару Таги стал казначеем при визире Ардебиля Зула Фикаре Караманлу и постепенно продвигался к более высоким должностям, но в 1615 году с ним случилась неприятность – один меховщик обвинил его в сексуальном насилии. Наказанием стало оскопление с конфискацией имущества. Вскоре выяснилось, что обвинение было ложным. Сару Таги получил обратно свое имущество и возможность продолжить карьеру. Вскоре он стал правителем Мазандарана, а после – правителем Гиляна, который, по сути, целиком представлял собой шахское владение. Сару Таги часто бывал при дворе и успел сблизиться с Сам-мирзой (не иначе как предвидел его великое будущее).
Вскоре после смерти шаха Аббаса в Восточном Гиляне поднял восстание Гариб-шах, он же – Султан Каланджар, происходивший из рода местных правителей Каркия. Вскоре восстание перекинулось из Гиляна в Мазендаран – многие местные беки мечтали избавиться от тяжелой руки Сефевидов и улучшить свое положение при новом правителе. С учетом того, что от могущественного шаха престол перешел к его юному внуку, которого знали как человека легкомысленного и беспутного, у Гариб-шаха имелись определенные шансы на победу (разумеется, в том случае, если бы его поддержал османский султан Мурад IV). Однако же стараниями Сару Таги и его сподвижников восстание было довольно скоро подавлено. Гариб-шах лишился своей буйной головы, а Сару Таги снискал благосклонность шаха Сефи.
От деда шах Сефи «унаследовал» великого визиря Халифу Султана, происходившего из знатной сейидской семьи и состоявшего в родстве с Аббасом через его мать. Сефи очень скоро сместил Халифу Султана в рамках своей «кадровой реформы» по замене дедовских назначенцев собственными ставленниками. Новым великим визирем стал Мирза Талеб-хан Ордубади, недолго занимавший эту должность в правление Аббаса Великого. Мирза Талеб-хан крепко держался за свою должность и всячески угождал шаху, но, как известно, неуязвимых и непобедимых не существует – на каждого да найдется своя управа. Сару Таги хотел стать великим визирем, кроме того, к Мирзе Талеб-хану у него были личные счеты – в свое время отец Мирзы Талеб-хана не дал отцу Сару Таги должность, на которую тот рассчитывал, и тем самым обрек его семью на прозябание в бедности. В 1633 году Сары Таги опорочил Мирзу Талеб-хана в глазах шаха и занял его место. Вскоре после этого Мирза Талеб-хан был убит по приказу Сару Таги, который всегда старался доводить начатое дело до самого конца.