Период от начала созыва совета до избрания Надира шахом стал самым напряженным и ответственным в жизни сокрушителя династии Сефевидов. Все былые достижения стали ставкой в игре, призом в которой был шахский престол. Хронисты не пишут о том, что происходило «в тени», но можно с уверенностью предположить, что, помимо рассылки приглашений, окружением Надир-шаха и им самим была проделана большая работа по обработке участников съезда. Предвыборных кампаний в те времена не проводили, но технологии обработки избирателей не меняются с древнейших времен точно так же, как остаются неизменными человеческие слабости.
Был ли у Надира риск проиграть эти «выборы»?
Риск есть всегда, недаром же говорится, что захлебнуться можно и тогда, когда пьешь воду из чаши. Но ни один наместник и ни один племенной вождь не могли по отдельности надеяться одолеть Надира, для победы нужно было выступить против него всем сообща, что было возможно лишь теоретически, но не практически. К тому же большинству представителей знати хотелось иметь во главе государства сильного правителя – сделав очередной виток, история Ирана пришла в ту точку, над которой было написано: «Сильный правитель – спокойная жизнь». После всего пережитого людям хотелось спокойствия и стабильности. Изгнание афганцев, усмирение непокорных и успешное противоборство с османами перевешивали на чашах весов низкое происхождение Надир-шаха. Кстати говоря, при избрании Надира шахом, состоявшемся в благоприятный день 8 марта 1736 года, среди прочих собравшихся присутствовал и османский посол Гянджали-паша.
Весьма любопытное описание церемонии избрания Надира шахом Ирана оставил армянский историк Абраам Ереванци в «Истории войн 1721–1736 годов»: «Здесь он [Надир] разослав людей, собрал всех правителей и вельмож персидских и на торжественном собрании выступил со следующей речью: “Ведомо ли вам ради чего я созвал вас? Вот который уже год я ради вас не выпускаю из руки меча и сумел изгнать из нашей страны врагов ваших – Османца, Москова, вырвав из рук все города нашего царства персидского, и сейчас, завершив все, я вернулся, явившись сюда. И вот после того, как покорил всех врагов и установил незыблемый мир, надлежит вам возвести на престол царя”.
Прослушав речь его, вельможи стояли молча (долгое время), так что он повторил трижды свою речь.
Тут двое из крупнейших вельмож в ответ ему вымолвили: “Благая, господин наш, речь твоя. Ежели такова воля твоя, нашего господина, приведи шаха Тахмаспа, посади его на престол свой, и будет он царем нашим”.
Разгневался Кули-хан на эти слова, дал приказ немедленно их казнить, и казнили их.
Повторив затем еще раз свою речь, он обратился (к присутствующим) с вопросом: “Что вы скажете на эти мои слова?”.
И так как все они были поражены ужасом, то они в один голос отвечали и трижды повторили: “Ты – наш царь”.
Тогда Кули-хан сказал: “Если воистину вы желаете возвести меня на престол, дайте мне в том вашу рукопись”.
И они все совместно написали и скрепили [печатью] грамоту о том, что “Кули-хан-де наш царь и нет у нас иного царя, кроме него”.
Вручили ему грамоту, устроили ему торжество воцарения, продолжавшееся много дней, и сделали его царем»[203].
Возможно, что Абраам Ереванци сгустил краски, описывая смущение собравшихся и немедленную казнь высказавшихся против (по сведениям из других источников, гянджинский бек лишился не жизни, а всего лишь части своих владений), но дух события передан точно – иранская знать была вынуждена передать Надиру шахский престол. «Вынуждена» – это наиболее подходящее слово к данному случаю.
«Уязвимым местом» Надир-шаха была его приверженность к суннизму. В нашем распоряжении нет достоверных данных о том, к какому течению он принадлежал от рождения. Вообще-то, афшары были кызылбашским шиитским племенем, но переселившиеся в Хорасан могли перейти в суннизм под влиянием местного населения. Надир-шах считал, что переход иранцев от шиизма к суннизму упрочит положение государства и поспособствует нормализации отношений с Османской империей, узбекскими ханствами и дагестанскими правителями. По замыслам Надир-шаха, отказавшиеся от шиизма иранцы должны были стать суннитами-джафаритами[204]. Шиитские улемы, рискнувшие выступать против смены веры, подвергались суровым репрессиям. Однако жизнь часто складывается не так, как угодно правителям, и, несмотря на все старания Надир-шаха, Иран так и остался шиитским.
После воцарения Надира четырехлетний Аббас был отправлен в Себзевар[205] к своему отцу, содержавшемуся под стражей в местной крепости. Напрашивается вопрос – почему Надир-шах сразу же не избавился от Тахмаспа и Аббаса, ведь, несмотря ни на что, они представляли потенциальную опасность? Причина в том, что убийство последних потомков чтимого в народе шейха Сефи ад-дина могло вызвать волнения, которые Надир-шаху были совершенно ни к чему.
