Увы, я вижу, болью отягченный,
Как мучается в яме заключенный.
Они скорбят, печаль их глубока,
И плачут, как весною облака.
Он смотрит безнадежно и тоскливо,
Трепещет, как беспомощная ива,
А мысль его в Иран устремлена,
Он произносит ближних имена.
Как облако в дождливую погоду,
Он смерти ждет, он рад ее приходу.
Но кто помочь несчастному готов?
Кто пленника избавит от оков?
Никто был не в силах избавить шаха Тахмаспа II от оков. Звезда Сефевидской династии окончательно закатилась, и вся дальнейшая ее история напоминала фарс.
Глава 12Шах Аббас III
И вырыл бес на том пути колодец,
Чтоб в западню попался полководец.
И ночь пришла, и царь арабский в сад
Направился, чтоб совершить обряд, —
Упал в колодец, насмерть он разбился,
Смиренный, в мир иной он удалился.
Так захватил венец и трон злодей —
Заххак, отцеубийца, враг людей.
Эта глава будет посвящена не младенцу на престоле, а тем событиям, которые сопровождали его условное «правление», ставшее предпоследней страницей в истории династии Сефевидов.
Сам собой напрашивается вопрос – зачем Надир-шаху (станем уже называть его именем, избранным по восшествии на престол)[198] понадобилось отречение шаха Тахмаспа II в пользу сына, которому не минуло и года? В чем тут был смысл? Неужели в высших кругах иранского общества не понимали, к чему идет дело?
Нет, вся иранская знать все прекрасно понимала, и в народе уже начали воспринимать Надира как правителя государства, но существовала определенная традиция правления Сефевидов, и открытое нарушение ее грозило определенными осложнениями. Не будем упускать из виду, что единый некогда Иран снова превратился в совокупность полусамостоятельных областей, чья лояльность престолу была весьма условной, как принято выражаться, «верность не простиралась дальше согласия». Характерной иллюстрацией к сказанному может послужить поведение гянджинского[199] беклярбека Зияд-оглы, происходившего из племени каджаров, на совете, собравшемся в марте 1736 года. «Надир-кули хан в Муганской степи созвал “курултай” с тем, чтобы решить вопрос престолонаследования в Иране… – пишет Мирза Джамал Джеваншир Карабаги[200] в “Истории Карабаха”. – Гянджинские ханы на муганском курултае тайно и явно, с исключительным старанием стремились к тому, чтобы никто, кроме сефевидов, не был бы царем, чтобы никто, кроме них, не воссел на престол». Гянджинское беклярбекство было одним из крупнейших в державе Сефевидов, и его правители сохраняли относительную самостоятельность, искусно используя сефевидско-османские противоречия и свое влияние в регионе. По восшествии на престол Надир-шах не осмелился учинить расправу с нелояльным беклярбеком и его присными, а ограничился тем, что вывел из состава Гянджинского беклярбекства несколько областей. Короче говоря, ситуация складывалась в пользу Надир-шаха, но складывалась она не настолько хорошо, как ему хотелось, вот и пришлось использовать шаха Аббаса Третьего в качестве «куклы на престоле».
Аббас-мирза родился в январе 1732 года и уже в сентябре того же года взошел на шахский престол (или, правильнее будет сказать, что его туда усадили, поскольку ходить самостоятельно он еще не мог). О матери Аббаса известно лишь то, что ее звали Шахпери бегим – традиционное имя для шахской наложницы[201]. За Аббасом не стояла никакая придворная группировка, но, как показывал случай с гянджинским беклярбеком, потенциальные сторонники у него имелись, как у законного сефевидского правителя. Но, разумеется, Аббасу изначально не было суждено дожить до совершеннолетия.
Недолгое пребывание шаха Аббаса на престоле было весьма насыщено событиями, но прежде чем перейти к ним, нужно вернуться немного назад – к последней войне между османами и сефевидами, которая началась в 1723 году при Тахмаспе II, когда османы вторглись в закавказские владения Сефевидов, заняли Восточную Армению с Восточной Грузией, а затем взяли Тебриз и дошли до Казвина, вынудив Тахмаспа бежать в мазендаранские горы. Мир Махмуд Хотаки пытался заключить с османами суннитский союз против шиитов, но для османов слабый сефевидский лев был гораздо предпочтительнее стаи афганских волков, и потому союз не сложился, в очередной раз подтвердив приоритет политических интересов над соображениями религиозного единства. После Казвина османы пошли на Исфахан, захватив по пути Хамадан, но брат и преемник Мир-Махмуда Мир Ашраф сумел разгромить их на подступах к столице. По мирному договору, который Мир Ашраф-шах заключил с Османской империей в сентябре 1727 года, к османам отошли северные и западные области бывшей Сефевидской державы, вплоть до Тегерана, а сам Мир Ашраф, под которым престол сильно шатался, признал себя османским вассалом. В который уже раз иранское государство было разорвано на части, и надо сказать спасибо Надир-шаху, выступившему в роли нового объединителя Ирана.
