Давайте будем честными и, если станем приписывать успехи первой половины правления шаха Аббаса Второго великому визирю Халифе Султану, то и в неудачах второй половины правления нужно будет винить не шаха, а неумного Мухаммед-бека… Но тогда сам собой напрашивается вопрос – а что делал шах Аббас? Передоверил все дела визирям и пил вино, склонность к которому он унаследовал от отца? Это сказано к тому, чтобы было ясно, почему оценки Аббаса II у разных историков столь противоречивы.
На смену Мухаммед-беку пришел Мирза Мухаммед Махди Караки, происходивший из знатного духовенства (отец его был садром). О Мирзе Мухаммеде нельзя сказать ничего определенного, кроме того, что он продолжал оставаться у власти и при сыне Аббаса II шахе Сулеймане I.
Но довольно говорить о визирях, пора уделить внимание личности шаха Аббаса II, которому так и не удалось сравняться со своим прадедом, имя которого он принял при восшествии на престол. Какими эпитетами награждали Аббаса современники? «Щедрый», «справедливый», «благосклонный к окружающим», «снисходительный», «заботящийся о государственных делах», «миролюбивый»… Аббас II не смог повернуть историю вспять, предотвратив упадок Сефевидской державы, но при нем этот упадок замедлился, и было время, когда казалось, что могут вернуться старые благословенные времена… Но им не суждено было вернуться, и с этим ничего нельзя поделать. Во всяком случае, при шахе Аббасе II иранцы жили в мире, не испытывали никаких потрясений и имели возможность надеяться на то, что завтрашний день будет не хуже сегодняшнего. Что еще нужно подданным, кроме стабильности и спокойствия?
А на четвертый день, исполнен силы,
Венец надев державный, сердцу милый,
Промолвил шах: «Мне всех богатств нужней
Отрада, благоденствие людей»[169].
Свидетельства чужестранцев не всегда бывают верными, поскольку они о многом судят поверхностно и не знакомы с местными реалиями, но вместе с тем их свидетельства нередко отличаются объективностью, ведь им нет необходимости заискивать перед теми, о ком они пишут в своих записках. Все европейские гости, получившие возможность побывать в сефевидском государстве при Аббасе II и его преемнике Сулеймане I, сожалеют о «благословенных аббасовых временах», и это весьма показательно.
Когда-то Иран лежал на перекрестках торговых путей, идущих с востока на запад и с севера на юг. Но времена изменились, и появились новые пути – морские, а сухопутные постепенно теряли свою значимость. Кроме того, у Ирана были два торговых конкурента – Османская империя и среднеазиатские ханства… Но тем не менее умные правители (и умные визири) всячески старались развивать торговые отношения с иностранными государствами, в первую очередь – с европейскими. Основными партнерами иранских купцов в правление шаха Аббаса II были голландские и британские торговцы, в меньших объемах велась торговля с Россией. Но для того, чтобы стать великой торговой державой, в XVII веке требовалось наличие крупного флота, торгового и военного, защищавшего перевозимые грузы, а Иран был типично сухопутной державой.
О правителе сказано достаточно, пора познакомиться с человеком. На прижизненных портретах шаха мы видим человека с красиво очерченными чертами несколько вытянутого лица, украшенного пышными усами, к которым могла добавляться борода. Цвет волос варьируется – от светлого до темного, но окраска бороды хной в Иране популярна с древних времен, к тому же этот обычай был одобрен пророком Мухаммедом, говорившим, что лучшим способом изменить белый цвет бороды является использование хны и катама[170]. Придворные художники, ясное дело, стремились польстить шаху, но иностранцы описывали его примерно таким же, каким он изображен на портретах. По поводу характера Аббаса II можно сказать следующее. Аббас был справедлив или хотя бы старался казаться справедливым. Наказывал он довольно сурово (иначе и нельзя было), но, образно говоря, «не размахивал мечом своего правосудия вслепую». Шах был щедрым, довольно демократичным в общении и по части ума он явно опережал своего отца и вообще сильно от него отличался. Сходство между отцом и сыном проявлялось разве что в пристрастии к вину, которое Аббас начал пить в семнадцатилетнем возрасте. Применительно к тому времени «пить вино» означало утолять им жажду, пить его не только во время пиршеств, а практически постоянно. Тем, кто хочет побольше узнать о кутежах шаха Аббаса II, можно рекомендовать «Аббас-наме» Мухаммеда Тахира Казвини, который был великим визирем при шахах Сулеймане Iи Султане Хусейне – бо́льшая часть сведений об Аббасе II, имеющихся в нашем распоряжении, почерпнута из этого источника.
Широко известно, что, помимо названия «аббаси», иранские монеты назывались «сахебкерани», но мало кто знает, что это название укоренилось при Аббасе II, который в надписях на монетах называл себя «сахиб керан» – «владыка благоприятного соединения». Финансовые проблемы приводили к уменьшению веса и пробы монет, так что аббаси довольно быстро вышли из обращения – «полновесные» монеты иранцы предпочитали откладывать в кубышки, стараясь расплачиваться «легковесными».
