Дипломатический талант – довольно редкий дар, а прямолинейность хороша для судей, но правителям она может сослужить плохую службу. Прямолинейность и отсутствие умения находить компромиссы в общении с вождями племен, было главным недостатком шаха Сулеймана II. Кроме того, желая увеличить свою популярность в народе, шах на три года освободил земледельцев от платы за землю, что вызвало недовольство крупных феодалов, сдававших участки в аренду. На вечный вопрос: «Кто важнее для правителя – народ или знать?» – нельзя дать однозначного ответа, поскольку все зависит от обстоятельств. При одних обстоятельствах расположение народа имеет наиважнейшее значение, но чаще всего вопросы правления решаются в кругу знати.
Если приближенные шаха Сулеймана II хотели нейтрализовать Шахруха, то им следовало его убить, поскольку для тех, кто стремился к власти (реальной власти), слепой Шахрух оказался более привлекательным, нежели зрячий. Молодой, но при этом совершенно не способный к правлению и постоянно нуждающийся в посторонней помощи шах – это же мечта любого узурпатора! К тому же у Шахруха имелся могущественный сторонник – предводитель крупного племени джалаир Юсуфали-хан. Их союз был скреплен родственными узами – Шахрух был женат на одной из дочерей Юсуфали-хана. Собственно, Сулеймана II удалось возвести на престол только потому, что Юсуфали-хана с его воинами на тот момент не было в Мешхеде – он «наводил порядок» в отдаленных местах, а когда вернулся, то был поставлен перед фактом и на время притих в ожидании удобного случая.
Случай представился уже в январе 1750 года, когда великий визирь Миралам-хан отбыл из Мешхеда на похороны своего родственника. Юсуфали-хан со своими воинами ворвался во дворец, схватил шаха Сулеймана и тут же приказал его ослепить. Сулеймана отправили в неприступную крепость Калат[208], единственную из крепостей, которая в свое время смогла выдержать осаду войск Тимура, а Шахруха вернули на престол.
Рассказывают, будто жена Шахруха обманула своего отца и других сторонников свергнутого шаха, сообщив им, что на самом деле Шахрух не был ослеплен, мол, когда обман раскрылся, было уже поздно что-либо менять, и Шахрух снова стал шахом. В правдивость этой истории верится с трудом, а точнее – совсем не верится, поскольку обманывать не было нужды, ведь слепой Шахрух устраивал Юсуфали-хана куда больше, чем зрячий.
Низложенный шах Сулейман умер в заключении в 1763 году в возрасте сорока восьми лет. Надо признать, что утрата зрения и тринадцать лет заключения далеко не в самых лучших условиях не стоили месяца пребывания на престоле. Или все же стоили? К сожалению, Сулеймана уже не спросить…
Что же касается Шахруха, то его пребывание на троне было неспокойным и закончилось печально: в 1795 году Хорасан захватил Ага-Мухаммед-хан Каджар, внук Фатхали-хана, некогда соперничавшего с Надир-шахом. Ага-Мухаммед-хан знал о том, что Шахрух хранит сокровище – большое количество драгоценных камней, оставшихся после Надир-шаха. Шестидесятилетний Шахрух даже под пытками не хотел говорить, где спрятаны сокровища, но когда ему начали лить на голову расплавленный свинец, все же рассказал.
Наше повествование подходит к концу – остался всего один правитель, подобно Сулейману II, связанный с домом Сефевидов по материнской линии.
Одному из придворных шаха Султана Хусейна, которого звали Мирза Мортеза, посчастливилось жениться на шахской дочери. Очень скоро счастье превратилось в несчастье, когда пришлось спасаться от афганцев. Но тем не менее Мирзе Мортезе и его жене удалось выжить и благополучно пережить правление Надир-шаха. У них родилось несколько дочерей и один сын, которого назвали Абу Торабом.
После смерти Надир-шаха на власть, помимо прочих, претендовали два влиятельных племенных вождя – Алимардан-хан Бахтиари и Карим-хан Зенд. Они заключили союз между собой и в мае 1750 года осадили Исфахан. Правитель Исфахана Абдулфатх-хан решил присоединиться к этому союзу и сдал город без сопротивления. Сложившийся «правящий триумвират» представлял собой могущественную силу, но ни один из ханов не мог взойти на престол, поскольку не обладал даже видимостью легитимности. Но тут, весьма удачно, под руку подвернулся семнадцатилетний Абу Тораб, которого в июне того же года провозгласили шахиншахом Исмаилом Третьим. Алимардан-хан стал при Исмаиле великим визирем, Карим-хан – сердаром, а Абдулфатх-хан остался правителем столицы.
Надо ли говорить о том, что «правящий триумвират» просуществовал недолго? Когда Керим-хан во главе войска отправился на завоевание иранских областей, Алимардан-хан убил Абдулфатх-хана и стал непосредственно править городом. Алчность его была велика, а поведение неосмотрительно – он обложил жителей Исфахана настолько высокими налогами, что вскоре те восстали, но вернувшийся в январе 1751 года Карим-хан быстро восстановил порядок.