Выше уже было упомянуто о договоре, подписанном в начале 1732 года, по которому Россия возвращала Ирану свои недавние территориальные приобретения (по ряду причин эти земли так и не перешли под российский контроль). Развивая достигнутый успех, Надир-шах приступил к возвращению тех территорий, которые были захвачены османами. Положение Османской империи на тот момент было весьма сложным из-за множества внутренних противоречий и усиления давления со стороны европейских держав. Грозная в прошлом османская армия стала напоминать одряхлевшего льва, у которого от былой силы осталась только способность громко рычать. Янычары, некогда представлявшие собой главную опору османского престола, превратились в главную угрозу: за период с 1622 по 1730 год янычарами были свергнуты или убиты шесть султанов. Правивший в то время султан Махмуд I был усажен на престол янычарами, принудившими в 1730 году к отречению его дядю Ахмеда Третьего. Султан Махмуд понимал необходимость реорганизации армии, но при этом не желал для себя судьбы дяди-предшественника. Если сравнивать войска по качеству, то в этом смысле преимущество имел Надир-шах.
Для занятия престола Надир-шаху была насущно необходима слава объединителя государства. Тем, кто поднял державу из руин, прощается очень многое, вплоть до низкого происхождения. Враги Надир-шаха распускали о нем порочащие слухи, среди которых на первом месте стоял слух о том, что в молодости Надир занимался разбоем в Хорасане, хотя на самом деле он боролся с разбойниками. Среди кочевников, привыкших к весьма вольному обращению с чужим имуществом, разбой не считался большим грехом, а то и вообще воспринимался как проявление молодецкой доблести, но оседлое население относилось к разбойникам с понятной неприязнью… Хуже всего было то, что биография Надира, образно выражаясь, «висела перед глазами» людей, и он никак не мог подправить свое происхождение. Заодно у него хватало ума для того, чтобы не объявить себя потомком Кеянидов или еще каких-то древних правителей, подобно Малику Махмуду Систани – правитель может позволить, чтобы его ругали, но смеяться над ним не должны ни в коем случае. Правда, Надир породнился с домом Сефевидов через сестру Тахмаспа Разию бегим, но подобное родство возвышало не очень-то сильно. Легитимность Надира держалась лишь на саблях и копьях его воинов, но для правителя этого мало, правителю нужен сияющий ореол.
Султан Махмуд никак не мог ожидать от Надир-шаха столь быстрых действий по возвращению отнятых владений. Только-только одолел афганцев, только-только восстановил спокойствие в государстве – и вот уже начинает новую войну! Но у Надира не было другого выхода, ведь кандидатов в опекуны малолетнему шаху Аббасу имелось великое множество, и промедление означало поражение.
Мирный договор, подписанный с османами шахом Тахмаспом в 1732 году, совершенно не устраивал Надира, но этот гениальный, без преувеличения, человек, умел обращать в победы даже поражения. Во-первых, «самодеятельность» Тахмаспа дала повод к его смещению, во-вторых, сильно ударила по престижу захиревшего дома Сефевидов, ведь лавным достижением, главной заслугой сефевидских правителей считалось успешное противостояние османам.
Благодаря успешным действиям Надир-шаха, к концу 1735 года все недавно утраченные земли были возвращены, а вдобавок к этому шаху удалось усмирить дагестанских правителей, которые, по выражению одного из историков того времени, «кланялись Исфахану, но глядели при этом в сторону Стамбула». Правда, надо отметить, что Надир-шаху так и не удалось прочно утвердить свою власть над Дагестаном, но все же два похода, совершенные им в 1734 и 1735 годах, принесли определенные плоды, которые можно было преподнести в качестве еще одного достижения.
Шах Аббас тем временем беззаботно жил во дворце, окруженный няньками и евнухами, подобранными для него Надир-шахом. По поводу судьбы несчастного Аббаса можно сказать только одно: хорошо, что хоть первые четыре года своей короткой жизни он прожил в хороших условиях, окруженный заботой, пусть даже и неискренней, показной. До поры до времени Надир не оглашал своих планов (которые и так были всем ясны), и несколько раз заявлял во всеуслышанье, что старается ради светлого будущего шаха Аббаса, сопровождая эти слова положенным «да правит он вечно». Однако «вечное правление» Аббаса Третьего оказалось недолгим…
Осенью 1735 года Надир решил, что момент настал, и предложил своим сподвижникам провозгласить его новым шахом Ирана или, точнее, поручил им организовать провозглашение. Предложение было поддержано всеми, кроме Хасанали-бека Бестами, то ли грузина, то ли армянина, пользовавшегося большим доверием Надира. Когда Надир поинтересовался, почему Хасанали-бек не сказал ничего по поводу услышанного, тот ответил, что лучше было бы собрать всех представителей высшей знати на совет и получить от них согласие на правление Надира в «подписанном и скрепленном печатью виде». Надир признал, что Хасанали-бек прав: так выйдет хлопотнее, но спокойнее, и поручил своему секретарю Мирзе Мехди-хану Астарабади, автору известной «Истории сражений Надир-шаха», организовать созыв совета на обширной и плодородной Муганской равнине