То ли в 1739, то ли в 1740 году, короче говоря, незадолго до возвращения Надир-шаха из победоносного похода на Индию, итогом которого стало взятие и разграбление города Дели, столицы государства Великих Моголов, в Исфахане пошли слухи о смерти шаха. Эти слухи молниеносно распространились по всей стране. Мухаммед Хусейн-хан Каджар, которому была поручена охрана Тахмаспа и Аббаса, сообщил старшему сыну и «заместителю» шаха Резакули-мирзе о том, что опасается восстания тайных сторонников Сефевидов в Сабзеваре. Будучи истинным сыном своего решительного отца, Резакули-мирза приказал Хусейн-хану убить Тахмаспа и Аббаса. Согласно дошедшим до нас сведениям, Тахмасп был задушен, а Аббас пал от сабли Хусейн-хана. С их гибелью звезда Сефевидской династии закатилась окончательно.
Дальнейшие события показали, что Надир-шах поступил правильно, когда оставил Тахмаспа и Аббаса в живых. После того, как стало известно об их гибели, по стране прокатилась волна протеста. Волну удалось усмирить, но вернувшийся из похода Надир-шах выразил недовольство действиями своего сына (не только казнью низложенных шахов, но и другими). Жизнь Резакули-мирзы закончилась трагично – в 1743 году он был ослеплен по приказу отца.
Жестокие преследования шиитов, невыносимое налоговое бремя и развившаяся маниакальная подозрительность привели государство в критическое состояние, а самого Надир-шаха – к гибели от рук кызылбашей из своего окружения. Шах был убит в июне 1747 года, а престол перешел к его племяннику Аликули-хану Афшару.
Звезда дома Сефевидов закатилась в момент убийства Тахмаспа и Аббаса, но история династии на этом не закончилась.
Глава 13Шах Сулейман II и Шах Исмаил III
И будь то воин или шах Ирана,
Мы – дичь неисследимого аркана.
Наступит время, всех нас уведут
На некий Страшный на безвестный суд.
Длинна иль коротка дорога наша —
Для всех равно, – дана нам смерти чаша.
Как поразмыслить, то сейчас навзрыд
Оплакать всех живущих надлежит!
После того как в июне 1747 года был убит Надир-шах, иранская знать избрала новым шахом систанского беклярбека Аликули-мирзу, сына старшего брата Надир-шаха Ибрагим-хана. Аликули-мирза, воссевший на престол под именем Адил-шаха, ради спокойствия и стабильности решил истребить всех потомков Надир-шаха, и весьма преуспел в этом деле. Избежать смерти удалось только юному Шахрух-мирзе, сын Резакули-мирзы, который по династическим соображениям продолжения рода (у Адил-шаха не было сыновей) был заключен в темницу в Мешхеде. В середине 1748 года Адил-шаха сверг его старший брат Ибрагим-хан, а того, в свою очередь, сверг Шахрух-мирза, поддерживаемый хорасанскими эмирами. Шахрух-шах стал четвертым и последним правителем из династии Афшаридов.
В то время кади[206] Мешхеда и смотрителем гробницы имама Резы был Мир Сайид Мухаммед Мараши, сын почтенного сейида Мирзы Давуда и Шахбану бегим, дочери шаха Сулеймана-Сефи. Предводители шестнадцати курдских и тюркских племен сделали ставку на внука шаха Сулеймана, который изъявил желание править, точнее – желание восстановить законное правление дома Сефеви. Наследование власти и определение принадлежности к династии по материнской линии не было в обычае Сефевидов, но, как известно, нищему и арбуз – мясо[207]. За неимением потомков по мужской линии, которых усердно истребляли и сами сефевидские правители, и их враги, годился и потомок по женской линии. Заговорщикам удалось взять Шахруха под стражу, и в декабре 1749 года тридцатипятилетний Мир Сайид Мухаммед был провозглашен в Мешхеде шахиншахом. Он принял имя Сулейман в честь своего деда и стал шахом Сулейманом II.
Была ли у шаха Сулеймана возможность подчинить своей власти весь Иран? Определенно – была, поскольку в обществе сохранялось уважение к Сефевидам, а хорошо начавший Надир-хан закончил настолько плохо, что ненависть к нему автоматически переносилась на всех его преемников-афшаридов. Как говорится, «если бы в нужный момент ветер подул бы в правильную сторону, то корабль правления достиг бы берегов процветания». Но достичь берегов процветания было не суждено…
К чести шаха Сулеймана II нужно отметить, что, вопреки настойчивым советам своих сановников, он был против убийства или ослепления смещенного им Шахруха. Для того чтобы никто не смог бы причинить зла низложенному шаху, надзор за его содержанием был поручен эшикагаси-баши Мухаммедреза-беку, преданность которого не вызывала у Сулеймана никаких сомнений. Однако же придворным удалось осуществить свое намерение, когда шах Сулейман отправился на охоту. Великий визирь Миралам-хан пригласил к себе Мухаммедреза-бека для обсуждения дел, а тем временем другие сановники ослепили содержавшегося в шахском гареме Шахруха. По возвращении Сулейман пообещал наказать заговорщиков и сместил их с должностей, но спустя несколько дней вернул им свое расположение, поскольку нуждался в их поддержке. Впрочем, некоторые историки склонны усматривать во всем этом «тихое согласие» шаха Сулеймана, который желал обезопасить себя от возможных происков Шахруха, но не желал пятнать свою репутацию злодеянием, совершенным по отношению к пленнику.