Очень скоро между Алимардан-ханом и Карим-ханом проползла змея[209]. Дело дошло до сражения, в котором победил Карим-хан. Шах Исмаил, изначально находившийся под контролем Алимардан-хана, во время сражения сумел перебежать к Карим-хану. Карим-хан, во избежание неожиданностей, отправил шаха в южную крепость Абадан[210], которая считалась одной из самых неприступных, поскольку она со всех сторон окружена водой. Там, «в почетном плену», Исмаил провел остаток своей жизни. Умер он в 1773 году, в сорокалетнем возрасте.
Карим-хан Зенд не стал провозглашать себя шахом и правил как векиль ад-доулэ («уполномоченный государства») от имени шаха Исмаила Третьего. Надо отметить, что Карим-хан оказался хорошим правителем, при котором области, оказавшиеся под его властью, смогли залечить раны, нанесенные смутами, и достигли определенного процветания. Однако после смерти Карим-хана, наступившей в марте 1779 года, вновь вспыхнули междоусобицы, которые прекратились только к концу 1795 года стараниями Ага-Мухаммед-хан Каджара, основавшего новую правящую династию. Но это уже совсем другая история…
Что же касается шаха Исмаила Третьего, то преемника ему Карим-хан искать не стал, а просто не стал предавать огласке смерь шаха и тратиться на пышные похороны, и продолжал править по-прежнему, как векиль. Таким образом, 1773 год, когда скончался Исмаил III, стал годом окончательного завершения правления Сефевидской династии.
Начавшееся со славой закончилось бесславно. Увы, такова жизнь…
Послесловие
Я ныне властитель державы любви! Тоска и беда – вот визири мои…
Культура сефевидской эпохи многогранна, начиная с архитектурных новшеств и изысков, явленных миру при строительстве дворца Чехель-сотун, в котором Аббас Великий наслаждался отдыхом, и заканчивая уникальной керамикой, создаваемой иранскими мастерами на базе знаний, полученных из Китая. А чего стоит сефевидская живопись, развивавшаяся благодаря отсутствию запрета на изображение людей и животных в джафаритском мазхабе![211] По каждому из направлений написано множество книг, а из трудов, посвященных книжной миниатюре и каллиграфии сефевидской эпохи, можно составить целую библиотеку, но мы, в завершение нашего повествования, уделим немного внимания поэзии, столь милой сердцу основателя династии великого правителя и непревзойденного поэта Исмаила Хатаи.
Я ныне властитель державы любви!
Тоска и беда – вот визири мои.
В костях моих мозг, словно воск, растопился,
Огонь поселился в безумной крови!
Чертоги мои попирают Фортуну.
Я воин – меня не пугают бои!
Орел я, парящий над лезвием Кафа[212],
Завидуют песням моим соловьи.
Халладжа Мансура[213] веду на цепи я…
О мир! Хатаи властелином зови![214]
Поэтическим даром в той или иной степени владели все сефевидские правители. Собственно, у одних был дар, а у других – умение рифмовать строки, подбирая слова красиво и со смыслом. Каждый образованный человек того времени должен был уметь «на лету» создать хотя бы двустишие на тему текущего момента. На худой конец нужно было припомнить что-либо из классики… Тот, кто не владел словом в должной мере, не мог рассчитывать на признание в обществе, поэтому такому умению обучали даже будущих шахиншахов, владык подлунного мира (с «подлунным миром», конечно же, преувеличение, но даже Чингисхану, при всей его настойчивости, не удалось покорить все земные просторы).
У Исмаила Хатаи был продолжатель, достойный во всех отношениях, – Мухаммед ибн Сулейман, родившийся в 1494 году в Кербеле[215] и прославившийся под псевдонимом Физули[216]. «Я выбрал такой псевдоним ради того, чтобы не быть похожим на других поэтов, – объяснял Физули. – Во‐первых, я хочу быть единственным среди моих современников, и такую возможность обеспечил мне мой псевдоним. Во‐вторых, я имею склонность к изучению наук и это отражено в моем псевдониме, поскольку “физули” указывает на “фазл”[217]. Кроме того, в народе этим словом именуют идущих своим путем, против приличий, правил и традиций».
Жемчужиной творчества Физули считается поэма «Лейли и Меджнун», в основу которой легло старинное арабское предание о влюбленных, которым не суждено было изведать счастья в полной мере. На Востоке один и тот же сюжет использовался различными авторами, и никто не видел в этом ничего плохого, ведь из одних и тех же камней можно возвести и дворец, и убогое жилище. Физули возвел «дворец», который затмил своим величием тот, что был создан в конце XII века Низами Гянджеви. Если Низами было угодно сделать Лейли и Меджнуна своими современниками, то Физули оставил своих героев Аравии, но протянул к прошлому связующую нить, наполнив свое творение современными ему лирическими мотивами.