ринял имя Аббас по совету матери, продемонстрировав таким образом намерение стать великим правителем, подобным прадеду). Обучение шаха всем нужным наукам, начиная с богословия и заканчивая стрельбой из лука, происходило в Казвине. Если кого-то из читателей удивило, что в середине XVII века иранские шахи оттачивали умение стрельбы из лука, то нужно вспомнить, что огнестрельное оружие той эпохи сильно оставляло желать лучшего – ружья были тяжелыми и не приспособленными для меткой стрельбы, к тому же они считались «грязным» и шумным оружием. В бою без них было не обойтись, но на охоте иранская знать предпочитала луки. Кроме того, умение пускать стрелы далеко и метко было одним из показателей силы. Вспомним, что желал Рустам своему неродившемуся пока еще сыну: «Пусть будет мил он солнцу, пусть орла средь облаков пронзит его стрела».
Потенциальных конкурентов у шаха Аббаса II не имелось. Об этом позаботился его отец, который в начале своего правления провел массовое истребление представителей дома Сефевидов, а в конце приказал ослепить своих сыновей. С этой точки зрения правление Аббаса обещало быть стабильным, причем самому ему не пришлось «пачкать руки» ради обеспечения этой стабильности.
Пока шах учился в Казвине, Сару Таги укреплял свои позиции при дворе, которые, надо сказать, на тот момент выглядели весьма прочными. Одним из действий в этом направлении стала женитьба Мирзы Касема, племянника Сару Таги, на одной из дочерей Джанибек-хана. Но у Джанибек-хана были свои соображения по поводу того, кто должен править, а кому следует находиться в тени. В октябре 1645 года Сару Таги был убит Джанибек-ханом в своем собственном доме. Принято считать, что убийство произошло с ведома и одобрения шаха Аббаса, который стремился к самостоятельному правлению. Убийство великого визиря вызвало негодование его главной союзницы Анны-ханум, которая потребовала отчета у Джанибек-хана. Хан проявил строптивость и вроде бы даже оскорбил мать шаха, за что пал от рук подосланных ею убийц. Когда одна помеха устраняет другую, а затем устраняется и сама, можно заподозрить наличие хитроумного плана. Действительно – а зачем Анне-ханум нужно было делить власть с посторонними людьми, если ее сын уже подрос и многому научился? До своей смерти, наступившей в начале сентября 1647 года, Анна-ханум сохраняла высокое положение при дворе, и в распоряжении историков нет никаких намеков на то, что смерть ее могла носить насильственный характер.
Новым великим визирем стал Халифа Султан, в свое время смещенный с этого поста шахом Сефи. Халифа Султан сначала отказывался от назначения, ссылаясь на свой возраст (ему тогда было немногим за пятьдесят), но в конце концов согласился и оставался на должности до марта 1654 года, когда его жизнь закончилась. Один из современников писал, что главным достоинством Халифы Султана было умение добиваться своего, не наживая при этом врагов. Поэтому при дворе о нем сохранилась добрая память, поспособствовавшая его возвращению в большую политику. Надо отметить, что помимо политических дел, Халифа Султан уделял много внимания борьбе с греховными привычками, широко распространившимися среди шахских подданных в период правления Сефи I. Благочестивые шииты играли в азартные игры, пили вино, пользовались услугами продажных женщин и не видели в своем поведении ничего плохого. Поддержку отцу оказывали четверо сыновей, ослепленных по повелению шаха Сефи в 1632 году, когда Халифе Султан попал в опалу. Будучи лишенными зрения, они не могли занимать никаких должностей, но пошли по пути духовного совершенствования и стали известными улемами. Особую славу и уважение снискал сын по имени Мирза Сайид Хасан, впоследствии женившейся на Зубейде-ханум, дочери старшего сына и преемника Аббаса II шаха Сулеймана.
Те, кто связывает успехи первой половины правления Аббаса II с личностью Халифы Султана, нисколько не грешат против истины – так оно и было. Вопрос в том, какое участие в делах правления принимал сам Аббас. Но этого мы не знаем и никогда не узнаем. Нюансы взаимоотношений между правителями и их сановниками обычно выставляются напоказ в случае конфликтов, а когда все идет мирно и гладко, нюансы остаются в тени. Скажем так: у нас нет сведений ни о том, что шах Аббас полностью устранялся от дел правления, подобно своему беспутному отцу, и ни о том, что великий визирь Халифа Султан пытался узурпировать власть.
Смена великого визиря была ознаменована масштабной зачисткой государственного аппарата от ставленников Сару Таги. Далеко не всегда люди лишались одних лишь должностей, многих казнили по обвинениям в злоупотреблениях. Иногда эту зачистку пытаются сравнить с репрессиями, которые проводил шах Сефи I, но первое не имело такого размаха, как второе. Ну и вообще – не мог же Халифа Султан управлять государством, опираясь на сторонников своего предшественника, да еще и такого, как Сару Таги, ничего хорошего бы из этого не получилось.