Одно из старинных курдских благопожеланий переводится как «чтобы завтрашний день был похож на вчерашний». Это выражение кажется простым, но на самом деле смысл его очень глубок и выражает стремление людей жить в стабильной обстановке – пусть не станет лучше, главное, чтобы не стало бы хуже. При шахе Аббасе II завтрашние дни были похожи на вчерашние, что дало Ирану возможность как следует залечить раны, нанесенные противоборством с османами и узбеками. Правда, у продолжительной мирной жизни имелась и «изнанка» – будучи стесненным в средствах, шах решил сэкономить на военных расходах и существенно сократил свою армию, хотя, по уму, ему следовало начать экономить с себя. Времена первых шахов Исмаила и Тахмаспа, которые жили в скромности, давно миновали. На смену скромности пришла роскошь, укоренившаяся в обиходе при шахе Аббасе I. Но если Аббас I мог позволить себе жить в роскоши, то Аббас II к концу своего правления еле сводил концы с концами. Точнее, сведением концов занимался не сам шах, а его визири, поскольку в начале шестидесятых годов XVII века Аббас перестал уделять внимание делам правления – то ли решил, что сделал изрядно и теперь вправе отдохнуть, то ли сказалось постоянное употребление вина, являющегося врагом всех дел.
26 октября 1666 года тридцатичетырехлетний шах Аббас II скончался. На сей раз об отравлении можно не думать, поскольку жизнь шаха оборвали болезни – он страдал сифилисом, который в то время лечить не умели, вдобавок у него была опухоль в горле.
Об обстоятельствах, которыми сопровождался выбор нового шаха, будет рассказано в следующей главе.
Глава 9Шах Сулейман I
О, свод небесный, в чем твой жалкий дар?
Показываешь фокусы, фигляр!..
Даришь престол и царскую столицу,
А то – позор, и горе, и темницу.
Свое добро беречь мы не должны.
Я обеднел, и дни мои черны.
Зачем родился я, зачем был молод,
Зачем познал сей жизни зной и холод?
Мы на земле страдаем без вины, —
Такую жизнь оплакать мы должны.
Что сердце, разум, чести голос гневный?
Постель из праха – вот итог плачевный!..
Нужно понимать, что и шахи, и султаны пытались обезопасить себя не только от происков сыновей, но и от происков тех, кто мог бы использовать потенциальных наследников престола в своих целях для того, чтобы править от их имени. Поэтому сын начинал представлять опасность для отца уже с момента своего появления на свет. В качестве «страховочной» меры шах Аббас II предпочел относительно гуманный османский вариант изоляции претендентов на престол, но несколько усовершенствовал его – если о существовании османских шехазде, изолированных в своих золотых клетках[171], всем было известно, то Аббас сумел утаить от общественности, в том числе и от большинства придворных, факт появления на свет своих сыновей Сам-мирзы и Хамзы-мирзы. В принципе, сделать это было несложно, поскольку шахский гарем был своего рода «закрытым городом», жившим по своим правилам в изоляции от внешнего мира.
Гаремы давно стали частью истории вместе с шахской властью, а о прошлом у людей часто создаются превратные представления. Не следует представлять гарем этакой обителью наслаждения, в которой постоянно царила праздничная атмосфера. Наслаждения, конечно же, имели место, но на деле гарем представлял собой женскую половину шахского дворца, в которой, помимо прекрасных наложниц жили многочисленные шахские родственницы, няньки-служанки, в том числе и состарившиеся, евнухи и дети. Вполне можно понять Аббаса II, который предпочитал устраивать пирушки в спокойствии собственных покоев, а не в шумной гаремной обстановке. Да и любовным наслаждениям шахи преимущественно предавались в своих покоях, куда евнухи доставляли им наложниц. Обычно в гарем правители удалялись тогда, когда хотели, чтобы их не беспокоили сановники, ведь кроме главного евнуха никто из «вершителей дел» в гарем войти не мог. А еще в гареме можно было прятаться от врагов, как это делал несчастный Хейдар-мирза, сын шаха Тахмаспа I. Расчет делался не столько на то, что враги не посмеют войти в гарем – если уж собрались убить шаха или мирзу, то посмеют, – сколько на возможность укрыться в бесконечном лабиринте коридоров и проходных комнат, в котором могли свободно ориентироваться лишь обитатели гарема, да и то не все.
Но давайте вернемся к тому, на чем закончилась предыдущая глава, – к смерти шаха Аббаса II, которого дурная болезнь разъедала изнутри на протяжении четырех лет. Сразу же после того, как шах покинул наш мир, высшие сановники собрались на совет, чтобы решить вопрос о престолонаследии. Великий визирь Мирза Мухаммед Караки пребывал в растерянности, поскольку не знал, что Аббас оставил после себя сыновей. О наличии преемников стало известно от евнухов. Семилетний Хамза-мирза был для сановников предпочтител