Если Аббас I заслужил прозвище Великий, то Аббаса II вполне можно было бы прозвать Аббасом Миролюбивым, поскольку за время своего правления этот шах не вел крупных войн, умудряясь хранить мир и с османами, и с узбеками. По сути, единственной войной, не считая действий по подавлению восстания в Кахетии, стала война с государством Великих Моголов за возвращение Кандагара, который был утрачен по вине шаха Сефи I. Весной 1648 года шах Аббас выступил из Исфахана во главе сорокатысячного войска и в конце февраля следующего года после непродолжительной осады взял Кандагар. Успеху кампании по возвращению Кандагара способствовал союз против моголов, заключенный с бухарским ханом Абдул-Азизом, который отправил к Кабулу десятитысячный отряд, перерезавший сообщение с кандагарским гарнизоном.
Шах стремился вернуть свое, а намерения захватывать чужое у него не было, так что на этом дело можно было бы считать законченным, но могольский шах Джахан I до 1653 года пытался отбить Кандагар и отказался от этой мечты только тогда, когда осознал ее несбыточность. Иногда Аббасу II пытаются поставить в вину то, что он не пошел дальше Кандагара, но по этому поводу можно сказать только одно: большие куски мяса застревают в горле. Шах действовал в пределах своих возможностей и не гнался за несбыточным. По той же причине он старался сохранять мир с османами, несмотря на то что напряженная обстановка в приграничье давала множество поводов для развязывания новой войны. Но стоит ли начинать большую войну по пустякам, вроде взаимного непонимания между двумя приграничными беками или набега разбойников с той стороны на мирное селение? К счастью, такого же мнения придерживался и османский двор, у которого хватало своих проблем. Да и примерное равновесие сил не давало ни одной из сторон возможности надеяться на скорую победу.
Что же касается Кахетии, территория которой в то время была разделена между карабахским и нахичеванским беклярбеками, то там в 1659 году вспыхнуло восстание, вызванное массовым заселением этого региона кызылбашскими племенами. Восставшим удалось захватить крепости Бахтриони и Алаверди, но войско, которое привел шах Аббас, быстро восстановило порядок, правда, от идеи заселения Кахетии кызылбашами шаху пришлось отказаться.
После смерти Халифы Султана шах Аббас назначил великим визирем тебризского армянина Мухаммед-бека, который, начав с начальника армянского квартала Исфахана, дорос до должностей назира и-буютат и правителя Кохгилуйе[165]. Мухаммед-бека шаху порекомендовал другой армянин – курчибаши Аллахверди-хан[166].
Главной задачей Мухаммед-бека стало выправление финансового положения империи, осложненного войной за возвращение Кандагара и спадом производства шелка, составлявшего весомую статью доходов государства (недаром же на него была установлена шахская монополия!). Но Мухаммед-бек разбирался в финансах столько же, сколько сапожник в ювелирном ремесле. Он всячески старался угодить шаху, переводя в его собственность новые диванные[167] земли, но по части наполнения казны ничего полезного предложить не мог и в 1661 году был смещен шахом со своего поста и отправлен в ссылку в Кум. Ссылка в благословенный город, уступающий в своей славе лишь Мешхеду[168], свидетельствует о том, что шах Аббас не испытывал к Мухаммед-беку сильной неприязни. Как говорят в подобных случаях иранцы: «Человек он приятный, но взялся за непосильное дело». Тем не менее визирство Мухаммед-бека нанесло Сефевидскому государству большой ущерб – у него была возможность исправить положение, но он ею не воспользовался, и дальше дела государства шли все хуже и хуже.
Визирство Мухаммед-бека является типичным примером того, что полумерами невозможно выправить искривленное, а верноподданность не может стать заменой мудрости. Увеличение площади шахских владений не способствовало наполнению казны, фактически при этом деньги попросту перекладывались из одного кошеля в другой. Ликвидация отдельных должностей, пусть даже и высокооплачиваемых, не могла оздоровить финансовую систему, хромавшую на обе ноги, и то же самое можно сказать о продаже конфискованной собственности, которую мало кто решался покупать, опасаясь, что неприятности могут быть и у новых владельцев. Шах ожидал от Мухаммед-бека каких-то кардинальных перемен и судьбоносных решений, но тот так и не смог предложить ничего кардинального и судьбоносного. Но худшим из качеств Мухаммед-бека оказался его авантюризм: то он с помощью мошенника-француза пытался отыскать залежи рубинов, изумрудов и алмазов в окрестностях Исфахана, то пытался организовать добычу угля там, где его отродясь не было. Ну и, конечно же, подобно всем посредственностям, Мухаммед-бек всячески пытался обезопасить свои тылы, расставляя на важные должности родственников и друзей… К слову, есть сведения, что истинной причиной смещения Мухаммед-бека стала не его некомпетентность, а порча отношений с Аллахверди-ханом, имевшим большое влияние на шаха Аббаса, – кто тебя вознес, тот тебя и низвергнет.